Читать книгу 📗 "Развод. Мусор вынес себя сам (СИ) - Шевцова Каролина"
Но не выходит. Когда Дава говорит, его голос становится глубже, в нем появляется та самая страсть, которую я слышала, когда мы беседовали о книгах, о Грузии, о жизни.
- Еда никогда не бывает просто едой. Как музыка не может быть набором звуков, а танец – дерганьем в такт. Это всегда история. Вы, как мастер рассказывать истории, должны меня понять.
И он начинает рассказывать. О хачапури как о теплых объятиях, о сациви как о тайне, запечатанной в ореховом соусе, о хинкали, в которых отражается вся суть грузин – простых с виду, но таких ярких, самобытных внутри. Он говорит о руках своей бабушки, которая с такой любовью готовила лобио. О горах. О солнце.
Я улыбаюсь, а на душе так паршиво. Он говорит с Никой Зельбер и делает это с тем же огнем, с той же нежностью и уважением, с какими говорил со мной, Анисой. И эта мысль ранит сильнее, чем, если бы он вел себя нагло или высокомерно. Потому что это значит, что его характер, его глубина – не исключение, сделанное только для меня. Аниса не уникальна. Он так же искренен с той, кого считает «мастером рассказывать истории» в жанре, который он, как я знаю, даже не читает.
Мне нужно успокоиться. Вернуть беседу в деловое руслу. Сейчас. Сдвигаю бокал с водой, заставляю себя встретиться с ним взглядом.
- Была удивлена получить ваше письмо, Давид. Мы ведь оба понимаем, что моя литература и то, что продвигаете вы – это два разных полюса.
Он мягко кивает, не отрицая.
- Вы правы. Но я не мог сдержаться и не встретиться с вами. В наших кругах только о вас и говорят.
- Люди вечно что-то болтают, неужели вы их слушаете? - отмахиваюсь, стараясь вложить в голос всю презрительность, на которую только способна. Получается стервозно.
- Вы правы, - он хмурится, заметив перемену в моем тоне. - Я и сам так думал. Но потом я услышал, с каким жаром о вас рассказывает моя подчиненная, и решил, что должен лично вас увидеть.
Подчиненная.
Воздух в зале кристаллизируется, застывает, отчего мне больше не вдохнуть. Вся моя легенда, тщательно выстроенный образ вот-вот будут разоблачены, потому что я не могу держать своих настоящих эмоций!
Он назвал меня подчиненной. Дыши, Аниса. Просто дыши. И улыбайся, змеиной гаденькой улыбкой. Пусть убедится, что все, что Аниса сказала – правда.
- И как? - с трудом выдавливаю я, заставляя уголки губ растянуться в хищном оскале. - Хоть половина сплетен, которые распускают обо мне, соответствуют реальности?
- Не знаю, - Дава наклоняется чуть ближе, его глаза по-прежнему светятся искренним интересом. - Но готов проверить. Расскажите о себе. Я много говорил про еду. А какое блюдо вам готовила ваша мама в детстве чаще всего?
- Что?! - я застываю, раскрыв рот.
- Ничего. Точнее – все. Что маленькая Ника любила есть в детстве? Это расскажет о вас куда больше всех ваших интервью.
Паника. Мы с Раей продумали все – вкусы, манеры, даже фальшивые факты биографии. Но не это. Кто вообще спрашивает о таком на деловой встрече?
- Ничего не любила, - лгу я, чувствуя, как горит лицо.
- Не может быть. Хотите, угадаю? Это блины?
В голове само собой всплывает воспоминание. Блины мама жарить не умела, у нее получались подгорелые лепешки, которые мы с папой все равно уплетали за обе щеки. А еще щи, наваристые, с кислой капустой...
- Хлеб с маслом и сахаром, - вдруг вырывается у меня помимо воли. - И рассол из банки.
Дивид смеется:
- Уважаю. Особенно за рассол. Знаете, эта молодежь придумывает много чего интересного. Научились делать квас, обозвали «комбучей» и продают за большие деньги. Я вот все жду, когда кто-нибудь станет продавать помидорный рассол в модных стеклянных бутылочках.
- А давайте сами создадим такой бизнес? - неожиданно для себя предлагаю я, и смеюсь вместе с Давидом. Не как стерва из сериалов, а как я – настоящая.
- А давайте, - он подхватывает мою шутку, в его глазах - одобрение. - Только чтобы стать деловыми партнерами, нужно получше узнать друг друга. Под какую песню вы танцевали на выпускном в школе?
