Читать книгу 📗 "Крик тишины (ЛП) - Уиллинк Дакота"

Достаю телефон из кармана, хочу набрать Вэл и спросить, не хочет ли она прогуляться в предстоящие выходные. Но, глядя на экран, вдруг осознаю…

У меня даже нет ее чертового номера. Смотрю на Мейси и говорю, нахмурившись:

— Ну, девочка… похоже, нам предстоит нелегкая работа.

Часть 5

Рожденная заново

Глава 21

Итан

Цинциннати, Огайо

Шесть месяцев спустя

Хватаю деревянную лопатку, которая когда-то доставляла мне столько удовольствия, и смотрю на окровавленное голое тело моей прекрасной доминатрикс. Безжизненное тело Синтии лежит неподвижно, кровь из ее ран пачкает девственно белый ковер моей квартиры на 4-й Западной улице.

Она не умерла – по крайней мере, пока.

— Это твоя вина, — выплевываю я. — Не нужно было задавать столько вопросов.

«Что случилось с твоей женой, Итан? Никто не видел ее уже несколько месяцев. Комиссар спрашивал меня о ней. Зачем ему знать, где она?»

Пошла она на хуй – что, собственно и произошло – и пошел нахуй этот некомпетентный, мой-папочка-нашел-мне-работу комиссар полиции Грейсон.

Почему их волнует, где Джианна? Особенно Синтию. Она моя любовница и не должна интересоваться моей девочкой.

Столько чертовых вопросов…

Что и привело к этому.

Качаю головой.

Так обидно. Рассчитывал, что у меня будет немного больше времени.

Цветочный аромат «Chantilly» все еще витает в воздухе, когда я бросаю лопатку на пол рядом с головой Синтии. В комнате наконец-то воцарилась мирная тишина – резкий контраст с тем, что было всего несколько мгновений назад. Конечно, она кричала – они всегда кричат.

Не стоит получать от этого удовольствие.

Но я наслаждался ее болью не меньше, чем ее телом.

Неважно, как громко она звала на помощь. Никто не мог ее услышать, пока мы были в этой комнате. Моя мать позаботилась об этом много лет назад, когда мы переехали сюда после того злополучного инцидента с Дженни в Солт-Лейк-Сити. Оглядываясь на белые звуконепроницаемые стены, я почти могу представить себе свою мать, стоящую у двери и грозящую мне пальцем.

«Плачь и кричи сколько хочешь, мой мальчик. Никто тебя не услышит. Только Он может услышать».

Потом она уходила, и я оставался один.

Впервые я попал в Белую комнату восемнадцатилетним подростком. Задолго до того, как оказался здесь, моя мать пыталась приобщить меня к святым писаниям, но я был слишком юн и упрям, чтобы по-настоящему понять. Влияние общества было сильным – так же, как и страсть, которую я испытывал к милой, молодой Дженни.

— Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем, — опережаю маму, цитируя Евангелие от Матфея, как она меня и учила. Искушения, полные похоти, испытываемые к Дженни, были сильны, а мое сопротивление – слабым. Но мама не прислушалась к моим предостережениям. Вместо этого она посоветовала мне избегать девочку и сосредоточиться на уроках.

Но я не послушал – было уже слишком поздно. Похоть накинула поводок на мою шею, заставив взять то, чего я отчаянно хотел.

А потом юная Дженни умерла.

Ее родители хотели отомстить неизвестному мужчине, который осквернил и убил их шестнадцатилетнюю дочь. Я хотел покаяться и сдаться властям, но моя мать не позволила. Вместо этого мы уехали из нашего дома в Солт-Лейк-Сити и начали новую жизнь в Цинциннати. Она сказала, что мои желания – это результат коррупции, которая присутствует на всех уровнях общества, – последствие власти и жадности. Единственный способ избежать этого и полностью принять Его – Белая комната.

Вот куда она меня отправила.

Через два года после того, как я впервые вошел в Белую комнату, я, наконец, начал понимать уроки моей матери и больше никогда не был по-настоящему один. Он всегда был со мной – в комнате без окон, где все было белым. Белое одеяло, покрывало, белый двухместный матрас. В углу стоял белый комод с ящиками, полными белых простыней, а на нем в аккуратный ряд выстроились священные книги в белых обложках. Там были белые лампы с ярким белым светом.

