Читать книгу 📗 "Развод. Вина Тирана (СИ) - Вирго Софи"
- От тебя подальше. Ты мне больше никто, поэтому куда хочу, туда и иду, - чуть повернув голову, не поворачиваясь до конца, отвечаю ему и делаю следующий шаг.
- Снежана, если ты поднимешься еще хоть на одну ступень, пока мы не поговорим, ты очень сильно пожалеешь.
Мы оба замираем, между нами повисла пауза, каждый о чем-то думает, что-то решает.
Что он может мне сделать? Вот что? Он уже изменил мне, разрушил нашу семью, возил нож сердце. Он заставил меня взлететь на небеса, а потом сбросил с высоты, оборвав крылья, и заставил разбиться о твердую землю. Страшнее этого уже ничего не будет.
- Ты уже заставил меня пожалеть. Что еще ты можешь сделать? Ничего такого, с чем я не могла бы справиться.
- Я могу сделать так, что тебя признают психически нездоровый, и ты никогда не увидишь детей. Этого хочешь? Этого добиваешься?
Я так и застываю на месте с поднятой ногой. Чувствую, как начинают дрожать руки, а потом и все тело. Он не посмеет этого сделать, верно?
Или посмеет?
Когда он хочет, когда он ставит перед собой цель, то уже не видит препятствий на пути к ее достижению. В этом весь он. Получается, действительно, решил скатиться до такого гнусного шантажа, лишь бы только удержать рядом? Это в каком тогда тихом отчаянье он должен быть, что делает это со мной?
- Зачем тебе это? Зачем ты это делаешь? - не выдерживаю, разворачиваюсь к нему и практически кричу.
- Я же сказал тебе, забудь о разводе. Мы, семья Снежана, ею и останемся, навсегда, как бы ты не сопротивлялась, - скрестив руки на груди, безапелляционным тоном заявляет муж.
- Но в семье не изменяют, семью не предают. Мы больше не семья, и тем более семья никогда не шантажирует, - обвиняю и тыкаю пальцем в него, потому что стоим поодаль и не так страшно хоть немного проявить характер.
Он усмехается, и от этого еще страшнее. Я не могу представить, на что способно его больное воображение.
- Снежка, Снежка, я это делаю для твоего же блага. Ты сейчас взвинчена, понимаю твое состояние, - усмехаюсь его словам.
Понимает? Да ни черта он не понимает. Мы по разные стороны баррикад. Его слова, как издевка, а мою выходку он проглатывает, словно даже не заметил, но я-то знаю, что это не так.
- Но, дорогая моя, будь благоразумна, успокойся, выдохни, спроси, что конкретно тебя волнует, я на все отвечу предельно честно. Мы все уладим и продолжим жить дальше, как и жили. К чему устраивать скандал на пустом месте? Я люблю тебя и никого больше, и это самое важное, разве нет?
Муж опускает руки и идет ко мне. Его глаза полны решимости. Сейчас мне точно с ним не справиться.
- Нет, Эмир, главное в семье - это любовь, верность и честность. Все три чувства вмести, а не одно на выбор. Любовь, возможно, есть. Верности нет. Честность, как оказалась с извращенными понятиями. Ты смеешь меня шантажировать, угрожаешь отнять детей. Не тебе подобное мне говорить. Не, я тебя предала!
На глаза наворачиваются слезы, голос срывается на крик. Я пытаюсь говорить спокойно, но у меня не выходит. Эмоции настолько переполняют, что их невозможно контролировать. Я не властна над ними.
- Да, Снежана, и буду дальше шантажировать, пока ты не успокоишься. Если ничего другое не может тебя образумить, я буду применять грязный шантаж, и ты меня не разжалобишь. Это все ради тебя. И честность у меня неизвращенная. Не забывайся.
Он нависает надо мной грозовой тучей, его дыхание обжигает лицо. Мы оба тяжело дышим, оба полны злости и решимости, но при этом, оба лишь сверлим друг друга взглядами, не решаемся на какие-то действия.
- Ты все равно ничего не докажешь. Я здорова, Эмир. Кто угодно это подтвердит. У тебя ничего не получится, - цежу сквозь зубы и, кажется, даже не моргаю в этот момент.
