Читать книгу 📗 "Коник-остров. Тысяча дней после развода (СИ) - Рябинина Татьяна"

— Вань, а как же Лиса? Лису заберешь?

— Куда, сюда? А ребенок — ничего?

— Ты что?! — возмутилась я. — С ума сошел? Только попробуй без нее приехать! У ребенка будет своя собственная Лиса. Но надо прививки всякие сделать, как положено.

— Саш… спасибо! За Лису. Я, по правде, и заикаться боялся. Ладно, дай мне уже заявление подать.

— Ой, да пожалуйста, — я фыркнула и втянула макаронную бороду прямо с тарелки, через край, перемазавшись соусом по уши.

— Вот ведь поросенок, — ухмыльнулся он, шуруя в телефоне. — И это без пяти минут доктор наук! Чему ты ребенка научишь? Чем одни водоросли от других отличаются?

— Ну хотя бы.

Я отнесла в раковину тарелки, выбросила подобранные с пола макароны и остановилась у Ивана за спиной, глядя, как он заполняет графы заявления. Выбрав неторжественную регистрацию в районном загсе, он спросил мой СНИЛС и адрес электронной почты, после чего отправил приглашение. Дальше заполняла я. Вот правда, в первый раз, когда подавали во дворце бумажное, волновалась меньше.

— И зачем, спрашивается, фамилию обратно меняла? — проворчала, добравшись до этой графы. — Может, не надо?

— Корнет Азаров, разговорчики в строю, — Иван ущипнул меня за попу и слизнул со щеки соус. — Была Лазутиной, Лазутиной и помрешь.

— Оптимистичненько.

Когда я закончила, Иван оплатил пошлину, и мы перебрались в комнату на диван. Включив бра и привычно пристроив голову ему на колени, я подумала, что начинаем мы все-таки не с абсолютно чистого листа. Какие-то мелочи прошились в нас так прочно, что стали неотъемлемой частью.

— Но это же хорошо, — усмехнулся Иван, когда я сказала ему об этом. — Такой мостик между нами прошлыми и настоящими.

Дождь барабанил по карнизу, уютно шуршал в кроне клена за окном. Иван — тоже привычно! — перебирал пряди моих волос, иногда наклонялся, целовал меня, мягко и нежно. Мы словно знакомились сейчас заново. Рассказывали друг другу о том, как жили последние три года. И о том, что не сочли нужным и важным раньше, когда были вместе.

Такой уютный долгий вечер, а потом еще один день — наполненные и спокойным теплом, и страстью, которые, оказывается, не только не мешают, но и дополняют друг друга. Мы болтали, смеялись, подкалывали. Строили планы на будущее, выбирали имя для ребенка, спорили, в какие кружки и секции обязательно его запишем. Занимались любовью — вспоминая друг друга и узнавая что-то новое.

— Я уже по тебе скучаю, — вздохнула я ночью на понедельник, уютно устроившись у него под боком. — А может, не завтра? Может, еще денек?

— Нет, Сашунь, решили так решили. Чем быстрее уеду, тем быстрее вернусь. А может, и вообще прямо завтра вечером. Или послезавтра утром. Если не отпустят по-хорошему. Хотя лучше, конечно, чтобы отпустили. Тогда все дела сразу сделаю и приеду совсем. С Лисой.

— Ну ладно, — пробормотала я, проваливаясь в блаженную дремоту. — Я тебя буду ждать. Очень-очень буду ждать…

Эпилог

Иван

август 2023 года

— Положил еси на главах их венцы от каменей честных. Живота просиша у Тебе, и дал еси им…

Тамара пела тихо, едва слышно, но так красиво, что невольно наворачивались слезы. Осторожно, чтобы не сполз венец, я покосился на Сашу. Ее рука едва заметно дрогнула, огонек белой свечи качнулся, несколько прозрачных капель сбежали вниз.

Отец Рафаил читал нараспев, открыв толстую книгу на резной подставке. В стороне топтались гости: Надя, Михаил, дед Ленька, Сашок и Семен. И Галина Петровна с Андрюшей на руках. Наш герой сегодня переживал уже второе таинство: утром его окрестили, и он не издал при этом ни единого писка. И сейчас помалкивал, таращась с любопытством по сторонам. А ведь сколько споров было!

Мы хотели, чтобы обвенчал нас обязательно отец Рафаил. Надя написала, что после смерти Ермоны он сильно сдал, хотя по-прежнему каждый день служил литургию. Мы боялись, что если отложим поездку до следующего лета, можем его уже не застать. Первого августа Андрюшке исполнилось три месяца, и мы решили все-таки поехать. На машине, разумеется, до Куги, а там попросить Семена отвезти нас на Ильинский. Или Надежду.

