Читать книгу 📗 "Несмеяна для босса (СИ) - Амурская Алёна"

Но он остаётся. И его молчание для меня хуже, чем пощечина.

- Ты... влюблён в неё? - не выдерживаю я наконец.

- Что?.. - Короленко почему-то перестает хмуриться, но на его лице вдруг проступает тень недоумения, как будто я ни с того, ни с сего заговорила с ним на китайском языке.

Такой реакции я не ожидала. Даже тяжесть на сердце неожиданно ослабевает.

- Ты влюблён? - повторяю терпеливо, вглядываясь в его потемневшие глаза. - Я слышала, как Батянин говорил тебе, что ты должен быть сдержанным. Даже если... влюблён в его дочь…

- Ты подумала, что речь шла о Диане, - говорит он наконец. Голос у него звучит как-то странно. Никак не могу понять, что за интонация в нем бродит.

Я опускаю глаза, чувствуя, как всё внутри стягивается узлом. Не хочется говорить вслух, но молчание - это, увы, не решение проблемы.

- Да.

Он делает шаг ближе, и теперь я ощущаю тепло его тела. Причем не просто тепло физического присутствия, а нечто более сильное. Я чувствую от Короленко жар, словно внутри него полыхают угли.

- Тогда давай проясним сразу, - медленно произносит он, не отрывая от меня взгляда. - Диана… не моя женщина. В любом смысле этого слова. И никогда ею не была.

Он умолкает, как будто подбирая слова и что-то взвешивая, прежде чем продолжить. Такое впечатление, что внутри он уперся в некий запрет и не хочет его переступать. Это заметно по тому, как он отводит взгляд и плотно сжимает губы. Заметно по напряжению в плечах и по странной, почти болезненной тишине, которая зависает между нами. Он будто взвешивает - каждое слово, каждое возможное последствие.

С ним что-то происходит…

Кажется, я догадываюсь, что его беспокоит. И терпеливо жду, не мешая ему принять решение.

- Она дочь Батянина, это верно, - говорит наконец Короленко нехотя. - Но, помимо этого, она еще и… твоя сестра. Единокровная.

Фраза падает между нами, как камень в воду. Тишина после неё становится гуще, плотнее. Я ничего не говорю. Просто смотрю на него. А он - на меня. В этом взгляде я читаю ожидание худшего. Словно он готов к моему взрыву, к шоку, к отторжению…

Но всё, что я делаю, это взволнованно шепчу:

- Я знаю.

Короленко чуть вскидывает брови - едва заметно, будто не ожидал такого, и в его глазах мелькает удивление. Но вопросов он не задаёт. Не спрашивает, «с каких пор» или «почему молчала». Он как чувствует, что сейчас мне не хочется вдаваться в эту тему. Возможно, позже. Возможно, никогда.

Он просто принимает мой ответ как факт. И смотрит так... глубоко. Почти мягко. Как будто моего лаконичного ответа ему вполне достаточно.

- Хорошо. - Он продолжает внимательно присматриваться ко мне. - Тогда ты понимаешь, почему Батянин упомянул о сдержанности. Но это не про Диану. Сейчас она за границей, с мужем. Его зовут Тимур Лебеда, и он пострадал этой осенью в происшествии с кислотой из-за нее. У них непростая история… но меня она не касается. Поняла?

Я чувствую лёгкий стыд. И… огромное облегчение вперемешку с досадой.

Снова судила по обрывку, снова сделала вывод - преждевременный и ошибочный. Вот же дурацкий у меня характер!.. Хоть головой об стенку бейся, вечно на одни и те же грабли наступаю...

Но об этом я подумаю потом. Сейчас гораздо важнее выяснить другое. То, что заставляет с каждой секундой мое сердце биться всё учащеннее.

- Поняла, - быстро облизываю пересохшие губы. - Значит, в конце той переписки вы говорили не о ней…

Лицо Короленко словно выточено из камня, но в этих чертах проступает напряжение, слишком живое, чтобы быть полностью скрытым. Он наклоняется ко мне почти вплотную и тихо, но очень, очень весомо поясняет:

- Мы говорили о тебе, Яна.

[*] Эти тайны раскроются в истории о Белоснежке

Глава 39. Признание

Эти слова звучат для меня, как тихий, светлый звон в пространстве между мирами.

