Читать книгу 📗 "Развод. Ты всё испортил! (СИ) - Зарян Аника"

Гера послушно кивнул и поплелся за Диминым папой. Пройдя мимо дивана, остановился, смущенно перекатился с ноги на ногу:

- Не надо было нам это... – покосился виновато на маму.

И вышел.

Дима уже и сам сто раз успел пожалеть о той дурацкой выходке.

Вика стояла за Ксюшей и то и дело поглядывала на перевязанную ногу.

- Ты храбрый, – неожиданно сказала она. – Я бы плакала...

- Вик, – Ксюша обернулась и нежно притянула дочь к себе. Поцеловала в щеку. - Иди к брату и дяде Артёму.

Вика послушно кивнула.

Они остались вдвоем. Диме очень хотелось закрыть глаза, уши, отвернуться, спрятать голову в песок, но он понимал – нельзя. Он мужчина. Он совершил плохой поступок, и готов понести за него наказание. Не просто готов – жаждал.

«Простите», – хотел сказать он, но слова комом застряли в горле.

- Я не буду тебя воспитывать, Дим, – начала она негромко. Серьезно, но без злости в голосе. Не как отчим. – Я вижу, что ты и сам жалеешь о том, что вы с Герой сделали. А еще я вижу, что тебе очень плохо. Ты напуган. Дима... Твой папа мне очень дорог. – Она мягко улыбнулась, говоря о его отце. – Как и тебе, я уверена. Но если тебе так плохо, я могу уйти из его жизни... И мне будет очень жаль. Потому что думаю, что из нас могла бы получиться хорошая семья.

Дима опустил глаза.

- Но я же обидел вашу дочку. Это плохо.

- Согласна, – она сдвинула брови. – Но почему-то мне кажется, что больше ты так не сделаешь.

Дима покачал головой.

Как же она права!

Если они не уйдут – Дима удивился своим мыслям – если останутся с ним и папой, он никогда в жизни больше не обидит Вику. Он, кажется, на всю жизнь запомнит тот полный страха взгляд этой девочки с большими карими глазами. В тот момент Дима был ничем не лучше своего отчима – человека, которого считал злым и жестоким.

Он так точно больше не будет...

Защищать будет. Вместе с её братом. И его научит, что нельзя сестру втягивать в мужские дела...

Дима тихонько ухмыльнулся. Неплохой пацан, этот Гера, хоть и мелкий еще. Поладить можно... Вон как они с полувзгляда друг друга поняли там, на крыльце.

А еще в эту минуту он вспомнил, как папа спокоен и расслаблен рядом с Ксюшей. Как улыбается. Почти как когда они с ним вдвоем. Немного по-другому, конечно, но это и понятно. Он чувствовал - папа счастлив.

- У вас всё хорошо? – услышал он голос отца со спины. Заметил, как заблестели глаза Ксюши, когда та посмотрела на его папу. Она тоже выглядит счастливой. И немного грустной.

- Ага, – как-то странно прокряхтел он, не узнавая своего голоса.

- Всё хорошо, Тём. – кивнула Ксюша, мягко улыбнулась и взяла Диму за руку. И почему-то это растопило в груди последний осколок льда.

Папа подошел, присел на корточки.

- Кажется, у кого-то начал голос ломаться!

Дима вдруг подумал, что, может быть, не всё так страшно. Может быть, и правда - семья может становиться больше. И в этом нет ничего плохого.

Но вслух он этого не сказал.

Пока не сказал.

Но обязательно скажет.

Глава 35

Ключ был там же, где я его и оставила – под дверным ковриком. Оттряхнув пальцы от пыли, поправляю на плече спортивную сумку, вставляю ключ в замочную скважину моего дома и привычно трижды прокручиваю влево.

Мне надо забрать некоторые свои и детские вещи, поэтому я – здесь. А Артём ждет меня за воротами, в своей машине. Настоял, чтобы я не приезжала сюда одна.

Я не была здесь полтора месяца. Не рвется больше сюда мое сердце, несмотря на то, сколько любви и заботы было мной вложено в эти стены. Возможно, когда-нибудь я и смогу смотреть на них, не вспоминая, через что мне пришлось пройти.

Но не сейчас.

Дверь легко открывается, впуская внутрь летнее тепло и свежий воздух. А внутри холодно и темно. Делаю шаг вперед, и пол подо мной жалобно стонет, будто укоряя за долгое отсутствие.

