Читать книгу 📗 "Предавший однажды (СИ) - Шнайдер Анна"
— Зачем? — выдохнула я, не понимая, зачем признаваться в подобном. — Можно было промолчать.
— Надюш, — Ромка прикрыл глаза и, тяжело вздохнув, пояснил: — Лена — не обычный человек. Не надо оценивать её так же, как остальных. Она психически нестабильна. Это наследственное — как я впоследствии выяснил, в их семье отклонения были не только у сестры её матери. Лена призналась в измене, чтобы сделать мне больно. Ей вообще нравится делать больно, нравится жить среди боли. Потом она всегда приходит в себя, жалеет, извиняется, и понимаешь — собственно, она не виновата в том, что всё вот так криво у неё. И не со зла она это делает, а потому что больна психически. В одном мне повезло — на детей это не распространяется… И мать она хорошая, и Лёшка, и Илья её любят.
— Тогда почему ты… боишься за них? — уточнила я осторожно. Мне было жутко от всей этой истории, не верилось, что так вообще можно жить…
— Потому что Лена может сделать что-то плохое не осознавая последствий. Она часто не анализирует, и если злится — может, например, кинуть в тебя утюгом. Да, это реальный случай, только попала она не в меня, а в шкаф с посудой. Сразу опомнилась и после этого пару месяцев ходила шёлковая, но сам факт…
Ромка замолчал, и я, чувствуя, что он вот-вот встанет и уйдёт, торопясь на свою электричку — хотя не уверена, что он на неё уже не опоздал, — быстро спросила:
— Ты решил разводиться из-за меня?
Почему-то мне было важно услышать ответ.
— Нет, — ответил он честно, серьёзно посмотрев на меня. — Я просто больше не могу. Ещё немного — и я сам в петлю полезу. И прости, Надюш, но я не верю, что ты разведёшься… несмотря ни на что, не верю. Но для себя я принял решение. Хочу хотя бы старость встретить в тишине и покое. — Ромка взял меня за руку и встал со скамейки. Посмотрел на моё лицо, вздохнул и, покачав головой, произнёс: — Прости меня за этот рассказ.
70
Надежда
Не зря говорят: «Лучше бы я ничего не знала». И это была моя первая мысль, когда Ромка отправился на вокзал, а я поехала дальше — домой.
Нет, я понимала, что узнать я должна была. Особенно теперь, после случившегося утром в офисе. Думаю, только из-за этого Ромка и раскололся… А если бы не наш откровенный поцелуй со всеми остальными вытекающими, он бы предпочёл молчание. И я теперь как никогда хорошо понимала — почему.
Кому приятно рассказывать о подобном?
Нет, даже не так — кто бы стал рассказывать? Впрочем, можно задать и другой вопрос: кто вообще способен жить так, как жил Ромка, пару десятилетий? Говоря откровенно: большинство людей бы плюнули на будущее своих детей, понадеявшись, что никого эта шантажистка не убьёт, и свалили прочь. Потому что, как сказал Сеня: «Я эгоист».
Я нервно рассмеялась, представив, что ещё сказал бы Семён, если бы услышал то, что поведал мне Ромка. Думаю, в его реакции было бы много матерных слов… Очень много. И откровенное: «Ну зачем, Ромка?!»
Я понимала зачем. Точнее, почему.
Потому что когда-то он всё-таки любил свою жену. Свою Ленку, весёлую и смешливую девчонку, с которой захотел создать семью.
Потому что она не была виновата в своей болезни. Несмотря ни на что, пока Ромка рассказывал, я чувствовала — он жалеет её.
Потому что такому человеку, как Ромка, было совестно бросить на произвол судьбы женщину, за которую ты взял ответственность перед ликом Бога.
Потому что страшно за детей.
Потому что невозможно оставить их одних с такой матерью.
Много, много разных почему…
Но ни одной причины быть счастливым. Собственно, Ромка и не был, посвятив себя игре в семью и борьбе с чужой болезнью.
Да, теперь я как никогда понимала, почему Ромка не нашёл в себе сил уволиться… и лишить себя маленькой радости: просто видеть меня каждый день.
71
Роман
На электричку он еле успел. Запрыгнул в вагон в последний момент, силой раздвинув тяжёлые двери, и замер под осуждающим взглядом молодой женщины, стоявшей в тамбуре. Роман знал, о чём она думает: зачем рисковать, если можно подождать следующую электричку? Разве стоят двадцать минут ожидания возможности покалечиться?