Я понимаю их смысл, но пока не могу осознать полностью. Он слишком прекрасен для меня. Сердце замирает, дыхание перехватывает, и даже шум улицы за окнами словно растворяется в небытие под напряженно-тихий голос Артура Короленко, окрыляющий меня каждым своим словом:

- Ты мне нравишься. Если я в кого и влюблён, то только в тебя, Яна. Ни в кого больше.

Он не отводит взгляда. Всё, что было неясным, выстраивается в линию, становится отчётливым.

Я не сразу нахожу нужные слова в ответ. Моё сердце срывается с ритма, дыхание поверхностное и учащённое. Грудь будто сдавливает изнутри, в горле ком. Я смотрю на него, не мигая, и чувствую, как по коже пробегают мурашки от звука его слов. Дрожу от того, как долго не могла поверить в то, что могу быть кому-то настолько важна.

Он смотрит на меня так, словно видит насквозь самые глубокие и темные уголки моей души, которые я сама обходила стороной. И эти слова, такие простые, почти сухие, как всё, что он когда-либо произносил, будто затихают между нами, прорастая в воздухе особой вибрацией:

« Если я в кого и влюблён, то только в тебя, Яна. Ни в кого больше… »

Мир вокруг не исчезает, а деликатно смещается куда-то за пределы, где всё неважно. Только мы. Его голос. Его взгляд… и я. Неожиданно маленькая, хрупкая, уязвимая перед человеком, которого считала неприступной крепостью.

Я боюсь вдохнуть слишком громко, боюсь разрушить этот хрупкий момент. Горло пересохло, сердце стучит где-то в ушах, в висках, в ладонях. Он молчит. И я молчу. Но надо что-то сказать в ответ…

Отчаянно прижимаю руки к груди и лихорадочно облизываю губы. Потом собираюсь с духом и выдавливаю:

- И ты… ты мне тоже очень… очень нравишься, Артур. Больше, чем просто нравишься. Я… - горло перехватывает острым волнением, потому что никогда в жизни и никому я не говорила этой, казалось бы, такой простой и такой важной фразы “Люблю тебя”. - Я просто не знала, как…

Меня охватывает отчаянное смущение, и в итоге я теряюсь окончательно. В собственных словах, в собственных чувствах. Щёки горят. Опускаю глаза, не в силах выдержать его сосредоточенного взгляда. Но он делает шаг вперед и резко, по-мужски уверенно подхватывает меня за талию...

А затем сажает, словно куклу, на высокий барный стул, невесть как очутившийся рядом.

Я даже глазом моргнуть не успеваю, как оказываюсь в плену его крепких рук. Он почти не дает мне опомниться. Его рука, горячая и сильная, ложится мне на поясницу, притягивая ближе… еще ближе… пока между нами не остаётся ни воздуха, ни сомнений.

И целует.

Целует жадно и страстно, как будто этот поцелуй - самое важное, что он может получить от меня в этой жизни. И он не намерен тратить свой шанс впустую. Его губы жадно охватывают мои, язык сразу ищет доступ, настойчиво, почти грубо… и я поддаюсь. Открываюсь и отвечаю, поначалу неуверенно, но с каждой секундой всё больше вхожу во вкус этого стремительного поцелуя.

Мне… хорошо.

Горячая волна захлестывает с ног до головы под властным мужским напором, сосредоточившись где-то в животе сладкой дрожью, а бёдра наливаются напряжением. Колени мелко подрагивают. Я хватаюсь за края стула, чтобы не провалиться в это чувство, не исчезнуть целиком. Чувствую, как Короленко водит рукой по моей спине… вверх и вниз… почти маниакально точно, словно хочет запомнить каждую выемку, каждый изгиб моего тела в максимально точных очертаниях.

Воздуха не хватает… Но мне всё равно.

Когда он, наконец, отрывается, мы оба дышим тяжело, как после бега. Его лоб касается моего. Некоторое время Короленко держит меня обеими руками, крепко, не отпуская, а затем мягко прижимает мою голову к своей груди, целуя ее сверху легко-легко, почти неощутимо.

Его голос, низкий и хрипловатый, спрашивает меня приглушенно:

- Ты видела утром свою резинку для волос?

- Да, - шепчу я, блаженствуя от прикосновения его губ к своему виску. - Серенькая такая, с трилистником. Я думала, что потеряла ее, а она всё это время была у тебя…