Читать книгу 📗 "Дабл Ю: служебный роман (СИ) - Жилло Анна"

А кто, собственно, сказал, что надо? Я что, обязана? Да и какой из него, к свиньям, отец?

Нет уж, сама вляпалась в это дерьмо, самой и расхлебывать. Что толку винить Юрку с его безмозглым бабьем? Сама психанула, сама зачем-то поехала к Владу. Или думала, что будем чай пить и анекдоты рассказывать? Нет, Юля, ты решила, что если уж все плохо, пусть будет еще хуже. По принципу «так живот схватило, что о голове и думать забыл». Но это только в математике минус на минус дает плюс. А в жизни дерьмо на дерьмо — это просто вдвое большая куча дерьма. И ты в ней сейчас завязла с головкой и с ручками.

Мне лично Влад был не нужен. Больше — не нужен. Ни его помощь, ни поддержка. Ничего. Вот только ребенок… он уже есть. Я сама росла без отца и хорошо понимала, что это такое. Это был его выбор. Но если бы узнала, что он хотел со мной видеться, а мама запретила… Да, я была бы на нее сильно обижена.

Поэтому не буду ничего требовать, ничего просить. Пусть решает сам. Замуж по залету — точно нет. Но знать он должен.

Досчитав вслух до десяти, я набрала номер.

Длинные гудки, «абонент не отвечает». Еще раз — и сброс после третьего.

Ну что ж, пойдем другим путем.

«Влад, я беременна».

Две серые галочки, потом голубые.

«Влад пишет…»

Влад писал долго, но… так ничего и не написал.

И почему я не удивлена?

Не удивлена, да, но ощущение такое, как будто наелась мела.

И снова — некого винить. Кроме себя.

Разве я за пять лет не узнала, какой он? Разве он когда-нибудь думал обо мне? Ему просто было со мной удобно. Побегал — вернулся — снова убежал. Но ведь и мне было удобно с ним — иначе все давно бы закончилось. Почему? Да потому что боялась полюбить по-настоящему. И счастливой быть по-настоящему тоже боялась. Уж больно хрупким бывает счастье, и так страшно его терять. Лучше вот так — то, что и потерять не слишком жаль.

— Ну что, сказала своему? — спросила утром Кристина. Генки еще не было, а Макс дежурил в академии.

— Да, — кивнула я, включая ноут.

— И что?

— Переваривает.

— Ну и правильно. Не одна ты в поле кувыркалась. Сейчас Тоне позвоню.

Она набрала номер, поговорила и отложила телефон.

— Короче, Юль, в пятницу в шесть часов идешь в нашу гинекологию. Уже будет неделя задержки, узи должно показать, как яйцо закрепилось. Ну и время пока есть решить окончательно, аборт или рожать.

По правде… это был соблазн. До этого я не сомневалась, что аборт — никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах. И вот вдруг обстоятельства наступили. Я беременна, а отец ребенка благополучно слился. Но даже если и объявится, вряд ли меня это обрадует. Вся моя дальнейшая жизнь из-за минутной глупости превратилась в одну огромную проблему. А решение этой проблемы — некоторое количество денежных знаков и две таблетки.

Убийство? Но это ведь еще даже не зародыш. Всего-навсего кучка клеток.

И я когда-то была точно такой же…

Просто перешагнуть через это — и никаких сложностей.

Кроме одной — как с этим жить дальше…

— Спасибо, Крис, — я обняла ее. — Да, я подумаю. Только, пожалуйста, не говори никому.

— Я хоть и не твой врач, — усмехнулась она, — но этику никто не отменял. Не беспокойся.

Глава 26

Май 2017 года

Юра

Прихватив последние отгулы, на майские я улетел в Прагу. Давно собирался, но как-то все не складывалось, хотя за четырнадцать лет объездил почти всю Европу. Разбитое сердце всегда лечили переменой мест. Я, конечно, ерничал, но тащить Мюнхгаузена за волосы из болота было сподручнее там, где ничего не напоминало о повседневной реальности. Особенно учитывая, что Мюнхгаузен этот, сцуко, за два месяца вырос до размеров бегемота.

