Читать книгу 📗 "Не развод, а война (СИ) - Вишневская Дана"

— А ты покраснела и ответила, что честность — это всё, что у тебя есть, — продолжает он.

— И купил три картины сразу. Я подумала — богатый покупатель. А ты сказал...

— Что покупаю не картины, а право познакомиться с художницей поближе, — заканчивает он и улыбается. Первый раз за много месяцев его улыбка без злобы и сарказма.

— Мы были другими людьми, — говорю я. — Или притворялись другими.

— Я влюбился в твою непосредственность, — признаётся он. — В то, как ты смеялась над своими неудачами, как увлечённо рассказывала о своих картинах. Ты была... живая.

— А я влюбилась в твою силу, — отвечаю я. — В то, как ты решал проблемы, как защищал меня от всех неприятностей. Ты был как стена — надёжная, крепкая.

— А потом мы поженились и начали друг друга переделывать, — горько усмехается он.

— Ты хотел сделать из меня светскую даму, — киваю я. — Водил по ресторанам, покупал дорогие платья, учил, как себя вести с твоими деловыми партнёрами.

— А ты хотела сделать из меня чувствительного интеллигента, — отвечает он. — Таскала в театры, на выставки, пыталась научить говорить о чувствах.

— И что в итоге? Я перестала откровенничать, потому что это было "несерьёзно" для жены бизнесмена. А ты перестал делиться проблемами, потому что это было "неинтересно" для творческого человека.

— Мы убили друг в друге то, во что влюбились, — тихо говорит Руслан.

Господи, как же больно это осознавать! Сколько лет потрачено впустую, сколько боли причинено друг другу во имя "исправления" недостатков.

— А потом родился Савелий, — продолжаю я. — И я думала, что теперь-то мы точно станем настоящей семьёй.

— А я думал, что ребёнок всё расставит по местам, — кивает он. — Что у нас появится общая цель.

— Но вместо этого появилась пропасть, — говорю я спокойно. — Ты стал работать ещё больше, чтобы обеспечить сына. Я стала жить только им. Мы перестали быть мужчиной и женщиной — стали только папой и мамой.

— И даже в этом мы не находили общий язык, — добавляет он. — Ты считала меня слишком строгим, я считал тебя слишком мягкой.

— Помнишь, как ругались из-за оценок? — усмехаюсь я. — Ты требовал только пятёрки, я говорила, что главное — чтобы ребёнок был счастлив.

— А он разрывался между нами, — мрачно говорит Руслан. — Пытался угодить и маме, и папе, а в итоге чувствовал себя виноватым перед всеми.

Мы снова молчим. Утки уплыли куда-то, на пруду остались только исчезающие круги от падающих листьев. Как следы нашего брака — что-то было, а теперь только воспоминания.

— Знаешь, что самое отвратительное во всей этой истории? — вдруг говорю я.

— Что?

— Мы разрушили не только свои жизни, но и Савелия калечим. Он видит, как родители ненавидят друг друга, и думает, что любовь — это война.

Руслан вздрагивает, как от удара.

— Он вчера спросил, почему взрослые женятся, если потом всё равно разводятся, — говорит Руслан тихо. — Сказал, что никогда не будет жениться, потому что не хочет, чтобы его дети страдали.

— Одиннадцать лет, мать твою! — взрываюсь я. — Одиннадцать лет, а он уже потерял веру в любовь! Из-за нас, из-за наших проклятых игр!

— Мы сломали ему жизнь ещё до того, как она началась, — шепчет Руслан и закрывает лицо руками.

И вот тут я вижу его настоящего — не грозного бизнесмена, не холодного мужа, а просто человека, который понял, что натворил. Впервые за всё время он показывает слабость, и это... это пугает меня больше, чем его гнев.

— Может, если бы мы раньше так поговорили... — начинаю я.

— Поздно, — обрывает он. — Слишком поздно, Злата. Мы уже причинили друг другу столько боли, что не отмыться.

— Но мы же можем попытаться... для Савелия...

— Что попытаться? — смотрит он на меня покрасневшими глазами. — Снова играть в счастливую семью? Притворяться, что любим друг друга? Он же не дурак, он всё видит!

Я хочу возразить, но понимаю — он прав. Сколько можно лгать ребёнку, сколько можно изображать то, чего нет? И главное — зачем?