Такой яркий. Всё. Блядское. Время.

Белый ковер.

На стенах висели белые рамы без картин.

Белые резиновые звенья цепей и скобы.

Моя мать любила белый цвет. Она говорила, что он символизирует чистоту и невинность, которых ее лишили. Единственное, что теперь портило все это белое великолепие, – тело Синтии.

— О, Синтия, мама будет недовольна.

Бросаю последний взгляд на ее изуродованное лицо, прежде чем закрыть белую дверь. Нужно убить ее сейчас и покончить с этим, но я не могу. Пока не готов. Если бы я знал, что из-за нее будут проблемы, то спланировал бы всё совсем иначе. Теперь мне нужно отправиться в Эйвондейл, чтобы достать то, что необходимо. Мне просто нужно поторопиться и убедиться, что я вернусь до того, как она проснется.

Иду по коридору к входной двери. Зашнуровываю пару Martens, хватаю ключи с маленького столика у двери и направляюсь к лифту, который должен доставить меня в вестибюль. Когда металлические двери лифта открываются, сталкиваюсь лицом к лицу с мистером Бродериком, жильцом со второго этажа. Он на мгновение прищуривается, прежде чем широко улыбнуться, обнажая желтоватые зубы. Его брови кустистые, а волосы в носу торчат под странными углами и отчаянно нуждаются в стрижке. Отвратительно. Кто-то должен отвести его в отдел мужской гигиены в «Kroger's» и познакомить с ассортиментом Braun.

— Добрый вечер, Итан! Такая приятная ночь. Вышли прогуляться?

На самом деле я ненавижу этого парня.

Он живет скучной жизнью со своей скучной женой и скучным гребаным котом. Он практически слеп и не должен выходить на улицу после наступления темноты. Он должен сидеть в квартире и смотреть скучные ситкомы, сидя на – я уверен – скучном диване.

Но нет, конечно, он должен преградить мне путь. Не могу позволить себе тратить время на его глупую болтовню сегодня вечером. Хочу оттолкнуть его с дороги, но знаю, что сказала бы моя мать.

— Будь стойким, мой мальчик. Будь стойким. Никогда не показывай им, кто ты на самом деле. Твоя истинная сущность должна быть известна только Всевышнему.

Киваю и вежливо улыбаюсь мистеру Бродерику.

— Да, сэр! Прекрасный вечер, — отвечаю тем голосом, которым обычно убеждаю людей, что я такой же милый, как их любимый племянник. — Собираюсь купить рожок свежего мороженного и, может быть, прогуляться вдоль реки.

Как будто я когда-нибудь стал бы гулять вдоль реки Огайо ради удовольствия. Там полно студентов, которые курят слишком много травки, надев футболки «Mumford and Sons». Пятнадцать лет назад это была группа «Dave Matthews Band». То же самое дерьмо, только под другим названием.

— Слышал, на воде было какое-то происшествие несколько ночей назад. Будь осторожен, сынок, — предупреждает мистер Бродерик.

Ненавижу, когда он меня так называет. Я ему не сынок.

— Конечно, мистер Бродерик.

Пытаюсь пройти мимо, но он продолжает говорить. В этом здании живут шестьдесят четыре человека, и каким-то чудом мне удалось избежать разговора со всеми, кроме него.

— Как дела у твоей мамы? Я давно ее не видел.

Конечно, не видел. Она умерла больше девяти лет назад – факт, о котором мистер Бродерик, похоже, благополучно забыл.

«Будь стойким, мой мальчик. Будь стойким.»

— С ней все хорошо, — лгу, не желая в сорок седьмой раз рассказывать ему о ее смерти. — Мне пора бежать, мистер Бродерик. Обязательно передам ей привет от Вас.

Не теряя времени, спешу мимо него к парковке.

Поездка в Эйвондейл короткая и ничем не примечательная. Нежные арпеджио Лунной сонаты Бетховена успокаивают меня в дороге. Подъехав к квартире, даже не кричу на бездомного, который развалился на крыльце – снова. У меня нет на это времени.

Вхожу внутрь и хватаю то, что мне нужно. Избавиться от тела Синтии будет несложно. У меня есть большая, прочная, дорожная сумка на колесах, вроде тех, что используют хоккеисты для снаряжения. При правильной укладке тело Синтии вполне поместится.