Читать книгу 📗 "Арабская ночь. Табу на любовь (СИ) - Ангелос Амира"

Юсуф шепчет мне что-то на своем языке — горячие, низкие слова, от которых по позвоночнику бегут волны. Каждый толчок — это просьба остаться. Каждое касание — признание. Я отвечаю тем же. Отдаю ему все, что есть.

Он шепчет мое имя — и я кончаю, захлебываясь в экстазе. Срываюсь в бездну, разрываясь на кусочки под его руками, в его ритме. Он тоже теряет себя. Его тело дрожит. Он сжимает мои ягодицы так сильно, что останутся синяки. Прощальные метки на теле. Изливается в меня, ввинчиваясь глубже, так отчаянно, как будто хочет остаться внутри навсегда.

Потом мы просто лежим, переплетенные, вспотевшие, обессиленные. Юсуф гладит мои волосы, перебирает пряди. Я утыкаюсь в его шею, вдыхаю родной запах. Едва дышу от переполняющих чувств.

Это было не просто прощание.

Это была любовь .

Глава 39

— Мне нужно уехать. Всего на сутки. Обещай, что дождешься, — Юсуф держит меня за руки, его взгляд необычно серьезный, без привычных искр дерзости. Говорит негромко, но так, что внутри все дрожит.

— Обещаю. Конечно же, — стараюсь выглядеть как можно беззаботнее.

Он целует меня нежно и медленно, а потом отрывается нехотя.

— Проводи до машины.

— Прости. У меня болит голова.

Это выше моих сил — продолжать эту пытку. Ведь я знаю, что мы больше не увидимся. Никогда. Какое страшное жестокое слово.

— Хорошо. Даже твоя капризность сводит меня с ума, знаешь? Я очень быстро вернусь к тебе.

Юсуф Аль Рахмани уходит. Я остаюсь в тишине, окруженная запахом его парфюма и следами его объятий на коже.

Обхватываю себя руками, погружаясь в оцепенение. Осталось дождаться обещанного трансфера от шейха. Не сомневаюсь, что не обманет.

Почти не глядя, хватаю вещи,складываю в сумку. Движения неловкие, дрожащие, засовываю как попало. Слезы мешают видеть, злюсь на себя за слабость, за то, что вообще оказалась здесь, в этом дворце, где каждый шаг напоминает: мне здесь не место. И чем быстрее я запихиваю вещи, тем сильнее внутри сжимается. Кажется, я совершаю предательство. Но в то же время — спасаю себя. Нас обоих.

Сердце колотится так, будто совершаю преступление. Наверное, так и есть. Я дала обещание Юсуфу, которое не собиралась сдерживать. Но уехать — единственный выход, который вижу.

Хожу по комнате, останавливаюсь возле окна, смотрю на роскошный сад. Чем дольше тянется время, тем тяжелее становится. В голове все громче звучит мысль: я здесь чужая . Этот дворец, эти люди в белых одеждах, охрана, золото и мрамор — все это не мой мир.

Захожу в ванную, открываю ледяную воду и подставляю под нее ладони, пока кожа не немеет, а суставы не начинает ломить. Холод я хотя бы могу контролировать. Этот дискомфорт простой и ясный, в отличии от того, что жжет грудь изнутри.

— Можно? — ко мне заглядывает девушка в мусульманской одежде. — Шейх просил передать, чтобы вы были готовы к восьми.

— Спасибо.

Еще так бесконечно долго. К вечеру я уже не могу дышать. Обещание кажется ловушкой. Сжимаю зубы, чтобы не застонать. Надо держаться. Нужно выбраться отсюда, пока не стало поздно. Пока Юсуф не вернулся. Потому что если он появится — я не смогу уйти. Боль разрастается как пожар, каждая секунда тянется вязкой пыткой, и я не нахожу способа ее заглушить. Воздух рвет легкие, а мысли вязнут в темноте.

— Вы сделали выбор, Слава? — голос шейха звучит мягко, почти отечески, но от этого мне становится только тяжелее.

— Да, сделала.

Он всматривается в меня, и я вдруг отчетливо осознаю, как выгляжу: серое лицо, глаза с красными прожилками, губы сухие, словно обветренные. Я не спала почти всю ночь, и скрыть это невозможно.

— Вы плохо выглядите, — замечает спокойно.

— Я плохо спала, — выдыхаю, стараясь удержаться на ногах.

Шейх не говорит ничего лишнего, просто с сочувствием оглядывает мое измученное лицо, оценивает мое состояние. Ощущение, что видит меня насквозь. Но у меня нет ни сил, ни желания притворяться. Попытка изобразить улыбку закончилась тем, что уголки губ едва дрогнули.

