Читать книгу 📗 "Я тебе изменил. Прости (СИ) - Инфинити Инна"

Я хочу пойти к Вере. Я хочу быть рядом с ней, а не здесь, в палате. В палате для пациентов, жизни которым ничего не угрожает. Но у меня такое ощущение, что из тела высосали все силы. Палата крутится перед глазами. А я всего-то оделся и позвонил Майе. Я снова пытаюсь подняться на ноги. Кажется, мне это даже удается. Но почему я стою на потолке? Разве это возможно? Всё крутится, как в центрифуге. Я опять отключаюсь...

***

Просыпаюсь от яркого света в лицо. Это луч солнца из окна. Он режет глаза, я морщусь.

— Завтрак! — звучит грубый голос. Не понимаю, мужской или женский.

На тумбочку у моей головы со звоном приземляются тарелка и кружка.

— Ходить можешь? — обращается ко мне мужеподобная женщина.

— Да.

— Тогда, как поешь, грязную посуду сам отнеси в конец коридора.

У моего соседа она не спрашивает, может ли он ходить. По-моему, он даже есть самостоятельно не может. Он весь в гипсе и бинтах. Когда женщина укатывает тележку с завтраком дальше, я сажусь на кровати и тру лицо. Голова больше не кружится — уже хорошо. Хотя боль в башке и теле еще есть, но это ерунда. Я отправляю в рот пару ложек гречневой каши, но чувствую тошноту, и откладываю еду в сторону. Встаю на ноги, беру только что принесенный мне завтрак и отношу, куда сказала женщина. При ходьбе ноги и спина болят сильнее. Игнорирую. Главное, что больше не теряю сознание.

— Не подскажите, где находится реанимация? — спрашиваю у другой женщины на кухне, когда оставляю посуду с завтраком.

— Во втором корпусе.

— А это какой корпус?

— Третий.

Каким путем меня вчера везли на каталке, я не помню. Выхожу из отделения и иду по указателям. Больница большая, коридоры и переходы длинные. Наконец, нахожу реанимацию, но сразу на входе меня тормозит постовая медсестра и не хочет пускать. Зовёт врача. Это первый реаниматолог, с которым я общался, когда пришел в себя. Он разрешает мне пройти к Вере.

Почти не дыша, прохожу к ней и опускаюсь на стул рядом. У Веры все без изменений: куча проводов, подключенных к груди, капельница в руке, пищащие аппараты и кислородная маска. Я беру ее руку и сжимаю.

— Вера, — зову глухо.

Она никак не реагирует. Как будто не слышит моего голоса.

— Вера, — повторяю громче.

Ноль реакции.

Горло стягивает колючей проволокой. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Перед глазами проносятся кадры аварии. Я ехал и почти ничего не видел. Было пасмурно, и дождь шел стеной. Помню точно, что ехал медленно. Гораздо медленнее допустимого скоростного режима. Внимательно вглядывался в лобовое. А потом заметил, как на нас что-то несется. Визг шин и звук клаксонов подсказали: это чужая машина. Я постарался свернуть так, чтобы миновать столкновения со встречным автомобилем, но, видимо, сделал это слишком поздно. Один удар, второй, третий. Где-то между ними сработали подушки безопасности. Но Вера все равно в коме.

— Здравствуйте, — звучит сбоку. Я поворачиваюсь на голос. Новый врач. — Вы супруг... Эээ... — он опускает глаза в бумаги. — Вы супруг Веры Бергер?

— Да.

— Отлично, я невролог. Нам надо побеседовать.

Я резко поднимаюсь со стула и тут же чувствую головокружение. Невролог обеспокоенно на меня глядит.

— Вы в порядке?

— Да, я в полном порядке. Немного штормит, но ерунда. Что с моей женой? Она выйдет из комы?

Мой голос звучит нервно, и я сам на пределе.

— Мы прикладываем для этого все усилия.

— Реаниматолог сказал, у нее произошел инсульт?

— Да. От сильного удара головой произошел инсульт.

Я мало знаю об инсультах. В нашей семье их ни у кого не было. У меня есть только общие сведения о том, что после инсультов людей иногда парализует.

— Моя жена парализована?

— Нет. Надеемся, что нет. Результаты МРТ головы показали, что области мозга, отвечающие за речь и двигательную активность, не пострадали. Мы исходим из того, что, если ваша супруга выйдет из комы, она сможет ходить и говорить.

