Читать книгу 📗 "В постели с бактериями. История, наука и секреты микроскопических существ, о которых не принято говорить - Парк Айна"
Июнь 1947 года, Катлер – Махони:
Крайне важно как можно меньше рассказывать об этом проекте. Даже несколько слов, сказанных не тому, кому нужно, пусть и в домашней обстановке, могут поставить под угрозу всю нашу работу или ее часть. Мы выяснили, что об этом проекте говорят больше, чем [так в исходном тексте] нам хотелось бы, и о нашей работе становится известно в самых разных кругах.
Апрель 1948 года, Ричард Арнольд (Richard Arnold; исследователь пенициллина) Катлеру:
Я немного – нет, какое там немного – скептически отношусь к экспериментам над сумасшедшими. Они не могут дать согласия, не понимают, что происходит, и если какая-нибудь добродетельная организация узнает, откуда дует ветер, она поднимает такой шум. Думаю, лучше использовать солдат или заключенных, которые могут дать свое согласие на участие7.
В отличие от жертв экспериментов в Таскиги, ни участники исследования в Гватемале, ни их семьи не получили от американского правительства никаких льгот или медицинской помощи. В 2012 году несколько жителей Гватемалы подали иски против правительства США, но они были отклонены на основании иммунитета суверенного государства от гражданской ответственности согласно Закону о нарушениях законных прав федеральными органами, который «запрещает подавать иски в причинении вреда на территории иностранного государства, независимо от того, где произошло вредоносное деяние или понесена потеря»8, 9.
В 2015 году жертвы экспериментов в Гватемале и их семьи подали гражданский иск к Университету Джонса Хопкинса, биофармацевтической компании Bristol-Myers Squibb и Фонду Рокфеллера на том основании, что трое сотрудников этих организаций сыграли ключевую роль в гватемальских экспериментах. Ответчики подали ходатайство об отклонении иска. В январе 2019 года судья федерального суда отклонил это ходатайство, предоставив всем участникам дела «Наследники Артуро Джирона Альвареза против Университета Джонса Хопкинса и др.» возможность высказаться в суде10. Для интернет-издания Slate журналист Сашма Субраманиан (Suchma Subramanian) взяла интервью у одного из истцов, 91-летнего Фредерико Рамоса (Frederico Ramos), который был пессимистически настроен по отношению к исходу дела: «Когда я узнал, что в этом деле замешаны американцы, я отдал свою судьбу на волю Божью. Я молился о получении хоть какой-то компенсации». В итоге он понял, что все будет «так, как Бог решит».
Несмотря на боль и страдания пациентов в Гватемале, эксперименты не дали однозначного ответа на вопрос о том, какое средство профилактики гонореи является наиболее действенным. Только начало применения пенициллина в 1940-х годах произвело революцию в сфере профилактики и лечения гонореи в военное время. Во время войны в Корее профилактика с помощью пенициллина доказала свою эффективность: антибиотик солдатам давали перед увольнениями, и в двух обследованных частях новых случаев заражения гонореей практически не было. Согласно данным майора ВМС США Марка Раснейка (Mark Rasnake), позже такую профилактику начали применять повсеместно2. Пенициллин стал тем оружием, которое обеспечило военным победу над венерической болезнью.
Но, к сожалению, радоваться победе им суждено было недолго. К началу войны во Вьетнаме полного излечения от гонореи стало возможным добиться только постоянно возрастающими дозами пенициллина. Во время войны ходили слухи о том, что в Юго-Восточной Азии солдаты заболевают неизлечимыми формами этой инфекции, правда, никто не проверял, так ли это (именно такие слухи напугали байкера Майка из главы 6). Дело в том, что ученые минобороны вообще никогда не привозили образцы гонорейных штаммов из Азии и не выясняли, действительно ли они не лечатся пенициллином. Все изменилось весной 1964 года, когда лейтенанта Кинга Холмса (King Holmes) из штата Теннесси призвали на службу на Тихоокеанский флот, который как раз направлялся прямо в радушные объятья гонореи.
Привет, моряк
За десять лет до того, как в Сиэтле Кинг Холмс начал строить целую империю по изучению ИППП, он работал ординатором медицинского центра Университета Вандербильта в городе Нашвилл, штат Теннесси. В мае 1964 года Холмсу позвонил капитан Герберт Стеклейн (Herbert Stoecklein) и предупредил о скором призыве в армию. Холмс внимательно выслушал рассказ Стеклейна о предстоящем назначении.
– Что ж, сынок, будешь служить в Чайна-лейке.[35]
– В Чайна-лейке? Вот это да, сэр. Я и не знал, что у нас есть базы в Китае.
– Никакой это не Китай. База у города Барстоу, штат Калифорния.
– Барстоу? Это же пустыня Мохаве.
В голове у Холмса все завертелось. Он тяготел к исследованиям инфекционных болезней и надеялся, что его отправят туда, где он сможет и дальше заниматься наукой, а не на военную базу в пустыне. Он попытался договориться с капитаном: «Сэр, вот если бы вы послали меня в одну из лабораторий в Японии или в подразделение профилактической медицины на Гавайях, я бы и на третий год [служить] остался».
Обдумывая предложение новобранца, Стеклейн надолго замолчал, но в итоге уступил: «Что ж, ладно. Только я буду за тобой следить. Не останешься на третий год – отправлю твой зад прямиком во Вьетнам – и не посмотрю, есть у тебя семья или нет».
Вот так счастливчик Холмс провел годы войны во Вьетнаме в чине лейтенанта подразделения профилактической медицины ВМС в городе Оаху на Гавайях. Через несколько месяцев после прибытия в часть Холмс познакомился с Дэвидом Джонсоном (David Johnson), инфекционистом Седьмого флота ВМС США, и сказал ему, что хотел бы работать инфекционистом. Через пару дней Джонсон позвонил Холмсу: «Ты серьезно про работу спрашивал?» Джонсона повысили в должности, и нужно было найти ему замену. Несколько недель у Холмса ушло на поиск того, кто возьмет на себя его медицинские обязанности, после чего он наконец занял должность инфекциониста Седьмого флота.
К тому моменту он уже слышал о моряках Тихоокеанского флота с неизлечимой гонореей, и первой задачей, которую ему предстояло решить в новой должности, было разобраться в этой ситуации. «Нам предстояло выяснить, где этих мужчин видели и чем они там занимались». Возможно, в некоторых случаях инфекция была «неизлечимой» просто потому, что у моряков была не гонорея, а какая-то другая зараза. Предстояло взять образцы материала у пациентов с гонореей, вырастить бактерии в культуре и проверить эти штаммы на устойчивость к антибиотикам. Была только одна небольшая проблема: Холмс ничего этого не умел делать. Ему еще многому предстояло научиться.
Холмс решил, что будет писать кандидатскую по микробиологии в Гавайском университете, но вскоре ему пришлось прервать занятия, поскольку сообщений о случаях неизлечимой гонореи у матросов Седьмого флота, базировавшегося на тихоокеанских островах, становилось все больше; молодой ученый взял курс на Филиппины и вскоре поднялся на борт авианосца «Энтерпрайз». Он начал опрашивать персонал судна, а когда корабль зашел в порт, вместе с матросами отправился в город Олонгапо региона Центральный Лузон, где встретился с мэром и главой местной ассоциации владельцев баров и ночных клубов. Холмс объяснил им, что прибыл для того, чтобы взять гонорею под контроль, и эту идею местные горячо поддержали.
Холмс прикинул, что из 107 000 жителей Олонгапо примерно 5000 женщин оказывают секс-услуги, и у каждой такой работницы предстояло взять анализ на гонорею в городском диспансере11. Женщины выстроились в очередь и начали по одной запрыгивать на смотровой стол. Врач быстро засовывала женщинам во влагалище зеркало и брала мазок со стенок ватной палочкой. Затем палочка передавалась лаборанту, который окрашивал материал на ней метиленовой синью и рассматривал его на предметном стекле микроскопа. На все про все уходила лишь пара минут. Один чрезвычайно работоспособный врач за день умудрялся проводить сотни осмотров.
