Читать книгу 📗 "Флоридский ветер перемен (СИ) - Гарм Лиза"
— Она тут уже три месяца, и скоро покинет штаты. Тай, можешь быть уверен в её отсутствии интереса к тебе. Она не интересуется кровожадными бойцами. Она вообще парнями не интересуется.
Тайлер иронично выгибает бровь.
— Нет, — Улыбаюсь. — Ты не о том подумал. Она в данный момент не интересуется парнями. На это есть причины.
— Мэдисон, ты прожила уже достаточно, чтобы понимать двойственность мира. Я-то в себе не всегда уверен, а ты — в чужом человеке. Все мы умеет хорошо играть нужные роли. От чего ты так веришь в святость этой русской?
— Тайлер, — Обреченно вздыхаю. Ведь и не объяснишь ему своего доверия. — Алекс — уникальная девочка, я очень к ней прикипела. Я вообще мечтаю только о том, чтобы она осталась, но выбора нет. Очень прошу, не трогай её. Её инфаркт хватит, если ты к ней снова подойдешь.
— Что значит выбора нет? — Друг возит вилкой по моей стряпне, готовясь к поглощению.
— Она вынуждена покинуть США из-за тупых условий визового контроля.
— Когда?
— Я думаю, этот уикенд — последний.
Гроза смешанных единоборств задумчиво жует мой омлет, ковыряясь взглядом в мраморной столешнице. Его погруженный вид натягивает на меня улыбку и тянет за собой воспоминания из прошлого. Тайлер Равьер умел найти выход из любой проблемы, но прежде он находил путь, как в неё влезть. Вот такой он был в детстве. Парень, с очень непростой судьбой. Она окунула его в чернь с головой, но он выбрался несломленным. Именно с восхищения у меня началась дружба с ним.
Боже, как много есть всего, за что я должна его благодарить. Но нужные слова так тяжело слетают с языка. Какая же всё-таки я замороженная.
Тайлер откладывает вилку и откидывается на спинку барного стула. Складывает руки на мощной груди и впивается глазами в мои в своей излюбленной манере. Иногда мне кажется, что у него способность разглядывать души за телесными оболочками.
— Она тебе прям так нужна? — Спрашивает и не спускает со зрительного крючка.
— Очень, — Честно отвечаю, выставляя на обзор залежи своей полумертвой души.
Безмятежность и полный ноль эмоций Тая заставляет меня елозить по кухонному шкафчику задницей, его зрительное испытание еще надо выдержать. Умеет он нагонять трепета, забыла за столько лет, как это — быть под Равьеровским сканером.
— Могу помочь, — Просто говорит он и я подвисаю.
— Как? — Все что могу выдавить.
— Ну она же не покрывается от властей?
— Нет, но что это меняет? Я думала её через рабочую визу оставить, но моя клиника не может взять её на баланс без медицинского образования. А миграционке официальные документы нужны.
— Сделаю её помощником пиар-менеджера, — Тай возвращается к остаткам в тарелке, ковыряя вилкой. — Оформлю её в своей команде.
— Ты серьезно? — Задерживаю дыхание, потому что боюсь услышать, что он пошутил. Это будет очень больно.
— Серьезно, только вывези её на пару дней из США. Может неделя, надо время на подготовку документов.
Не знаю, что на меня находит. Возможно, спрятанное дитя прорывает барьер, и от переполняющих эмоций накидывается на друга с объятиями. Он конечно же не ожидает и успевает только отложить вилку с наколотым на неё помидором. Вцепляюсь в него как в последнее спасение и забываю, что мне тридцать, и мы вроде как больше не друзья. Он снова помогает мне, снова приходит, когда я нуждаюсь в чем-то, вот так просто стирает пропасть в десять лет и забывает про нанесенные ему обиды. Он откидывает гордость, забывает про мерзость, которую я ему когда-то выпалила. Он просто берет и делает, чувствуя потребность другого.
Ну а что я? А я чувствую себя настоящей дрянью. Дрянью, которая не заслуживает такого друга, и которая так и не научилась говорить слово спасибо.
— Не думал, что она так важна тебе, — Убирает мои волосы назад и крепче сжимает в своих сильных руках. Как же мне не хватало этих дружеских объятий. Настоящих, дружеских, искренних объятий без капли пошлости.
— Очень важна, — Тихо отвечаю, чувствуя слезы на своих щеках. Слезы от бессилия перед своей гнилой натурой. За невозможность сказать простое спасибо. За тупую гордыню.
