Читать книгу 📗 "Отмель - Крейг Холли"

Дети уплетают завтрак, сидя у вчерашнего костра, словно тот еще не догорел. Волосы у Кики зачесаны назад, тощие ножки Купера обгорели. Но солнцезащитного крема у нас нет. Чарльз не догадался его прихватить, когда покупал кружевные трусики. Я стою у окна на кухне, потягивая третью за сегодняшний день кружку кофе, хотя его остается все меньше и меньше. Стараюсь не опираться на раненую ступню и смотрю, как к острову напротив причаливает лайнер. По моим прикидкам, нас разделяют километров пять – восемь. Я перевожу взгляд на живот. Похоже, ребенок не такой большой, каким в свое время был Купер. Кики была средних размеров, Купер – настоящим гигантом, а этот явно поменьше, как будто боится расти. Но это меня не пугает. Спешить ему некуда. Кики родилась вовремя, Купер появился на десять недель раньше срока. Сейчас, на шестом месяце беременности, я по-прежнему могу бегать, плавать, кататься на велосипеде. Но постоянно переживаю из-за спазмов, случившихся у меня на лодке.

На кусочках хлеба, из которых я приготовила детям тосты, мохнатыми синими островками цвела плесень. Я намеренно выбрала два ломтика с самого дна упаковки, где ее поменьше. Но и это никуда не годится. Запасы вот-вот иссякнут. Нужно поскорее раздобыть молоко и свежие овощи. Морковь жалобно скукожилась, огурцы раскисли. Я ставлю кружку на стол и направляюсь к двери.

– Схожу в особняк, – говорю я детям.

– Можно с тобой? – оживляется Купер.

Кики пьет молоко прямо из чашки с хлопьями, но что толку делать ей замечание? Дома я, конечно, была бы с ними построже. Но мы не дома, и когда вернемся – неизвестно. Надо попросить у Чарльза моркови, хлеба и молока. По его реакции я смогу прикинуть, сколько муж планирует нас здесь держать.

– Не стоит. Побудь лучше с сестрой, малыш. – Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его в макушку.

Волосы у него жесткие и все в песке. Хорошо бы помыть их с кондиционером, думаю я. – Если соберешь кокосы, вечером поиграем в боулинг.

Ура! – Сын радостно подпрыгивает, опрокинув чашку и залив песок молоком.

– А когда придет малыш Акмаль? – спрашивает Кики. У нее на губах блестит молоко.

– Скоро. – Надеюсь. – Я ненадолго.

Кики смотрит, как я ковыляю к выходу. Я на секунду закрываю глаза. Мы с дочерью друг друга стоим: из обеих вышли бы неплохие актрисы. Не знаю, давно ли Кики почувствовала нависшую над нами угрозу, утратила уверенность в завтрашнем дне и заметила, что жизнь перевернулась с ног на голову. Однако дочь делает вид, что все в порядке, – ради меня, ради брата, и за это я ей благодарна.

Но если она спросит, опасен ли ее отец, я не смогу ответить.

Сейчас

Босоногая женщина с крыльями на спине выносит на веранду поднос с двумя дымящимися кружками кофе и ставит их на стол, за которым сидят рыжий и Чарльз. Ее полные бедра обтянуты ярко-розовыми велошортами, с поношенного черного топа частично осыпались блестки.

С виду – типичная официантка: тихая, услужливая, со слегка опущенной головой, все время смотрит вниз, чтобы ненароком не споткнуться о босые вытянутые ноги Чарльза.

Мой муж сидит, сложив руки на груди и демонстрируя всем своим видом, что ему здесь вполне комфортно. Можно подумать, он в отпуске. При одном взгляде на его вальяжную позу меня бросает в жар.

С тех пор, как мы поселились в «Барке», Чарльз ни разу не заглянул к детям. Впрочем, они о нем тоже не вспоминают. Давно привыкли к холодной, чисто номинальной заботе отца, в которой нет ни капли любви. Он всегда был таким. Мерзавец… Наверное, не будь рядом Джека, я вряд ли осмелилась бы дерзить мужу, но сейчас злоба расползается по всему телу до кончиков пальцев на ногах, рождая уверенность в себе и своих силах.

Теперь ничто меня не остановит. Я решительно топаю к мужу, игнорируя рану в ступне, позволяя боли дополнительно разжечь мою ярость.

– У нас кончились хлеб и молоко. Овощи сгнили, – говорю я, горячо дыша. – Скоро детям будет нечего есть.

