Читать книгу 📗 "Через год в это же время - Касенс Софи"
Минни плавала дольше, чем собиралась, колотя по воде так, словно от этого зависела ее жизнь. Она чувствовала себя сильной. В последние месяцы она заметила, как увеличились мышцы ее плеч, живот стал плоским впервые за несколько лет, руки и ноги словно удлинились. А волосы внизу превратились в пушистый ком. Интересно, у всех пловцов такое происходит? Может, если она хочет заниматься плаванием всерьез, ей следует полностью сбрить их и превратиться в настоящую выдру?
Наконец израсходовав всю энергию, Минни вышла из воды и вытерлась насухо, стоя на клочке травы перед раздевалками. И тут же вспыхнуло воспоминание об этом самом месте – о том, как она стащила полотенце Квинна, их завтрак, его улыбка, когда они шли через парк бок о бок… Нет, нужно перестать думать о нем.
– Уже уходишь? – раздался голос за ее спиной.
Минни повернулась и моргнула, словно не веря собственным глазам. Неужели он действительно был здесь или она сотворила его, думая о нем? Но он стоял рядом, держа полотенце, полностью одетый, в джинсах и светло-голубой рубашке с закатанными до локтей рукавами. Волосы у него казались длиннее и растрепаннее. Он был небрит. Минни никогда прежде не видела его с такой щетиной. И именно щетина заставила ее прийти к выводу, что это не мираж. Если бы она создала Квинна своим подсознанием, он выглядел бы таким, каким она привыкла его видеть, а не этой новой небритой версией.
– Привет, – сказала она, чувствуя, как ее губы сами собой расплываются в улыбке.
– Я так и надеялся, что встречу тебя здесь, – сказал Квинн. – Жаль, что пришел не вовремя, чтобы разделить с тобой завтрак. Должно быть, ты встала еще до рассвета.
– Да я только чуть-чуть окунулась, – соврала Минни. – Могу еще поплавать, если ты…
Но она не могла плавать дольше, она уже выдохлась.
– Отлично, можем встретиться здесь через полчаса? – предложил Квинн, одним плавным движением снимая рубашку.
Все тело Минни протестовало, когда она снова погрузилась в воду вслед за Квинном. Она наблюдала за тем, как он в несколько взмахов пересек пруд. Неужели он действительно надеялся встретиться здесь с ней? Они не звонили друг другу с прошлых выходных. Минни хотелось послать сообщение, спросить, как дела у его матери, но при этом не хотелось выглядеть навязчивой, слишком заинтересованной.
Когда она не спеша плыла через пруд за Квинном, то гадала, что именно в Квинне ей так нравится. А в том, что он ей нравится, она уже призналась себе, пусть даже это не было взаимно. Может быть, как раз тот факт, что он не хотел быть с ней, стал частью его привлекательности. Минни вечно тянуло к мужчинам, которые держали ее на расстоянии. Грега куда больше интересовала работа, чем Минни. Ее предыдущий парень Тарек был в лучшем случае эгоистом, а в худшем – просто вел себя оскорбительно, не выбирал выражений. Лейла обычно говорила, что ты получаешь те взаимоотношения, каких заслуживаешь. И если тебе кажется, что ты достойна лишь части чьего-то внимания, то, наверное, ты только этого и ищешь.
И тем не менее…
Она порвала с Грегом, потому что хотела большего, потому что знала: она стоит большего. Так почему теперь она бултыхается в пруду, как идиотка, просто ради того, чтобы выпить кофе с парнем, который ею не интересуется? Она что, действительно хочет быть ему другом? Получить утешительный приз?
Кожа Минни сморщилась и побелела к тому времени, когда Квинн наплавался. Они вытерлись, стоя рядом на берегу; ушли в раздевалки, чтобы одеться, потом снова встретились перед железными воротами в ограде пруда. Они пошли через парк, спустились с холма к станции метро «Хэмпстед-Хит». Квинн сказал, что ему хотелось бы пойти к тому же самому фургону, где они покупали завтрак в прошлый раз.
– А как матушка себя чувствует? – спросила Минни, размахивая на ходу полотенцем.
– Разговоры с твоей мамой важны для нее, – ответил Квинн.
Накануне Конни сказала, что заглядывала в дом в Примроуз-Хилле с домашним пирогом. Пирог? Минни и припомнить не могла, когда ее мать пекла пироги.