- Уверена? Мне кажется, многие вспомнят, что было восемь лет назад, и подтвердят, что не так уж ты здорова. Сейчас, может быть, да, но я ведь могу преподнести все так, что это было не временное явление, а скорее обострение. Поверь, если я захочу, попрошу Армада вывернуть все так, что тебя действительно признают психически нездоровой.
Господи, он и правда в отчаянье. Вижу по глазам. Он понимает, что я могу уйти и не может этого допустить.
- Этого хочешь? Этого добиваешься? Поверь, я в своем желании сохранить семью, пойду до конца. Вопрос в том, на что готовят ты ради того, чтобы уйти от меня.
- Господи, ты точно сошел с ума. Это даже не смешно, эмир. Ты хоть понимаешь, как твои попытки выглядят со стороны? Ты не уважаешь меня, тебе плевать на мое мнение. Ты хочешь удержать меня рядом с собой, как игрушку, к которой привык. Но зачем, подумай, зачем, если у тебя есть другая женщина, которая может дать тебе то чего не могу дать я? Если тебе с ней так хорошо, зачем удерживаешь, зачем? Просто будь счастлив с той, которая лучше меня.
Он упрямо мотает головой в явном желании подавить мою волю. Сейчас ему все равно, какие последствия будут у его поступка, ему главное добиться своего, и это меня пугает.
И брат его, все же один из лучших не только в нашей области, но и в стране. Этот адвокат способен так вывернуть наше прошлое, что мама не горюй, хотя на самом деле, там не было ничего такого ужасного.
Но разве при правильной подаче кто-то будет слушать меня, разве кто-то захочет копать поглубже и докапываться до истины? Нет, всем будет достаточно того, что они услышат, и совершенно не важно, что тем самым, своим безразличием, могут сломать жизнь сразу нескольким людям.
Восемь лет назад, из-за врачебной ошибки, я потеряла ребенка во время родов. Узист просмотрел двойное обвитие пуповиной.
Господи, как же больно об этом вспоминать. Даже в мыслях тот год причиняет мне боль. Я закрыла тот период жизни для себя на все замки, и несмотря на то, что мне помогли вырваться из пучины боли и отчаянья, все равно не хочу вспоминать, что происходило тогда.
Наш сын решил родиться ножками вперед. Казалось бы, не так уж и страшно, это ведь не такая страшная аномалия, я и сама родилась ножками вперед. Но из-за того, что шея была обита два раза пуповиной, при естественных родах ребенок погиб.
Я до сих пор. Не поняла, почему его не спасли, почему проглядели, почему не сделали кесарево. Да, мне сказали, что надо отпустить эту ситуацию, ведь она отравляет мне жизнь и в ней нет моей вины, но смириться было сложно, принятие казалось невозможным.
Но в какой-то момент я все же отпустила это, устала страдать. Когда поняла, что в этом действительно не было моей вины, это не зависело от меня, тогда удалось сделать первый шаг вперед. На словах можно долго себя утешать, а по-настоящему принять сложно.
Только, несмотря на то, что я все это знаю, принимаю и отпустила, мне не легче даже сейчас.
Путь к себе был долгим. На пути к нему, я успела скатиться в депрессию. Меня наблюдали врачи, я принимала антидепрессанты. Да, все это было без постановки на учет, без введения карты, которая хранилась бы в медучреждении. Но это было. И сейчас хранится дома.
Не могу поверить, что он готов достать эти документы и угрожать мне ими.
Вот скажите мне, кто захочет узнавать, почему я впала в депрессию? Кто захочет понять меня? Ведь у меня на тот момент уже было двое детей, ради которых стоило жить. Армад может представить все так, что люди будут думать, что я просто с жиру бесилась, и ни с чего впала в такое состояние.
Он не будет вдаваться в подробности и рассказывать причины. Он припомнит то, что я практически не уделяла время семье. То, что не ходила в школу на собрания, на утренниках детей не была активной мамочкой. Я скорее хандрила, нежели улыбалась.
Да даже если он расскажет первопричину, сразу ведь выставит Эмира очень положительным. Я ничего не смогу сказать против, потому что муж действительно тогда меня сильно поддерживал, заботился о детях, старался баловать меня, вытянуть из этого состояния.
Муж будет героем, а я упрямицей, которая не ценила его и упивалась жалостью к себе. Это будет выгодно лишь одой стороне, и в это поверят, потому что кому-то намного легче осудить, чем понять.
