Читать книгу 📗 "Моя идеальная ошибка (ЛП) - Хейл Оливия"

А у него ноль.

Как и у Конни.

Она снова глубоко вздыхает, и на лице появляется смущение.

— Не хочу признаваться, но я еще и... немного завидовала.

Мои брови приподнимаются.

— Завидовала?

— Да. Нет, то есть... — она фыркает, и я улыбаюсь, ведь напряжение между нами начинает таять. — Вашей близости. Я годами пыталась, и все без толку, достучаться до брата, хотела поддержать тебя в трудную минуту... но вы нашли друг друга, — она пожимает плечами, голос становится осторожным. — Не самое благородное чувство. И не рациональное. Но в первую неделю я чувствовала себя именно так. Будто ты забыла про меня. Да еще и скрывала это!

Я хохочу.

— Это было невыносимо сложно! Хотела рассказать, ведь всегда все тебе говорю, но не могла!

— Могла бы, — улыбается она. Но тут же добавляет: — Ладно, возможно, нет. Не знаю, как бы отреагировала, если бы ты с порога заявила: «Этот парень очень горячий. Кстати, он твой брат».

Я поднимаю руки в защитном жесте.

— Именно поэтому мы и не сказали. Мне жаль, что ты узнала все так. Не этого я хотела. Как и Алек, полагаю.

Она кивает, вращая стакан с смузи.

— Понимаю. Слышала, ты была у отца на День Благодарения... и что все прошло не очень. Мне правда жаль.

— Нейт рассказал?

— Ага.

— Знаешь, — говорю я, — тебе не за что извиняться. Алек делает то же самое, извиняется за отца или обстоятельства, в которых ни он, ни ты не виноваты.

Она слабо улыбается.

— Привычка, наверное. У Алека это впитано с молоком матери.

— Извиняться?

— Нет, боже упаси, он редко это делает. Нет. Брать ответственность. Он вешает ее на себя за всех и вся. Будто последняя инстанция. Прекрасное качество, но иногда он заходит слишком далеко.

Я согласно киваю.

— Именно так. Это сводит меня с ума, потому что кажется, Алек уверен: если не может гарантировать... прости, тебе вообще комфортно об этом говорить? Не хочу ставить в неловкое положение.

Она трясет головой, и рыжая прядь падает на лоб.

— Да нет же, продолжай! Впервые чувствую, что могу дать дельный совет, в отличие от тех случаев, когда тебя приглашали на свидание коллеги. И да, обсуждать недостатки брата мне всегда комфортно. Его сексуальную жизнь? Совсем нет.

Я смеюсь.

— Буду знать. Никаких подробностей.

— Даже ма-а-аленьких, — подмигивает она. — Ладно, валяй.

Но «валять» не так-то просто.

— Не знаю, с чего начать, — признаюсь я. — Он будто уверен, что если не может гарантировать стопроцентно идеальный исход, то и пытаться не стоит. В работе так не думает, — быстро добавляю я, — но вот в отношениях? Если не может быть уверен, что люди не будут косо на нас смотреть, что я никогда... не причиню ему боль, не уйду или даже не умру, тогда игра не стоит свеч.

Ее выражение лица смягчается.

— Да, — вздыхает она, — это на него похоже.

— У нас и правда есть препятствия, — говорю я. — Он старше, у него уже есть дети. Придется подстраиваться. Но мне казалось, что попробовать стоит.

— Казалось? В прошедшем времени?

Я пожимаю плечами, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Не уверена, что получается.

— Возможно. Если он не... хочет этого достаточно, чтобы хотя бы попытаться, то какие варианты?

Конни накрывает мою руку своей.

— А что если...

Телефон вибрирует, лежа экраном вниз на деревянном столе. Я виновато улыбаюсь и беру трубку.

— Прости, возможно это из школы или связано с детьми.

— Конечно, ответь.

Но звонят не из школы и не по поводу детей.

Это только что созданная Сиэтлская Балетная Кампания, и они узнали от самого хореографа Антуана Дюбуа, что я восстанавливаюсь после травмы, но ищу работу.

И вот так жизнь вносит свои коррективы.

38. Алек

Рабочий день сер и безрадостен.

Прошло всего несколько дней с того разговора на кухне, но шанса поговорить с Изабель как следует так и не выдалось. Она взяла отгулы на остаток выходных после Дня Благодарения и провела время с семьей. Вернувшись в воскресенье вечером, сразу закрыла дверь своей комнаты.