Галина Петровна закатила истерику, потом еще одну, и еще, но мы стояли намертво. Тогда она заявила, что поедет с нами, иначе мы угробим ребенка. Вообще-то она была вполне адекватной бабушкой и в наши дела особо не лезла, но то, что мы хотим везти трехмесячного младенца за тридевять земель, на какой-то дикий остров, подбесило ее капитально. Мы, разумеется, тоже переживали, но старались этого не показывать. И каково же было наше удивление, когда Андрюха проспал почти всю долгую дорогу, продирая глаза и глотку только на перекус и замену подгузника.

А вот я, наверно, за эти десять часов пути поседел — так волновался за свой ценный груз. Точнее, бесценный.

Осенью мне пришлось задержаться в Карелии почти на две недели. С увольнением, как я и боялся, получилось сложно. Самое подлое, что решалось все на уровне ректора университета, а тот тянул, не говоря ни да ни нет. Я уже хотел ехать обратно в Питер, но тут Валентин, тот самый знакомый, который сосватал в Петрик, шевельнул какие-то связи в Карельском научном центре РАН, и меня все-таки отпустили с богом.

С Надей получилось наоборот. Я боялся, что она страшно разозлится, но та, вопреки моим опасениям, расчувствовалась едва ли не до слез. Особенно когда я сказал, что мы с Сашей подали заявление и что у нас будет ребенок.

— Ванька! — шмыгала она носом. — Стервец такой! Я с самого начала поняла: дело нечисто. А потом Сашок болтанул, что она твоя бывшая.

— Ну… была бывшая, стала опять настоящая, — я пожал плечами. — Помнишь, фильм такой был — «Привычка жениться»? Вот и у нас так.

— Трепло! — она шлепнула меня по спине. — Я так думаю, это все Коник. Он такой… чудной. Чудий. Вот оказались вы там — и…

— Может быть, — не имело смысла спорить, я и не стал.

А может, она была и права. Трудно сказать, получился бы у нас с Сашей такой разговор, если бы не это… катерокрушение.

— Боюсь, Ваня, закроют теперь гидропункт, — вздохнула Надя. — Нерентабельно. В лучшем случае дадут нам сюда полставки гидролога. Все меняется, все проходит. Ну что ж… это жизнь. А пока давай мы там что можно законсервируем, закроем. Что нельзя оставлять, сюда перевезем. А весной уже будет точно известно, пришлют кого-то или нет.

Лиса, увидев меня, просто обезумела. Скакала, лаяла, визжала, облизывала с ног до головы, а потом не отходила ни на шаг, заглядывая в глаза, — а вдруг снова уеду и оставлю ее.

— Не бойся, дурочка, — успокаивал я ее. — Со мной поедешь.

Работы на станции было много. Даже вчетвером: я, Надя, Миша и дед Ленька — управились за три дня. Все сложили, закрыли, а то, что нельзя было оставлять на холоде, в первую очередь лабораторную технику, отвезли к ним. В последний день я попросил деда Леньку свозить меня к монахам — попрощаться.

Впервые Ермона не встретила на пристани: лежала в постели.

— Плохая совсем Ермошенька, — вздохнула Тамара. — Хоть повидаешь ее, Ваня. Она тебя очень любит. Все переживает, как у вас с Сашей.

— Хорошо у нас все, — я обнял ее, чего никогда раньше не делал. — Через две недели распишемся. Малыш у нас будет весной.

— Как замечательно! — она всплеснула руками. — Вот Ермоша обрадуется. И батюшка тоже.

И правда, радости было… Ермона даже встала к столу и выпила своей знаменитой наливочки.

— Последняя моя наливка, — вздохнула она и тут же улыбнулась. — Удалась! Я, Ваня, тебе свой секретный рецепт дам. Будете пить с Сашей и меня вспоминать.

— Ну не только наливкой же вспоминать! — я тоже старался улыбаться. Через не могу.

— И наливкой тоже. Вспоминать и поминать.

Она и правда сунула мне в карман сложенную бумажку, исписанную скачущими крупными буквами.

— Помолитесь за меня, — шепнула на ухо. — А я там буду молиться за вас. А еще… — она на мгновенье стала прежней озорной Ермоной, — запомни, Ваня, на наливку бери падалку. С червем. От него самый смак. Только не говори никому. Это секрет!