— Ужин ждет вас, — делает приглашающий жест.

— Я не голодна.

Сжимаю широкий ремень сумки, как спасательный круг. По выражению лица шейха понимаю, что мой отказ выглядит грубым, неблагодарным, но что я могу? Горло сжато, мысль о еде вызывает тошноту.

— Хорошо, — кивает и отходит к двери. — Самолет уже готов.

Дорога обратно в Шарм-эш-Шейх проходит в густом, удушливом тумане. Все вокруг размыто, смутные очертания.

Частный самолет. Белоснежная кожа кресел, мягкий ковер, золоченые детали в интерьере, но я не вижу роскоши. Для меня это просто пространство, где нет сил ни смотреть, ни думать.

Сижу, вжавшись в кресло, глаза закрываются сами собой. Голова тяжелая, наполнена свинцом. В животе пусто и муторно. Каждый толчок воздуха под крылом вызывает приступ тошноты, и приходится прижимать ладонь к губам.

Стюардесса тихо что-то спрашивает, предлагает воду, сок, легкие закуски, но я едва качаю головой. Горло сухое, но пить не могу. Даже слова произнести трудно, они застревают в груди.

Гул двигателя, ровный, успокаивающий, но внутри — тревога, которая не отпускает ни на миг. Словно лечу не в отель, а в пустоту. Мысли путаются. Глаза предательски наполняются слезами, и я отворачиваюсь к иллюминатору, хотя никто на меня не смотрит. Я одна в салоне, не считая персонала, который двигается бесшумно и незаметно.

Мир за стеклом — серо-голубое марево. Песчаная дымка, небо и солнце, все смешалось. Я сама — как эта размытая картина. Сломанная, больная, потерянная.

Обхватываю себя руками, как будто могу удержать остатки тепла. В голове одна мысль: сказка закончилась. Все. Я проснулась.

Когда самолет идет на посадку, меня бросает в дрожь. Мне холодно и жарко одновременно. В висках стучит так сильно, что кажется — лопнут сосуды. Вцепляюсь пальцами в подлокотники, едва удерживаясь, чтобы не закричать.

И только когда шасси касается земли, я понимаю: обратно, в свой привычный мир, я возвращаюсь совершенно другой. Не той, что входила в эту историю. С пустотой внутри, которую, кажется, уже нечем заполнить.

Так странно, возвращение в ставший почти родным отель теперь кажется путешествием в иную реальность. Как быстро, оказывается, можно отвыкнуть… Но и прошедшие дни — они как сон, как кадры из чужого фильма. Реален только холод внутри, тревожное опустошение. Я улыбаюсь персоналу, машу Марине рукой, делаю вид, что все в порядке.

На самом деле — нет.

— Ты вернулась! — обнимает меня Марина. — Как ты, Славик? Нормально? Выглядишь…

— Я, кажется, простудилась, — быстро перебиваю ее. Мне сейчас точно не нужна оценка собственной внешности.

— Но отдохнула отлично?

— Да, прекрасно.

— Ну еще бы. На частном самолете прилетела, да?

— Откуда информация?

— Ой, да тут маленькая деревня и все друг друга знают. Ладно, отдыхай. Тебе надо восстановить силы. Идем, провожу тебя в комнату. Я так соскучилась!

— Я тоже, — заставляю себя улыбнуться.

Комната, которую еще недавно я так любила, кажется чужой.

Я понимаю, что уже не смогу работать в этом отеле. Не вынесу. Да и уехать мне надо гораздо дальше. Здесь не конечная точка моего путешествия.

Так что завтра утром мне предстоит разговор с Кириллом. Думаю, он лишь вздохнет с облегчением, услышав, что я увольняюсь. Сам меня послать не решится — Юсуф все еще совладелец.

Это даже забавно, я бы могла посмеяться над иронией ситуации. Сначала я бежала в Египет, чтобы спастись от прошлого. Ну а теперь бегу обратно, чтобы зализать раны настоящего. Я еще не улетела, но уже безумно скучаю…

На следующий день у меня нет сил даже голову от подушки оторвать. Всю ночь бил озноб. Дрожу в номере, забравшись под одеяло с головой, как ребенок, которому страшно. Сердце стучит неравномерно, в груди пусто. Все тело ломит. Температура растет, и я почти не могу пошевелиться — будто меня держат внутри какого-то стеклянного саркофага. Я не плачу. Не могу. Даже слезы испарились.