Читать книгу 📗 "Настоящий Дракула - Макнелли Рэймонд Т."

Такое унижение переполнило чашу терпения Мехмеда. Он снял осаду с Коринфа и приготовился к полномасштабному вторжению в Валахию. Однако дело осложнялось тем, что теперь султан был вынужден скорее двинуть войска по суше через Болгарию и форсировать Дунай, чем, как прежде, водным путем подниматься из Черного моря по Дунаю, который теперь перешел под контроль Дракулы. Флот можно было использовать только как вспомогательную военную силу и только после успешной высадки на том берегу. Со стратегической точки зрения и с учетом безнадежного численного перевеса турок Дракуле оставались два варианта действий: рассредоточить свое войско на небольшие отряды и расставить вдоль берега Дуная, чтобы готовиться к отпору туркам в местах их вероятной высадки, или, если главное наступление турок пойдет по Дунаю, воспользоваться, как сделал его отец в 1446 г., их попытками высадиться на берег — преследовать турецкий флот по суше, благо у него имелась стремительная конница, и наносить удары по султанской армии в каждом пункте, где она вздумает высаживаться на сушу. В тогдашних обстоятельствах эффект внезапности был на стороне турок, поскольку Дракула не мог предвидеть точных мест, где будет произведена высадка, после того как турецкая армия войдет в Дунай из места сбора в Болгарии.

Тем временем Западная Европа приветствовала подвиги Дракулы на Дунае со смешанным чувством трепета, восторга и горячего одобрения. Всем казалось, что вернулись дни славных побед великого Яноша Хуньяди. В сердцах порабощенных турками народов Болгарии, Сербии и Греции ожили надежды на скорое освобождение. Среди первых добрые вести получили трансильванские города Брашов, Сибиу и Бистрица, затем новости распространились в Буду, Прагу и Вену, а следом и в западные столицы. Венецианские дипломаты Пьетро Томази в Буде, Доменико Бальби в Константинополе, папский нунций кардинал де Сантанжело и представлявший герцога Феррары Флорио де Реверелла (оба находились в Буде), а также дипломатические представители Милана, Флоренции, Болоньи и других итальянских государств бодро строчили депеши о победном наступлении Дракулы на Дунае. В конечном счете их послания привлекли заинтересованное внимание папы Пия II, и тот еще больше восхитился военными талантами Дракулы. Посол Венецианской республики в Буде Пьетро Томази и вовсе выставлял себя поборником дела Дракулы, зная, что содержание его донесений поступит прямехонько в Рим. Он выражал Венецианскому сенату надежду, что, коль скоро обещанные денежные ассигнования были направлены из Рима и Венеции 4 марта 1462 г., «венгерский король сделает все, что в его силах, чтобы помочь Дракуле… он обещал лично встать во главе своей армии и перейти в Трансильванию». Тут дипломат явно выдавал желаемое за действительное. Как написал английский паломник в Святую землю Уильям Вейский, которому на обратном пути домой случилось задержаться на некоторое время на острове Родос: «Военные силы Родоса, заслышав о кампании Дракулы, принялись распевать гимн “Тебя, Бога, хвалим” во славу Господа, ниспославшего такие победы. <…> Правитель Родоса созвал своих собратьев-рыцарей [39], и весь город на радостях пировал вином и фруктами». Генуэзцы из крымской Каффы отправили к Дракуле гонцов с известием, что своей дунайской кампанией он спас их от турецкого флота числом в три сотни кораблей, который султан замышлял послать против них.

В сущности, психологический расчет Дракулы оказался верен: прекрасно зная, сколь впечатлительны турки, в дунайском походе он намеренно прибегал к жестокому террору. В Константинополе по случаю разгрома царила атмосфера оцепенения, мрачного уныния и страха. Часть вельмож, убоявшись грозной славы воеводы-колосажателя (Казыклы-бея, как они прозвали Дракулу), определенно подумывали от греха подальше сбежать за Босфор в Малую Азию.

