Читать книгу 📗 "Бывшие. Папина копия (СИ) - Ви Чарли"

Это в идеале.

Но чаще всего я видела, что вместо того, чтобы набираться опыта, становиться мудрее многие люди застревают в каких-то своих травмах, не пытаясь с ними разобраться.

Какая травма была у моей мамы? Я не знала.

Она мало рассказывала о себе и своём детстве, но я была уверена, что вся её злоба шла оттуда. Получается это как цепная реакция. Бабушка воспитала такой маму, мама воспитала меня. А я получается, так же должна была воспитывать Алёну. В строгости, и с постоянными запретами. Но я для себя решила, что на мне всё остановится. Не хочу продолжать цепную реакцию злобы. Моя девочка вырастет счастливой. А маме придётся смириться с одиночеством, раз она не смогла побороть свою ненависть. Да и вряд ли она пыталась.

С такими мыслями я домываю посуду, потом иду мыть Алёну и укладывать спать. Мы читаем книгу вместе с ней. Вернее, она пытается читать, а я просто слушаю и подсказываю. Опять же погружаясь в воспоминания.

Когда я училась читать, за каждую ошибку получала подзатыльник. И фразу «ты что тупая?»

Обидно было сильно. Хотелось плакать, но я знал, что за слёзы мама вообще может обозвать меня плаксой и уйти. И я снова и снова читала, чтобы сделать всё идеально. Идеально прочитать, идеально заправить кровать, без складочек и морщин на покрывале, идеально учиться, идеально убираться.

– Ой, мама, какое красивое у тебя кольцо, – восхищается Алёна, разглядывая мою руку.

– Угу, – отзываюсь я. – Красивое. Самой нравится.

– Это папа тебе подарил?

Я киваю и целую её в макушку.

– Спи, давай, любопытная. Спи.

Она не спит, вертится долго, будто чувствует моё волнение. Засыпает уже в двенадцатом часу.

И я лежу, глядя в потолок, представляю, как там в комнате лежит Артём. И мне так много хочется ему сказать. А ещё больше хочется, чтобы он обнял меня и просто был рядом.

В голове тут же включается мамин голос: «Ты отдалась ему как шлюха подзаборная. Разве этому я тебя учила? Ты подумай, что люди скажут».

Сколько бы я ни пыталась вытравить её голос из своего сознания, никак не получается. Только рядом с Артёмом она замолкает. Будто боится его. А может, это мои мозги рядом с ним отключаются.

Снова смотрю на Алёну, как она, раскинувшись звёздочкой, спит так сладко. Медленно выползаю из-под её руки и иду к двери. Не знаю, зачем я это делаю. Рассудок говорит, что это неправильно, а вот интуиция и сердце требуют так поступить.

Выхожу в коридор. Приближаюсь к двери в его спальню. И замерев на секунду, берусь за ручку и открываю дверь. В его комнате темно, только свет из окна освещает его фигуру на кровати. Он лежит в трусах, смотрит на меня удивлённо.

– Что случилось, Ник? – спрашивает тихо. – С Алёной что-то?

Качаю головой и бесшумно подхожу к его кровати. И он, кажется, всё понимает, зачем я пришла. Садится на кровать и обнимет меня за талию, упирается лбом в мою грудь.

– Уверена? – спрашивает меня.

– Да, выдыхаю.

Его руки уже скользят по моим голым ногам, поднимаются выше к бёдрам, задирая ночнушку. Поднимает голову и смотрит мне в глаза.

– Тогда поцелуй меня. Сама.

Глава 27

Я наклоняюсь и целую его. Сначала это просто прикосновение.

Неуверенное, робкое. В груди всё замирает. Губы у Артёма мягкие, нежные, он отвечает, и я жду, что он возьмёт всё в свои руки, как всегда. Но нет.

Он неподвижен, лишь его губы продолжают мягко отвечать моим, терпеливые, принимающие. Он даёт мне время, позволяет быть главной, чтобы я не боялась, чтобы расслабилась.

И я забываюсь. Робость тает, как утренний туман, сменяясь жаром, который разливается по всему телу – от кончиков пальцев до самых пят. Я глубже целую его, чувствуя вкус его губ – чуть горьковатый от кофе. Слышу его тихий, сдавленный вздох, когда я слегка прикусываю его нижнюю губу.