— Тогда что? — спрашиваю я. — Продолжаем войну? Доводим друг друга до инфаркта? Превращаем сына в невротика?

— Не знаю, — устало отвечает он. — Честно не знаю. Мне казалось, если разведёмся быстро и жёстко, то ему будет легче. А получилось наоборот.

— Получилось дерьмово, — соглашаюсь я. — Мы не умеем ни жить вместе, ни расставаться по-человечески.

— А умеем ли мы вообще что-то, кроме как делать больно? — спрашивает он.

Хороший вопрос. Что мы умеем? Скандалить — да, отлично умеем. Обижать друг друга — тоже мастера. Играть через ребёнка — и тут мы профессионалы. А любить? Прощать? Быть счастливыми?

— Мы умеем работать, — говорю я, наконец. — Ты — отличный бизнесмен, я — неплохая художница. Мы умеем заботиться о Савелии каждый по-своему. Но мы не умеем быть парой.

— Никогда не умели, — соглашается он. — Даже в самом начале мы были скорее компаньонами, чем любовниками. Ты — красивое дополнение к моему статусу, я — надёжный тыл для твоего творчества.

— А потом появился секс, страсть, и мы подумали, что это любовь, — продолжаю я его мысль.

— Но даже страсть быстро кончилась, — мрачно усмехается он. — Года через три мы занимались любовью по календарю, как скучным спортом.

— А потом и это прекратилось, — шепчу я. — Последние пять лет мы были просто соседями по квартире.

— Соседями, которые терпеть друг друга не могут, — добавляет он.

Сидим и понимаем — вот она, правда о нашем браке. Никакой романтической истории, никакой великой любви, которую разрушили обстоятельства. Просто два человека, которые по ошибке решили, что подходят друг другу.

— Может, нам действительно стоит развестись, — устало говорю я. — Без войны, без взаимных обвинений. Просто признать, что мы не подходим друг другу.

Руслан не уходит. Сидит рядом, смотрит на уток, и его плечо почти касается моего. Почему мне хочется прижаться? Ведь мы только что признали, что всё кончено. Но внутри — странное тепло, смешанное с болью. Почему я не могу уйти? Ведь должна ненавидеть его. Или... я всё ещё люблю?

Глава 17: Но я помню, как мы любили

Сидим на скамейке в том самом парке, где мы с Русланом когда-то мечтали построить дом у озера. Смешно до истерики. Тогда нам казалось, что мы будем жить долго и счастливо, как в детских сказках. А теперь вот — два врага на нейтральной территории.

— Но я помню, как мы любили, — говорит он вдруг, и в его голосе звучит что-то такое, отчего у меня сжимается горло.

Я оборачиваюсь к нему. Руслан сидит, откинувшись на спинку лавочки, смотрит на воду. Лицо усталое, будто он не спал неделю. А может, и правда не спал. Я-то знаю, что он не может уснуть, когда нервничает.

— С чего ты вдруг об этом? — спрашиваю я, а сама думаю: не доверяй ему, Злата. Это очередная попытка меня размягчить.

— Помню, как ты смеялась над моими глупыми шутками, — продолжает он, не отвечая на мой вопрос. — Как засыпала у меня на плече во время фильмов. Как радовалась, когда узнала, что беременна.

Блин, зачем он это говорит? У меня внутри всё переворачивается, словно кто-то взял и перемешал все органы в кучу. Я помню тот день. Тест показал две полоски, а я сидела в ванной и рыдала от счастья. Потом выбежала к нему на кухню, размахивая этим дурацким экспресс-тестом.

— Руслан, не надо, — шепчу я. — Не трогай это.

— А что, болит? — поворачивается он ко мне, и я вижу в его глазах что-то похожее на боль. — У меня тоже болит, Злата. Каждый день.

Хочется встать и уйти. Но ноги не слушаются, будто приросли к этой чёртовой скамейке. А он продолжает:

— Помню, как ты делала эскизы нашего дома. Рисовала на салфетках комнаты, показывала, какая будет детская, какая твоя мастерская. А я думал: какая же у меня умная жена. И красивая. И талантливая.

— Заткнись, — говорю я, но голос дрожит. — Зачем ты это делаешь?

— Потому что мне надоело воевать, — отвечает он просто. — Устал от этой войны, Злата. Устал ненавидеть тебя.