Дорожки медленно стекают по щекам, руки крепко сжимают шею друга. Стук его доброго сердца напоминает какой глупой я была. Пытаюсь сдерживать курок, чтобы не спустить на него погребенную боль за долгие годы. Тихо шмыгаю, растирая влагу о черную футболку, а он крепче сжимает в своих объятиях.
Мы так много прошли, мы так много пережили. Как можно было потерять бесценную связь столь безрассудно?
Чернь гордыни способна разрушить даже несокрушимую крепость. Не зря эта хворь считается смертным грехом — она способна забрать у человека радость и смысл жизни.
— Ну-ну, — Тай ритмично растирает мне спину, — Ты чего? Будет тебе русская, что ты так плачешь? Твоё отчаянное желание быть рядом с ней заставляет пойти самому поближе познакомиться.
Тайлер отрывает меня от себя, чтобы заглянуть в глаза. Легкая улыбка на его губах дарует облегчение и некую надежду, обещающую светлое будущее.
— Придется поставить её под риск инфаркта и наведаться в гости, — Продолжает смешить меня. — Надо же понять, чего ты в ней нашла.
Смеюсь сквозь слезы, вытирая дорожки рукавами. Размазываю влагу и обессилено складываю руки на плечах мужчины. Смотрю на него во все глаза без капли стеснения. Красавчик получился. Залюбоваться можно.
— Спасибо тебе за всё, — Набираюсь смелости сказать слова, которые давно висят на языке. — Тай, ты много сделал для моей семьи и мне жаль, что ты воспринял мою попытку рассчитаться с тобой — способом избавиться от тебя. Я лишь еще раз понимаю, какие мы были глупые. Я не оправдываю себя, но хочу, чтобы ты понял: тот период жизни был очень сложным для меня, жизнь рвала на куски. Я сорвалась на тебя, а гордость после не позволила извиниться. Деньги я вернула не для того, чтобы избавиться от тебя, а чтобы не чувствовать себя виноватой и должной. Я была потерянной и не видела ни в ком искренности, начала сомневаться во всех. Психика сдала, прости меня.
— Чего я не знаю? — Тайлер смиренно слушает мою исповедь, меняясь в лице. Мальчишеская улыбка уступает тяжелой пристальности.
— Мой отец повесился в тюрьме. Никто об этом не знает, кроме нас с мамой. Его департамент приказал молчать, череда разбирательств чуть не свела меня с ума. Меня доконала, а у мамы — пошли проблемы со здоровьем. Плюсом легли проблемы с Рейнаром — его быстрый успех в спорте и трубящие новостные ленты о его новых пассиях. Все это дало мне по мозгам. Срывы были частым гостем в моей спальне за закрытой дверью.
— Почему он повесился? — Тай упирается руками в стол позади меня.
— Написал предсмертную записку, которую просил адресовать мне. Военный департамент вызвал меня и дал ознакомиться, после чего забрал её к себе в архив. В записке он каялся за содеянное и клялся, что никогда не хотел быть виновником страданий, ни моих, ни матери. Во всем винил свою работу и рабскую привычку. Закончил тем, что не может вынести отвращение к себе за содеянное, — Не могу продолжать, замолкаю и закрываю глаза, потому что водоворот тех событий поднимает наружу боль, которую я очень старательно прятала. Близость старого друга, с которым мы делили худшие моменты жизни, обнажает мою душу, слезы снова начинают течь ручьем.
Тайлер встает со стула и прижимает к себе, немного покачивая:
— Дурочка, что не сказала? Блядь, я думал, подающий надежды будущий доктор зазнался. Ты же связь со всеми оборвала, телефон сменила.
— Тай, я не хочу вспоминать то время. Я даже не помню, как жила. Учеба и подработка в госпитале — была моим единственным спасением. Я брала двойные смены, чтобы забыться от всего ужаса, который окружал меня. В тот день, когда ты пришел вправить мне мозги с требованием рассказать всё Канеману — я не сдержалась. Отыгралась на тебе, сливая всю горечь своей жизни. Несправедливо сказала, что ты лезешь в чужие жизни из-за никчемности своей. Прости меня, — Держусь из последних сил, чтобы не разреветься в голос. Мне так нужен был этот разговор. — Ну не могла я ему рассказать обо всем, что происходило с моей семьей, пойми ты. Тогда это казалось чем-то смертельным. А ты давил на меня.