Однако сам Дракула, будучи трезвым реалистом, не сомневался, что уязвленный султан обрушит на него всю ярость своей мести, и видел свою первейшую задачу в том, чтобы возродить идею Крестового похода, провозглашенного папой на Мантуанском соборе, поскольку в одиночку он мог разве что отсрочить турецкое вторжение. И Дракула по обычаю разослал призыв к Крестовому походу христианским государям Запада и Востока, а также врагам султана в исламских странах. «Вашему Величеству надлежит знать, что я разорвал мир с ним не ради нас самих, но во благо чести Вашей Светлости… во имя Святого Креста, для охранения всего христианства и укрепления католической веры». Дракула рассчитывал, что его послания в конце концов дойдут и до папы Пия II, который, как он знал, имел личный интерес в этом святом деле. Позже греческий историк Лаоник Халкокондил процитировал в своем труде «Доказательства истории» (Historiarum demonstrationes…) выдержку из письма Дракулы, чтобы подчеркнуть настоятельность его призыва:

Чтобы упрочить военный союз с венграми, Дракула выразил готовность вступить в брак с родственницей Матьяша и породниться с королевским домом Корвинов. Для него это означало бы необходимость перейти из православия в католическую веру. Впрочем, большого препятствия ни в богословском, ни в религиозном плане здесь не возникало, поскольку Флорентийский собор в 1439 г. провозгласил унию обеих Церквей. И в те дни смена религии по матримониальным соображениям считалась делом обычным, особенно среди правящих семейств. Дракула также сообщал королю Матьяшу, что «если Ваша Светлость своих людей дать не пожелает, тогда пусть прислать изволит подкрепление от саксонцев и секеев», иными словами, от его старинных политических противников. Воевода Валахии предупредил короля, что помощь должна прибыть к 23 апреля 1462 г., как раз на праздник святого Георгия — румынский фольклор считает эту дату грозным предвестием, поскольку святой Георгий славится убийцей драконов, а сам Дракула, вероятно, ассоциировал ее со своей приверженностью идеалам ордена дракона. Тем временем другие дипломатические посланцы Дракулы в поисках военной помощи во весь опор неслись в столицы далеких стран, тоже находившихся в состоянии войны с султаном, как, например, Армения и Грузия. И конечно, Дракула умел рассуждать здраво и потому 17 мая послал призыв о помощи татарскому хану, а также генуэзцам Каффы, которым не меньше угрожало нашествие Мехмеда.

В сущности, свою маленькую страну Дракула в духе старинной румынской традиции воспринимал как передовой бастион христианства, обороняющий границы Европы от наползающего с востока варварства. Поразительное чутье провидца подсказывало ему неизбежность турецкой экспансии в случае, если венгерский король не отзовется немедля на его настоятельный призыв. «Ведь если, не приведи Господь всемогущий, нам суждено потерпеть поражение, эта турецкая виктория обернется наигоршими бедами для всего христианства», — писал Дракула. Действительно, пройдет 64 года, и 29 августа 1526 г. в битве при Мохаче Османская империя наголову разобьет объединенное венгерско-чешско-хорватское войско. Преемник Матьяша, богемский и венгерский король Лайош II, вместе с цветом венгерской знати погибнет от рук другого жадного до завоеваний султана, Сулеймана Великолепного, а большая часть Венгрии превратится в турецкую провинцию.

Военная помощь от венгерского короля, на которую рассчитывал Дракула, так и не материализовалась ни во что конкретное, поскольку Матьяш предпочел держать свою армию в резерве, пока не разрешится его конфликт с императором Фридрихом III — тот по-прежнему удерживал в Винер-Нойштадте корону Иштвана Святого, единственную и незаменимую регалию, которая в действительности узаконила бы королевскую власть Матьяша, будучи возложенной на его чело. Венгерский король рассматривал вассальную армию Дракулы в некотором смысле как первую линию обороны своей территории. Малочисленному королевскому гарнизону крепости Килии было велено действовать совместно с валашским воеводой в случае, если турки атакуют ее. Только этим до поры до времени выражалась приверженность Венгрии крестоносному движению (и хоть как-то оправдывала трату королем денег, выделенных из папских и других фондов на Крестовый поход).