Иногда всё-таки стоят.
Сейчас ему лучше не опаздывать. Лена привыкла, что он приезжает в определённое время, и каждый раз, когда Роман задерживался — обычно по независящим от него обстоятельствам, — начинала психовать. Она психовала всегда, если что-то происходило не по плану, если возникали какие-то проволочки или неприятности, и своей негативной реакцией действовала на Романа удручающе.
Женщина прошла в вагон, села на свободное сиденье с краю, а Роман, оставшись в тамбуре и встав возле дверей с мутным заляпанным стеклом, принялся смотреть, как мелькают снаружи огни вечернего города, бело-серо-чёрный мартовский снег, мусор вдоль рельсов, электрички, мчащиеся в обратную сторону, и думал.
Разве можно за десять минут рассказать почти всю свою жизнь? Он попытался, но на самом деле не сказал слишком многое для того, чтобы картина у Нади была полной. Впрочем, со временем она всё узнает. Если, конечно, действительно разведётся, а не попадёт в ту же ловушку, что и он, каждый день думая — может, ещё подождать? Может, всё наладится? Было ведь когда-то хорошо. Да, настолько давно, что почти не веришь — думаешь: вдруг приснилось? — но было. И любовь была, и надежды, и желание встретить старость именно с этим человеком. Куда всё ушло?
Роману давно ничего не хотелось, кроме одного — чтобы его жизнь поскорее кончилась. И, будь он менее верующим человеком или любя сыновей не настолько сильно, давно бы разрешил эту дилемму — и пусть Лена сама разбирается со всеми проблемами.
Да, он не сказал Наде многого. Не сообщил, как сильно когда-то был влюблён в будущую жену, как радовался взаимности, как думал, что нашёл своего человека. Роману казалось, что она, весёлая и взрывная, идеально дополняет его — спокойного и обстоятельного. «Газ и тормоз» — так шутили про них. Теперь всё было наоборот — он бесконечно газовал, желая уйти от Лены, а она постоянно его тормозила. Так или иначе, но тормозила обязательно.
Роман не рассказал Наде, как Лену любила — нет, даже обожала — его мать, как умоляла его не сердиться на девочку, говорила, что Лена не виновата — наследственность, чтоб её. Он и сам всегда так думал… До недавнего времени.
И несмотря на то, что уход матери причинил ему огромную боль — выросший в неполной семье из-за ранней смерти отца, Роман относился к маме с большой любовью и уважением, — теперь он думал: хорошо, что она не дожила до его решения о разводе. Не приняла бы она этого решения, не одобрила. Мама была человеком старой закалки и считала: раз женился — терпи.
Он и терпел. Слишком много «аргументов» было против развода. Их все перечеркнуло совсем даже не чувство к Наде — как Роман полагал до недавних времён, безответное, — а одно краткое голосовое сообщение.
Он периодически проверял мессенджер жены, опасаясь, что её могут задурить какие-нибудь мошенники. Лена всегда была легковерной и много раз тратила огромные суммы на гадания, гороскопы и прочую хиромантию. Что-то она Роману даже рассказывала потом — типа что он её суженый, другого не будет. Вот уж в чём он не сомневался и безо всяких гаданий… Кому захочется иметь дело с несдержанной, безумно ревнивой женщиной, которой необходимо пить дорогостоящие таблетки, а ещё иногда лежать в специализированных клиниках? Такое можно терпеть только по большой любви — или хотя бы в память о большой любви, как было у Романа.
В тот день он не увидел в мессенджере Лены ничего подозрительного — однако она полдня переговаривалась голосовыми сообщениями со своей знакомой, которую встретила полгода назад в фитнес-клубе, — и он на всякий случай прослушал парочку, чтобы убедиться, что девчонки не обсуждают ничего общественно опасного.
И обалдел.
«Ну что ты, Галя, — говорила Лена, посмеиваясь, — женщина должна быть беспомощной. Если бы мой муж знал, что я зачастую нарочно плохо себя веду, он бы меня давно бросил. Ромка остаётся со мной, потому что уверен: я без него пропаду, я же психическая. Ну, диагноз у меня и правда есть, но не так страшен чёрт, как говорится… Однако, если я перестану чудить, он же сбежит, а я этого не хочу».