Я чувствую облегчение. Но, наверное, оно ложное, потому что невролог остается предельно серьезным.

— У вашей супруги пострадал другой участок мозга... — и замолкает.

Почему он не может сразу все выложить? Как будто специально нагнетает.

— Какой? — теряю терпение.

— Отвечающий за память.

Несколько раз моргаю.

— Что это значит?

— Поражение небольшое, это вселяет оптимизм. Скорее всего, полной амнезии не будет. По крайней мере мы на это надеемся. Но если ваша супруга выйдет из комы, будьте готовы к тому, что она забудет некоторые события из своей жизни.

Глава 60. Дом

Вера

Я с трудом поднимаю веки. Они словно налились свинцом — такие тяжелые. А еще я чувствую боль. Она везде, в каждой клетке тела. Но особенно сильная в голове. А этот противный писк только усугубляет. Он проникает в уши и режет барабанные перепонки. Перед глазами пелена. Сквозь нее пробивается яркий свет от лампы в потолке. Глазам тоже становится больно, поэтому я снова закрываю их. Звук писка перекрывает недовольный женский голос:

— Мужчина, ну вы не можете здесь постоянно находиться. Идите в свою палату.

— Я от своей жены не отойду ни на шаг — рычит ей в ответ Давид.

Давид! Как же я рада слышать его голос! Хочу позвать мужа, а не получается. Я не понимаю, почему. Губы словно слиплись. У меня такой сумбур в голове. Я не понимаю ни где я, ни что со мной. Перепила с родителями одноклассников Майи, что ли? Вчера дочь окончила восьмой класс. Они с одноклассниками пошли отмечать в кафе. Мы с другими родителями устроились в этом же кафе, но в другом зале. Да нет, вроде не пила я сильно. Тогда почему же так голова раскалывается?

— Мужчина, родственники могут посещать пациентов только в определенные часы. Находиться здесь круглосуточно нельзя!

— Это еще почему?

— Как минимум, потому что это реанимация, а не проходной двор! Правила придуманы не просто так.

— Не проходной двор, говорите? — Давид повышает голос. — Да у вас тут самый что ни на есть проходной двор! Ординаторы приходят толпами по десять-пятнадцать человек. Маски на лице только у двоих были! Вы с другими медсестрами постоянно собираетесь тут чай пить. Я уже молчу о том, что дверь в палату поломана и не закрывается. Знаете, я с удовольствием поговорю об этом с главврачом. Вот прямо сейчас, раз вы меня выгоняете, я пойду не в свою палату, а в кабинет главного врача.

Я что, в больнице? Какая еще реанимация? А хотя это бы объяснило боль во всем теле. Я собираю в кулак все силы и зову так громко, как могу:

— Давид!

Выходит что-то сиплое и едва слышное.

— Вера!? — Давид сдавливает мою ладонь. — Вера?

— Вышла из комы! Пришла в себя! — громко провозглашает тот же женский голос.

С новым усилием воли я открываю глаза и вижу обеспокоенное лицо своего мужа. Стараюсь улыбнуться, но не уверена, что получается.

— Господи, Вера! — Давид со слезами на глазах берет мое лицо в ладони. — Ты очнулась. — По его щеке скатывается настоящая слеза, и это повергает меня в шок. Я только один раз видела у Давида слезы — когда родилась Майя.

Ко мне подходит мужчина в белом халате.

— Вы помните, как вас зовут и кто вы?

Странный вопрос.

— Да, Вера Бергер.

Что, черт возьми, происходит? Несколько бокалов вина на праздновании окончания восьмого класса Майи довели меня до реанимации?

— Сколько вам лет?

— Тридцать три.

Врач вопросительно смотрит на Давида. Челюсть мужа сжимается.

— Что последнее ты помнишь?

Я перевожу дыхание. Говорить сложновато. Язык как будто заплетается.

— Майя вчера окончила восьмой класс. Они с одноклассниками пошли в кафе. Мы с другими родителями тоже. Сидели в соседнем зале. Я выпила вина. Давид, в чем дело? Почему я в больнице?

Это была слишком длинная речь. Мне требуется отдых после нее.

— Вера, тебе тридцать четыре года. Через полтора месяца исполнится тридцать пять. А Майя сейчас в десятом классе.