Солнечный свет, пробивающийся сквозь наполовину задернутые шторы, выхватывает из полумрака знакомые очертания: столешницу с царапиной от ножа, стул, сдвинутый подальше от стола, пустую вазу на подоконнике. Раньше, до того, как всё рухнуло, там всегда стояли цветы – Карен приносил их каждую пятницу, отмечая конец рабочей недели маленьким праздником.

Моя кухня будто осиротела.

Провожу пальцами по слою пыли на обеденном столе, оставляя за собой четкие следы. Здесь мы завтракали, спорили о пустяках, смеялись до слез...

Холодильник гудит в углу, словно пытаясь заполнить тишину своим монотонным жужжанием. Я не решаюсь его открыть – за полтора месяца продукты, скорее всего, превратились в нечто невообразимое. Лучше оставить это клинингу.

На полке у раковины все еще стоит моя кружка с вязаным узором. Беру в руки, ощутив холод фарфора в ладонях. Замечаю на глазури потертости и царапины... Пора выбросить.

Но не выбрасываю – ставлю обратно.

Прохожу через гостиную, где когда-то валялись детские игрушки. Диван, на котором мы смотрели фильмы по выходным, тоже кажется чужим, будто его никогда не касались смех, объятия, споры из-за того, что включить по телевизору...

Поднимаюсь наверх.

Дверь в детскую приоткрыта. Толкаю её плечом, не решаясь сразу войти полностью.

Игрушки. Книжки. Заправленная постель.

На столе Геры самодельная фоторамка, которую он с сестрой мастерил для мамы и папы на Новый год...

Глубоко вдыхаю, закрываю глаза и пытаюсь на миг представить, будто ничего не изменилось. Будто вот-вот раздастся звук ключа в двери, знакомые шаги в прихожей, голос: "Я дома!" И дети выбегут из своей комнаты и кинутся на шею отцу...

Но тишина остается нерушимой. И воображение больше ничего не рисует.

Всё прошло.

Только почему-то в горле ком. На душе легкая тоска.

И это тоже пройдёт.

Прохожу, складываю в сумку всё, за чем приходила. Разворачиваюсь и спускаюсь вниз.

Удовлетворенно отмечаю, что, несмотря ни на что, воспоминания больше не рвут меня на части, не причиняют боль.

Даже если документы твердят об обратном, это больше не мой дом. Детей – да. Пусть так и будет дальше.

Выхожу, закрываю дверь на замок, убираю ключи в сумку. Разворачиваюсь и лицом к лицу сталкиваюсь со свекровью.

«Бывшей!» – мысленно поправляю себя и улыбаюсь, понимая, что могу сколько угодно лет быть в разводе с её сыном, но для меня она так и останется свекровью. Она стоит передо мной в домашнем халате, одной рукой крепко сжимает телефон, в другой – кухонный топор для разделки мяса.

- Ксюша джан, это ты, слава Богу! – взволнованно вскидывает руками. И тут же, заметив комичность момента, убирает топор за спину. – Я уже о чем только не подумала!

- Зашла за детскими вещами, – киваю на сумку, которую держу в левой руке.

- А что за машина за воротами? Ты снова поменяла, ай бала? - обиженно качает головой свекровь, следуя за мной. – Предупредила бы хоть, я подумала – воры пробрались. Как заметила, чуть с ума не сошла!

- И прибежала с топором прогнать? – подходим к калитке. Легкий ветер щекочет плечи. – А если бы на самом деле воры?

- Даже не подумала об этом, веришь? Так что это за машина? Мне показалось, или кто-то за рулем сидел?

- Не показалось... – испытываю странную палитру чувств – смущение, волнение, тревогу – как сказать матери бывшего мужа о другом мужчине? – Мы приехали вместе.

Она резко выдыхает, выпуская из рук топор. Поджимает губы, щурится. Телефон в её руке начинает звонить, но она не реагирует. Молчит, каменным изваянием застыв на дорожке, на глаза наворачиваются слезы. А я стою у калитки и не могу решиться открыть её.

- Если это то, о чем я подумала, – произносит она наконец тяжелым, надтреснутым голосом, – то я очень надеюсь, что ты сделала правильный выбор...

Я вижу, как сложно ей даются слова. Возможно, глубоко в душе, она всё ещё надеялась, что мы с Кареном когда-нибудь воссоединимся. А сейчас, в этот самый момент её надежда окончательно рухнула.