Мозг лихорадочно ищет ответ. Черт, это было так давно, что я уже и не помню. Что-то лирическое, что-то такое, чего сейчас не ставят на радио.
- Под «Атлантиду», – вырывается первое, что приходит на ум.
- Киркорова? Хорошая песня, знаю такую, - кивает Давид легко. - Тогда следующий вопрос: какого цвета занавески у вас на кухне?
- Оранжевые, - выдыхаю, представляя яркую, как коробка с леденцами, кухню Раи.
- Любимый город?
- Москва, - отвечаю почти автоматически, и это чистая правда.
- Любимая книга?
- Анна... - открываю рот, готовая произнести «Каренина», но просто не успеваю. Потому что меня перебивает другой голос, знакомый и до зубного скрежета противный.
- Давид, Ника? Какая встреча.
Поднимаю глаза и вижу его. Моего бывшего мужа. А рядом, вцепившись в него, как мартышка в бабуина, блаженно улыбается Лиза Бернадская.
- Не против, если мы присоединимся к вам на ужин? – произносит он, и его взгляд останавливается на мне.
Все внутри меня замирает при виде Бори. Перевожу взгляд на Давида, мысленно ища в нем защиту, а тот… даже бровью не ведет. Большой холодный камень. Лишь на долю секунды в его взгляде мелькает странная брезгливость, будто он увидел что-то не слишком приятное, но ожидаемое.
- Борис! Какая неожиданность.
- Надеюсь, приятная, - ухмыляется Самойлов. И повернувшись в сторону Бернадской, просит: - Лиз, перенеси, пожалуйста, тарелки сюда. По лицу Лизы видно, насколько ей неприятна эта просьба. Но она не успевает ничего сказать, Давид все берет под свой контроль. Легким движением отодвигает свободный стул, освобождая место для дамы и поднимает руку, чтобы привлечь внимание официанта. - Прошу, присоединяйтесь. Официант, будьте так добры, перенесите заказ наших друзей с того стола к нам. Ни грамма спешки, ни толики суеты. Давид ведет себя как хозяин, принимающий не самых желанных, но терпимых гостей. Рядом с его ледяным спокойствием Боря кажется щенком, с придурковатым выражением на морде и вечно высунутым языком. Самойлов поправляет пиджак, покашливает, глаза его бегают от меня к Лизе, и он весь он так напряжен, что хочется стукнуть бывшего по спине и сказать, как в Нашей Раше:
- Не очкуй, Славик!
Но молчу. Даже голос не подаю, просто наблюдая, чем все закончится.
Боря сдается первым, не выдерживает паузы:
- Не знал, что Ника Зельбер и Давид Беридзе работают вместе. Он ставит ударение на слове «работают», и говорит так, будто застал нас за чем-то постыдным. Против воли хочется оправдаться. Мол, это не то, что ты подумал.
Но Давид не ведется на провокацию
- А мы и не работаем, - пожимает он плечами. - Это личная встреча.
Я вижу, как лицо Бори обвисает. Глаза, еще секунду назад полные голодного, злого любопытства, тухнут, и сам он становится похож на ребенка, у которого отняли самую яркую игрушку. Не могу удержаться и добиваю бывшенького. Моя рука ложится поверх ладони Давида, я нежно сжимаю его пальцы и демонстративно, качаю головой. Мол, это наша тайна, Дава. Не надо им всего знать. Месть моя сладка, как самая вкусная конфета. Маска. Или каракум. Боря, нервно сглатывает, и не сводит глаз с наших с Давидом рук. Понимаю, что злорадство никого не красит, но хочется еще и плечом о Даву потереться, как кошка, которая метит территорию. Но это лишнее. Не стоит сил для одного и просто непорядочно для другого.
Побаловались и хватит. Убираю руку обратно и даже отсюда слышу, как с шумом выдыхает Борис. - Ника, позвольте порекомендовать вам коктейли, – начинает он, и его голос звучит фальшиво бодро. - Я здесь частый гость, место хоть и моложеное, но и мы стараемся не отставать, правда, Дав? - он бросает взгляд на Давида, который подняв бровь, наблюдает за коллегой.
- Не знаю, я здесь впервые, и, наверное, больше не вернусь. Мне ближе другой формат заведений, - спокойно бросает он. Напряжение за столом пытается снять Самойлов. Шутит, плоско и неуместно. Нервно поправляет галстук, когда даже Бернадская перестает стоить из себя вежливую и хихикать.