Рыжий подается вперед, сложив руки в замок между коленями, как зритель в предвкушении интересного сюжетного хода. Под глазом у него растекся фингал – яркое багровое пятно на бледной коже. Кто-то хорошенько ему врезал. Но кто – Чарльз? Вряд ли. Наверное, Джек, ведь до его приезда синяка не было. Я с трудом подавляю желание ткнуть в рыжего пальцем и громко расхохотаться.

Чашки с молоком и сахаром, стоящие на подносе, постукивают друг о друга, и женщина бросает на меня взгляд через плечо. Мне показалось или в нем промелькнул страх?

– Да успокойся ты, – снисходительно говорит Чарльз, помахивая рукой, как веером. Затем насмешливо хрюкает, как свинья, и подмигивает рыжему, отчего тот расплывается в гадкой ухмылке.

– Ух, злюка.

Вот урод! Не сомневаюсь: всё на этом острове, включая женщин, принадлежит ему. Наверное, и малыша тоже родила от него одна из узниц. Поставить бы рыжему еще один фингал! Я представляю, как камень, лежащий у меня под кроватью, вонзается ему в висок. Ноги начинает покалывать.

– Нет, не злюка, – возражаю я. – Просто человек.

Рыжий приподнимается, но его останавливает Чарльз, слегка коснувшись руки. Точь-в-точь хозяин, успокаивающий сторожевого пса. До меня наконец доходит, насколько опасен этот тип. Что он собирался сделать со мной? Ударить? Связать? Динамика их отношений с моим мужем вызывает тревогу. Похоже, командует тут именно Чарльз.

Мы с татуированной женщиной в равных условиях. Обеих лишили всего. Кажется, она тоже это понимает: медленно наливая молоко в кружку моего мужа, украдкой поглядывает в мою сторону. Интересно, а где же другая? Та, что постарше, злобная стерва, явно вставшая на сторону мужчин.

– Мы принесем тебе молока, – обещает Чарльз.

– А овощи? – спрашиваю я.

Он задумчиво покусывает щеку.

– Их тоже. Чуть позже.

Позже – это когда? Через день, через неделю, через месяц? Лодка, на которой он прибыл сюда с Джеком, снова отчалила. Кто привезет нам продукты?

– Сколько еще мы здесь пробудем, Чарльз? – спрашиваю я.

Он отмахивается от меня, а рыжий, качая головой, ворчит:

– Угомонил бы ты ее.

Раздвижная дверь открывается, и на веранду выходит Джек. Я нервно сглатываю, глядя в его ласковое лицо. Пальцы так и тянутся его погладить, а Джек, похоже, сразу замечает мою тревогу. Я стою, не зная, что сказать, сжав потные ладони в кулаки. Выглядит Джек явно свежее, чем эти двое. Влажные волосы аккуратно причесаны, он чистит апельсин и стреляет в меня глазами, как бы говоря: «Тише, тише. Продолжай притворяться». Но это так трудно! От апельсина исходит цитрусовый аромат, терпкий, кисловатый.

– Я спрашиваю только потому, что мне тут очень нравится. И детям тоже, – улыбаюсь я.

Нельзя показывать Чарльзу, что ему удалось меня задеть.

Рыжий откидывается на спинку стула, пряча подбитый глаз под солнцезащитными очками, а Чарльз потягивает кофе, уставившись на меня.

– Райский уголок, – ухмыляюсь я. – Мы не хотим отсюда уезжать. Никто и не вспоминает о нашем доме в Сиднее. Теперь у нас есть «Барк».

– Язык прикуси, Эмма, – бормочет Чарльз в кружку. – Сарказм тут неуместен. Скажи спасибо, что тебе предоставили постель, двуличная ты дрянь.

– Как ты меня назвал?

– Думаешь, я не в курсе, что ты мне изменяешь? Лживая сука, вот ты кто. Иди в «Барк» и сиди там, пока я тебя не позову.

Джек, забыв об апельсине, переминается с ноги на ногу, хотя я совсем не уверена, что Чарльз намекает именно на него. Однако Джек быстро приходит в себя и продолжает чистить апельсин. В ноздри вновь ударяет цитрусовый запах. Наверняка Джек хочет убить Чарльза, хочет схватить меня и увести от этой стремной парочки, но виду не подает и аккуратно складывает кожуру на стол. На меня он не смотрит.

– Ты все выдумал, Чарльз. Да, мы были несчастливы, но я никогда тебя не обманывала…

– Проваливай, – рычит муж.

Рыжий наблюдает за нашей стычкой, сцепив ладони на животе и крутя большими пальцами. С пальмы доносится крик птицы. Вот почему Чарльз пытался меня убить, бросив одну в океане. Он все обо мне знает. Знает, что у меня роман на стороне. Значит, теперь ожидать можно чего угодно. Жива я или нет – Чарльзу все равно. А как насчет детей?