То состояние, в котором я завис, было типичной точкой бифуркации — тем критическим положением, когда нестабильная система в любой момент может либо пойти по пути упорядоченности, либо скатиться в хаос и энтропию. Головой-то я понимал, что надо отпустить и идти дальше, но… не отпускалось. Нет, я ничего больше не ждал, ни на что не надеялся. Если встречал Юлю в коридоре, ничего не ёкало, не вздрагивало. Но короткое «привет» — мое и ее — было как черная дыра, куда проваливалось все, чему понесчастливилось оказаться рядом.

Она стала другой. Я теперь редко ее видел, потому что больше не ходил к ним пить кофе. И вообще не заходил. Если нужен был Макс, звонил, и он забегал к нам. Или разговаривали в кафе. Или где-то в другом месте. А Юля… я не сразу понял, что изменилось. Она теперь словно смотрела куда-то внутрь себя.

Да, я ее не отпустил — пока еще нет. А вот отпустила ли она меня? Вокруг нее словно было какое-то магнитное поле, сквозь которое я не мог пробиться. Но, как ни странно, я ее понимал. Пока сидел на псевдобольничном, обида и злость перекипели, перегорели. А когда улеглось, пришло и понимание.

Мы с ней были в чем-то похожи. Может, поэтому нас и потянуло друг к другу. И страхи у нас тоже были одинаковыми. Точнее, один страх — быть отвергнутым, брошенным. Хотя уживались мы с ним по-разному. И я готов был рискнуть, а она — нет. Мне ли ее в этом винить?

Я понял, что сделал ошибку, в первый же день, как только вышел из гостиницы. Этот город, волшебный, загадочный, в легкой дымке, в пене цветущей сирени, яблонь и сакуры, был создан для любви. Как было бы здорово бродить, держась за руки, по узким улочками, загадывать желание на Карловом мосту, кормить лебедей, смотреть на город с вершины горы. Вместо этого я глушил ноги в одиночестве и пил пиво в господах — маленьких забегаловках, куда редко забредают туристы. И думал, думал, думал о ней. Вспоминал каждую мелочь, все, что случилось за этот без одного месяца год. Будто выдирал из себя. Будто методично выпалывал грядку. Но наутро она щетинилась свежими всходами.

Я это уже проходил полгода назад, но сейчас все было иначе. С одной стороны острее и больнее. С другой…

У меня был знакомый, который занимался бегом на марафонские дистанции. Он рассказывал, что где-то к тридцатому километру часто бывает состояние «стены», когда усталость зашкаливает, хочется сойти с дистанции, лечь и сдохнуть. Но если перетерпеть, открывается второе дыхание для финишного рывка. Похоже, со мной сейчас происходило то же самое. Надо было упереться и перетерпеть. И вовсе не для того, чтобы бежать дальше. Чтобы как раз не упасть и не сдохнуть. Отойти потихоньку в сторону, помахать рукой тем, кто ушел в отрыв, и пойти заниматься другими делами.

И ведь правда, к концу этого неожиданного отпуска мне действительно стало легче. То ли пережил самую тяжелую стадию болезни, то ли перемена места все-таки подействовала. А может, и магия этого самого места. Прага была такой же мистической, как и Питер, но иначе. Питер — для сильных духом. Прага — для тех, кто устал.

И как-то внезапно я вспомнил, что в мире есть много маленьких смешных радостей. Пожимал плавник ростовой акуле, зазывающей в рыбный магазин. Покупал «овоцну змрзлину» — вовсе не овощное мороженое, а фруктовое. Тайком кормил в зоопарке енота, просовывая кукурузные палочки сквозь решетку вольера. Нашел рядом с гостиницей маленький ресторанчик с живым джазом и отличной кухней. Старательно пытался выговорить правильно «пепршова омачка», чем развеселил официантку, которая принесла вторую порцию этого самого перечного соуса бесплатно.

А еще вспомнились слова Милки, сказавшей, что я изменился — стал старше. Я действительно сейчас чувствовал себя так, словно повзрослел лет на десять. Нет, не сорокалетним, конечно, но и не двадцатилетним зайчиком-побегайчиком, которому все трын-трава. На свой паспортный возраст, когда, по идее, уже не дурак, но еще много чего впереди. Хотя сейчас в это верилось с трудом — про что-то впереди. Там был туман, а за ним мне упорно виделась растрескавшаяся на мелкие многоугольники пустыня Гоби.