– Я знаю, это странно, – начала Минни, ероша волосы у себя на голове, чтобы они не прилипали к черепу. – У нее никогда на самом деле не было подруг, у моей мамы. Во всяком случае таких, о которых я знала бы. Она постоянно была занята работой.
– У моей тоже их не было, – сказал Квинн. – О чем они говорят?
– Каково это – родить ребенка первого января тысяча девятьсот девяностого года, – со смехом ответила Минни. – По-моему, это единственное, что у них есть общего.
– Может, они обе потерянные души? – задумчиво предположил Квинн. – И видят друг в друге отражение себя?
– Это звучит весьма поэтично, Квинн Хэмилтон. Никто бы и не подумал, что ты скучный консультант по управлению. – Минни втянула щеки, чтобы сдержать смех.
Он взмахнул свернутым в трубку полотенцем и легонько хлопнул ее по заду:
– Выбирай выражения, Купер!
– И это ты называешь шлепком? – засмеялась Минни. – Жалкое подобие!
– Ну, в отличие от тебя, я не колочу людей полотенцами до крови, у меня до сих пор синяк на том месте, по которому ты меня ударила, помнишь?
Его голос вдруг изменился, став хрипловатым.
– Неправда! – Минни ткнула его локтем в бок.
– А теперь еще и здесь! – Квинн схватился за бок, как будто его сильно ранили. – Дружба с тобой приведет к тому, что я, пожалуй, весь стану иссиня-черным!
Они купили в фургоне булочки. Квинн предложил подняться на вершину Парламентского холма и съесть их там, сидя на солнышке. Они устроились на траве, глядя на Лондон, который раскинулся внизу, словно ковер, усеянный строительными кранами и небоскребами.
– Эти огромные вересковые пустоши кажутся здесь совершенно неуместными, как по-твоему?
– А мне они нравятся. Похожи на последнее прибежище дикой природы в Лондоне, где все естественное закатали в бетон.
– Ну и кто из нас рассуждает поэтично? – поинтересовался Квинн, покосившись на нее.
– Ой, замолчи!
– Вересковые пустоши вдохновляли многих поэтов – Китса, Вордсворта, Колриджа, а теперь Купер, – произнес Квинн напыщенным тоном учителя английской литературы.
– Я уж точно не поэт! – фыркнула Минни, кусая булочку с беконом.
Она знала, что Квинн просто шутит, но, когда он говорил такие вещи, это заставляло ее остро ощутить, что он учился в университете, а она – нет.
– «От боли сердце замереть готово, и разум – на пороге забытья» [1], – продекламировал Квинн.
Минни повернулась и изумленно уставилась на него. И даже перестала жевать.
– Китс, – пояснил Квинн. – «Ода соловью». Думаю, он написал ее где-то здесь. Только я больше ничего не помню. – Он вдруг вспыхнул, сообразив, что Минни не поняла, что это цитата из какого-то стихотворения. – Он умер в двадцать пять лет, огромная потеря!
– Именно так ты обычно стараешься произвести впечатление на девушек? Цитируя им стихи и Википедию? – спросила Минни, глядя на свой стаканчик кофе.
– Нет. – Квинн откинулся на траву, опираясь на локти. – А что, на тебя это произвело впечатление?
– Ты же не намеревался этого делать. Мы просто болтаем после плавания, жуем булочки… – Минни запнулась. – Ну да. Булочная болтовня. После. Плавания.
Квинн повернулся на бок, опираясь теперь головой на руку, и посмотрел на Минни снизу вверх:
– Ты думаешь, это мой modus operandi, да? Цитировать стихи, когда только возможно?
– Теперь ты перешел на латынь. Квинн, чего ты от меня ждешь? Что я поставлю тебе пятерку с плюсом?
Квинн упал на траву и захохотал, искренне, от всей души.
Они разговаривали еще больше часа – обо всем и ни о чем. Минни чувствовала, как оживает, как ее наполняет тепло. Она расслабилась, ей было весело, интересно, ею интересовались, – и это была та ее версия самой себя, которая ей же самой и нравилась больше всего. Потом они не спеша направились к станции метро через вересковые пустоши. Когда они уже стояли перед станцией, Квинн сказал, сунув руки в карманы:
