Читать книгу 📗 "Настоящий Дракула - Макнелли Рэймонд Т."
Замок Хунедоара, главная резиденция Яноша Хуньяди в Трансильвании. Фото соавторов
В какой же момент Дракула смог позволить себе объявиться и какое стечение обстоятельств подвело его к мысли заключить мир с Хуньяди? Главную роль в странном сближении этих двоих сыграло охлаждение отношений Хуньяди с его протеже Владиславом II. Пожалуй, главной причиной послужил захват Яношем Хуньяди двух исконных вотчин валашских господарей, герцогств Амлаш и Фэгэраш. Амлаш он передал горожанам Сибиу, а крепость Фэгэраш и прилежащие к ней территории прибрал к рукам сам. Это и привело Хуньяди к вражде с Владиславом, желавшим вернуть в свое владение земли, которые он всегда считал валашскими. Второй причиной послужило уже упомянутое желание Владислава II наладить добрые отношения с османами, к чему его настоятельно склонял боярский совет. Еще в январе 1451 г. Владислав отправил делегацию своих бояр поздравить нового султана Мехмеда II с восшествием на престол — в определенном смысле он восстановил традиционную для Валахии политику двоякой лояльности османами и венгерской короне, которой в свое время следовал его враг Влад Дракул.
Янош Хуньяди заблаговременно узнал от своих агентов в Константинополе, что Мехмед готовится захватить византийскую столицу, и эти новости заставили трансильванского воеводу со всей очевидностью осознать, что потребуются все даровитые в ратном деле воины, каких он только сможет собрать под свои знамена, если он желает окоротить нового султана с его неуемными захватническими аппетитами. А дипломаты Хуньяди тем временем продолжали обсуждать с последним византийским императором Константином XI дополнительные экстренные меры по спасению города. И тут Хуньяди осенило, что юный валашский военачальник, волей провидения оказавшийся на его землях, лучше всех знает, каким образом мыслит Мехмед. Мало того, повоевав в пяти военных кампаниях турецкой армии, он также располагает бесценными сведениями о ее тактике и особенностях организации. А пребывание младшего брата Дракулы в турецком стане могло принести дополнительную выгоду. Сам Дракула в этом деле столкнулся с куда более тяжелой моральной проблемой — простить двойное преступление, совершенное в 1447 г. против его брата и отца. Имей он совесть, ему пришлось бы засунуть ее куда подальше.
Такого рода «повороты на 180°» едва ли были редкостью во времена, когда правителями двигало своекорыстие. Очевидно, что и бывалый крестоносец Хуньяди, и молодой воин Дракула — бывшие заклятые враги — прежде всего руководствовались личными амбициями, когда встретились в величественном готическом дворце Хуньяди, который и сегодня возвышается на скале у западного предместья Хунедоары, занимающей северо-центральное положение в Трансильвании. Хуньяди принял Дракулу в рыцарском зале, увешанном фамильными портретами, среди которых выделялся двойной портрет, изображавший бывшего наместника Венгрии еще во всем блеске и его жену Эржебет Силадьи. Не сохранилось никаких свидетельств о том, что говорили друг другу эти двое, но очевидно, что они столковались. Влад Дракула получил назначение в армию Хуньяди и небольшую придворную должность в Сибиу, саксонским властям которого было велено терпеть его присутствие. Дракула при всем желании не мог бы найти себе более опытного наставника в тактике и стратегии ведения восточных войн — Хуньяди по-прежнему считался одним из самых выдающихся военачальников того времени.
Со своей стороны, Хуньяди, надо полагать, ценил, что ему служит Влад Дракула — недаром он старался везде выставлять его и привлекать к нему как можно больше внимания. Он взял Дракулу с собой на открытие государственного совета Венгрии в Дьёр и официально представил его королю Ладисласу V Постуму, которого император Фридрих, его опекун и недремлющий страж [26], в 1453 г. наконец-то объявил совершеннолетним и помазанным королем Венгрии. Дракула присутствовал на коронации и принес Ладисласу клятву верности, а потом участвовал в пире и празднествах, которые по случаю коронации состоялись в королевском дворце в Буде. (В этой праздничной атмосфере Хуньяди примирился со своим давним противником графом Ульрихом Цилли, могущественным родственником покойного императора Сигизмунда, а ныне преданным сторонником нового римского императора Фридриха III.) Именно с полного согласия венгерского короля и трансильванской знати Дракула по предложению Хуньяди принимает на себя обязанность защищать границу Трансильвании от нападений османов. В сущности, Дракуле отвели почти такую же роль, какую исполнял его отец с 1431 по 1436 г. Резиденцией Дракуле определили все тот же Сибиу. В этом саксонском городе Дракулу застала весть, что Константинополь пал и захвачен османами. Впрочем, этого события ожидали с тех пор, как 3 февраля 1451 г. султан Мурад II скончался от удара в возрасте 47 лет и на османский престол взошел его амбициозный преемник.

Один из самых известных портретов султана Мехмеда II кисти венецианского живописца периода Кватроченто эпохи итальянского Возрождения Джентиле Беллини (1429–1507). Национальная галерея, Лондон
Им стал второй сын Мурада II, 19-летний Мехмед, который в недавнем прошлом два года (1444–1446) правил империей после временного отречения Мурада II, но умудрился снискать всеобщую нелюбовь высокомерием, деспотичностью и беспутствами. Вступив на престол во второй раз, Мехмед II немедленно подтвердил сложившееся о нем представление, приказав умертвить своего сводного брата и потенциального соперника, хотя тот был еще ребенком. Мать несчастного мальчика приносила поздравления султану с восхождением на престол как раз в тот момент, когда ее сына утопили в ванне.
Мехмед II с его скандальным образом жизни, беспощадностью и непомерными амбициями вкупе с низким происхождением (его матерью была простая рабыня) представлял разительный контраст со своим отцом: султан Мурад благородно вел международную политику, предпочитал мир превратностям войны и прибегал к военной силе только в ответ на враждебные действия. Дипломатические наблюдатели западных держав, приветствовавшие смерть Мурада II, сильно недооценивали личные качества и решительность нового султана, в лице которого приобрели противника куда более грозного и ужасного, чем его отец. Первое предостережение исходило от великого визиря турецкого двора Чандарлы Халила-паши, верившего в возможность сосуществования византийского и турецкого миров (поговаривали, что он за огромные деньги продался византийцам). Халил еще за несколько лет до того предупреждал императора Константина о необузданном нраве находившегося под его опекой наследного принца и прямо заявлял императору, что Мехмед жаждет покорить имперский Константинополь ради собственного престижа. «Какие же вы, греки, глупцы! — восклицал он. — Повелитель мой, Мухаммед, не чета своему отцу, султану Мураду. И зря вы угрожаете ему. Мухаммед не мальчишка, чтобы убояться ваших угроз. А коли желаете призвать этого Венгерца [Яноша Хуньяди], так это ваше дело. Желаете отвоевать назад ваши земли? Что ж, попытайтесь! Только того и добьетесь, что потеряете даже ту малость, что вам оставлена, обещаю вам!»
Сцена, которая позднее произошла в султанском дворце между Халилом и молодым султаном, оставляла мало сомнений в завоевательных намерениях последнего. Вечерами Мехмед без устали разъезжал по улицам Адрианополя, казалось, весь во власти неуемного желания завоевывать новые земли, но, прежде чем пускаться в такое дерзкое предприятие, как осада Константинополя, он желал прояснить, каковы на этот счет настроения его подданных. Одной бессонной ночью 1452 г. султан Мехмед послал своего евнуха с повелением призвать к нему Халила-пашу. Тот, зная об алчности султана, позаботился прихватить с собой на ночную аудиенцию наполненную золотом чашу. Войдя в покои султана, Халил застал его полностью одетым и сидящим на краешке кровати. Увидев чашу с золотом, султан удивленно воскликнул: «Это еще что такое?» Великий визирь смиренно ответствовал: «Таков обычай, что призванный своим господином вельможа не должен являться пред его очи с пустыми руками». В ответ Мехмед раскрыл великому визирю Халилу свои замыслы: «Не злата мне нужно от тебя; единственное, чего желаю, так это помощи от тебя в завоевании Константинополя!» Визирь склонился в поклоне перед волей султана, и тогда Мехмед возгласил: «Уповая на милость Аллаха Всевышнего и Пророка Его, мы возьмем этот город!»