Мои пальцы впиваются в его плечи, чувствую под кожей твёрдые мышцы. Давно хотела так сделать, но не позволяла себе даже мечтать. А теперь он вплотную ко мне, и я могу без зазрения совести трогать его, гладить. Почему-то эта мысль доставляет удовольствие.

Его руки скользят по моим ногам, поднимаются выше. Шершавые ладони обжигают нежную кожу моих бёдер. Он берёт край моей ночнушки и медленно задирает её.

Я на секунду прерываю поцелуй, поднимаю руки, и ткань уплывает куда-то в темноту, над моей головой, оставляя меня наедине с его взглядом.

Теперь я стою перед ним почти голая, только в тонких кружевных трусиках. Дрожь нетерпения пробирает словно озноб. Лунный свет серебрит кожу, скользит по изгибам талии, касается груди и затвердевших сосков, которые торчат вверх.

Он смотрит на меня таким взглядом – полным голода и нежности, что у меня перехватывает дыхание. Он тянется ко мне, не вставая с кровати, обнимает за талию, и его большие, тёплые ладони скользят по моей спине. Гладят, согревают, впитывая дрожь, что бежит по моей коже. Он наклоняется, и его губы касаются моей груди – влажные, горячие. Я запрокидываю голову, открывая ему больше себя, и он другой рукой обхватывает правую грудь. Ласкает языком, оставляя влажный, горячий след. Потом – к другой груди переходит.

Его губы находят сосок. Сначала просто касаются, обдают тёплым дыханием, заставляя его набухнуть и затвердеть в ожидании. И когда он обхватывает его губами, и по моему телу пробегает долгий, сладостный разряд, заставляя меня выгнуться и тихо застонать.

Он ласкает его языком – то нежно и круговыми движениями, то более интенсивно, и волны удовольствия растекаются от груди глубоко в низ живота, заставляя его сжиматься в предвкушении. Я уже просто отдаюсь ощущениям, держась за его голову, теряя себя в этом водовороте.

Он легко, почти без усилий, подхватывает меня и укладывает на прохладные простыни. Он нависает сверху, и его поцелуи снова кочуют по моему телу – шея, ключица, грудь, чувствительная кожа на животе.

Каждое прикосновение его губ, каждое движение языка – это новый всплеск огня, заставляющий моё сердце колотиться в бешеном ритме. Он снова ласкает мои соски, уже влажными от его поцелуев, и я выгибаюсь, тихий стон вырывается из груди. Я теряя связь с реальностью. Всё моё сознание сосредотачивается на его прикосновениях, и его дыхании, которое смешивается с моим.

Он возвращается к моим губам, целует меня глубоко и жадно, до такой степени, что в голове не остаётся ни единой мысли. Отрывается от моих губ и встаёт на колени между моих ног.

Его пальцы зацепляются за тонкие кружевные края моих трусиков и медленно, с мучительной нежностью, стягивают их вниз по моим бёдрам. Следом он сбрасывает и свои боксеры. Я вижу его – сильного, возбуждённого, целиком моего в лунном свете.

Он опускается на меня, и я чувствую, как он упирается в моё лоно. Медленно, неотрывно глядя мне в глаза, он входит, заполняя меня полностью, до самых глубин. Замирает, давая мне привыкнуть к этому чувству полноты, к этому ощущению, что мы стали одним целым. Наши взгляды встречаются. В его глазах – тёмная, пьянящая буря, а в моей голове – ни одной связной мысли, только белое, горячее ничто и всепоглощающее, животное желание, чтобы он двигался.

И я сама, не в силах больше терпеть это сладкое напряжение, подаюсь ему навстречу бёдрами, принимая его ещё глубже.

Это срывает его с места, ломает последние преграды сдержанности. Он начинает двигаться. Сначала медленно покачиваясь, позволяя мне прочувствовать каждый миллиметр его внутри себя. Мы смотрим друг другу в глаза. Зрачки у Артёма расширены, вены на шее напряжены. С каждым толчком ритм ускоряется, становится более настойчивым, жёстче, увереннее, врезаясь в самую глубину, в меня.

Я обнимаю его за спину, цепляюсь, впиваюсь пальцами в его напряжённые мышцы, из груди хриплые стоны вырываются в такт его движениям, и каждый, кажется, подстёгивает его ещё сильнее.

Мир исчез, осталась только эта кровать, его тело, тяжёлое и горячее на мне, и это нарастающее, неумолимое напряжение внизу живота, которое вот-вот разорвёт меня на части, чтобы родить заново.