Я стоял снаружи, хотел постучать, зная, что не должен.

Ее взгляд в тот ужасный вечер преследует меня. Стоит закрыть глаза, и я вижу ее лицо: глаза, полные гнева и печали, и ту единственную слезу, скатившуюся по щеке. Живое доказательство того, чего я всеми силами пытался избежать.

Изабель больно.

Эту боль причинил именно я.

Я провожу рукой по лицу и пытаюсь сосредоточиться на письмах, заполонивших экран. Ассистент отлично отсеивает большую часть, но сообщения все равно просачиваются, каждое требуя кусочек моего времени.

Эти требования не прекращаются уже больше десяти лет. Время больше мне не принадлежит, я не могу распоряжаться им, как хочу.

Но это не значит, что я не могу все исправить. Возможно, и не знаю, как лучше поступить с Изабель, но точно знаю, что должен сказать Конни.

Ассистент подтверждает, что она свободна, и я перехожу через весь этаж к офису с ее именем на табличке. Констанция Коннован. Я помню, как держал ее на руках сразу после смерти мамы, когда она была совсем маленькой. Гадал тогда, кому из нас повезло больше: ей, потому что не запомнила нашу мать и не чувствовала тогда этого удушающего горя... или мне, потому что остались воспоминания, даже если жизнь, которую знал, рухнула. И я знал, без тени сомнения, что обязан защищать ее.

Конни сидит за своим столом. Она больше не малышка. Теперь она моя взрослая, замужняя сестра, блестящий профессионал и мастер общения с клиентами. Выражение ее лица нейтрально, но в глазах мелькает что-то мягкое. Может, она уже не так злится.

— Алек? Что нужно?

Я упираюсь руками в спинку свободного кресла напротив.

— Хочу знать, как загладить эту трещину между нами, — говорю я. — Если ждешь извинений насчет Изабель... я их приношу. Но не в том смысле, в каком ты, подозреваю, хотела бы услышать. Я ни о чем не жалею, но мне жаль, что ты узнала об этом именно так и что это расстроило. Я такого не хотел.

Она приподнимает брови.

— О.

— Ты злилась на меня. Если все еще злишься, это нормально, — говорю я. — Но, на всякий случай, еще раз прости.

Конни кивает и несколько долгих секунд барабанит пальцами по столу.

— Нейт рассказал мне про ужин в День Благодарения. Что случилось. Ну, по крайней мере, то, что знал.

Я стискиваю зубы.

— Ага.

— А что ты сказал отцу? Я знаю о произошедшем за столом, но не после.

— Ну, — я провожу рукой по подбородку. — Вы с Нейтом всегда шутите, что я любимчик. После этого, сомневаюсь, что останусь им.

Ее глаза округляются.

— Серьезно?

— Да. Я сказал ему засунуть свои предрассудки в жопу, — усмехаюсь я. Конни застывает в шоке, и это только усиливает мою усмешку. — Что? — спрашиваю ее. — Не думала, что могу быть таким резким?

Она несколько раз моргает.

— Нет-нет, просто... ну. Это же ты послал отца, и сам смеешься над этим. Вообще смеешься. Давно я тебя таким не видела.

Не знаю, что на это ответить. К счастью, кажется, ответ и не нужен. Конни проводит рукой по волосам.

— Спасибо за эти слова, кстати. Насчет Изабель. Ценю это. Я не злилась... теперь, когда эмоции улеглись, вообще думаю, что вы можете стать идеальной парой.

Теперь округляются глаза у меня.

— Что, прости?

— Идеальной парой, — повторяет она. — Ваши характеры, цели, взгляды... я представляю это. Вас двоих. Не то чтобы специально, — добавляет она с улыбкой. — Но это не самая безумная вещь на свете.

Ее слова словно освобождают. С моих плеч спадает часть груза.

— Ты одобряешь? — спрашиваю я.

— Абсолютно, если вы делаете друг друга счастливыми. И, думаю, шансы на это высоки... Судя по твоей улыбке и тому, как изменился за последние недели, ответ очевиден. Разве нет? Она делает тебя счастливым?

Я смотрю поверх сестры, в окно, где за стеклом разворачивается дождливый Нью-Йорк. Это легкий вопрос.