Читать книгу 📗 "История всемирной литературы Т.5 - Бердников Георгий Петрович"
Главная тема поэзии Вагифа — любовь и душевная красота человека. Эта традиционная для поэзии Ближнего Востока тема получила в творчестве Вагифа своеобразное решение. В Средние века романтическое отношение поэтов к любви, к любимой чаще всего было связано с суфийской традицией. Любовь для лирического героя была некоей высшей сферой, отдаленной от повседневной жизни.
Вагиф же воспевал любовь земную. Для него любовь — вовсе не искус, не служение мистическому идеалу. Его возлюбленная — не кумир, а реальное существо. Герой Вагифа — человек живых страстей, и реальная встреча с возлюбленной для него важнее рассуждений о возвышенном, об идеальном счастье, что было характерно для Насими (XIV в.) или Физули (XVI в.). Вагиф призывает свою подругу наслаждаться радостями жизни:
О было б место, где совсем одни
Могли мы говорить с тобой вдвоем
И, за руки друг друга взяв, шутить
И целый день пробыть с тобой вдвоем.
(Перевод В. Державина)
Столь земных, жизненных стихов до Вагифа в азербайжданской поэзии было очень немного. Поэт, воспевая реальную женщину, описывает ее красоту с характерной для него пластичностью и конкретностью:
Как идет блеску плеч темнота волос!
Возле гибкого стана — струение кос.
Ярче мрамора грудь, ярче белых роз,
Есть ли руки на свете нежней твоих!
(Перевод М. Петровых)
Вагиф замечательный мастер словесного портрета. Несколькими штрихами он умело создавал поэтический образ реальных женщин со всеми их национальными особенностями и приметами. Такое описание внешнего облика, одежды, обилие этнографически-бытовых деталей, местного колорита отличает лирику Вагифа от поэзии его предшественников:
Окутан весь стан ее красным платком,
Подол золотым изукрашен шитьем,
Мы, деву увидев в наряде таком,
Мгновенно сгореть в восхищенье должны.
Знай, карими очи обязаны быть
У девы, чьи брови — как черная нить,
И грозди монет ее кудри увить
Как царственное украшенье должны.
(Перевод Н. Чуковского)
В ряде стихотворений поэт выражает недовольство затворничеством женщин-мусульманок, вынужденных подчиняться религиозным предписаниям. Поэт, которого так волновало и вдохновляло любое проявление земной красоты, считает нелепым прятать под чадрой самое прекрасное творение природы — женскую красоту. «Зубы твои, губы безупречны, в волосах, в подбородке — ни капли недостатка, брови, очи, лицо, фигура — совершенны, зачем же скрываться, к чему этот покров, этот стыд?» — восклицает он. Поэт был сторонником взаимного понимания и уважения в любви: «...С возлюбленным дели суровый путь, в минуты горя друга не забудь!»
Лирика Вагифа была полностью обращена к земным делам, к земным радостям; ее отличает глубоко оптимистичный настрой. И эти качества завоевали ему особое место в азербайджанской поэзии Позднего Средневековья. Интересно проследить диалог двух поэтов — Вагифа и Видади. Они обмениваются мыслями и спорят о вечных вопросах бытия, жизни, смерти, любви, призвания человека. Диалог полон дружеских шуток, лукавства, поэтической игры, но за ними — вопрос вопросов: может ли человек, знающий о бренности всего сущего и взирающий на человеческие страдания, оптимистически смотреть на мир? Видади дает отрицательный ответ, Вагиф — положительный.
Как бы ни был ничтожен и суетен или трагичен и жесток сей бренный мир, он ближе и дороже нам, чем будущий Эдем, где мы будем уже не люди — да и будем ли мы вообще?..
Если сердца живого не кончился бой,
Все султаны и ханы ничто пред тобой,
Наслаждайся своей беспечальной судьбой!.
Почему ж огорчился ты, я не пойму, и заплакал?..
(Перевод Л. Длигача)
Вагиф утверждает, что истинное счастье возможно только на земле, среди людей, вопреки любым испытаниям: «Свадьбою, праздником считаю я страдания мира сего // умный выдержит все это».
Художник, вдохновенно воспевавший радости жизни, хорошо знал и страдания людей. Трагические события в конце жизненного пути (кратковременный приход к власти в Карабахском ханстве враждебных ему сил, предательство близких людей) чрезвычайно обострили социальное мироощущение поэта. Мухаммас «Я правду искал...» — гражданский манифест Вагифа.
Здесь поэт уже не певец радости бытия, а обвинитель своего века, своей среды:
Я правду искал, но правды снова и снова нет.
Все подло, лживо и криво — на свете прямого нет.
Ненасытна алчность — и владык, и тех, кто рвется владычить:
Всякий чего-то ищет, погонею поглощен,
Ищут себе престолов, венцов, диадем, корон,
Шах округляет земли — за ними в погоне он...
Но все это суета, и счастье на земле не нашел никто из них:
Все вместе и каждый порознь, нищий, царь и лакей —
Каждый из них несчастлив в земной юдоли своей.
Их всех сожрала повседневность, оторванность от людей...
Я мир такой отвергаю, он в горле стал поперек,
Он злу и добру достойного места не приберег,
В нем благородство тщетно: потворствует подлым рок,
Щедрости нет у богатых — у щедрых пуст кошелек.
И ничего в нем, кроме насилия злого, нет.
(Перевод К. Симонова)
Художественно-изобразительные средства лирики Вагифа многообразны. Поэт часто использует синтаксические параллелизмы, повторы одного и того же слова или словосочетания. Эти повторы либо усиливают его основную мысль, либо придают ей новые оттенки. Поэзия Вагифа богата образными сопоставлениями, сравнениями.
Глубоко проникнув в тайную тайных классической тюрко-и персоязычной поэзии, в специфику ее художественно-изобразительных средств и приемов, Вагиф соединил их с оригинальными открытиями и находками ашугского творчества. При этом он шел зачастую от фольклора, от народного языка и добивался совершенно нового звучания стиха. Благодаря Вагифу, народная стихотворная форма — гошма — стала широко применяться в письменной поэзии и сыграла большую роль в демократизации литературы, в ее приближении к реалистическому восприятию жизни.
Герой поэзии Вагифа — конкретный человек своего века, с индивидуальными чертами. Историко-бытовая, этнографическая достоверность — характерные особенности лирики Вагифа. В целом творчество Вагифа как бы отразило наиболее характерные переходные симптомы литературного процесса на рубеже двух исторических эпох: конца Позднего Средневековья и начала Нового времени и открыло широкие горизонты для грядущих поэтических исканий.
Примечательным событием в литературе XVIII в. следует считать и появление интересных образцов прозаической литературы. Наиболее значительный прозаический памятник XVIII в. — «Сказание о Шахрияре», написанное анонимным автором на основе народного дастана «Шахрияр и Санубар». В нем рассказывается о том, как бездетный богатый купец совершает доброе дело и у него рождается сын, которого нарекают Шахрияром. Проходят годы и юный Шахрияр влюбляется в дочь правителя Кирмана, Санубар, и после ряда приключений женится на ней.
В сказании довольно отчетливо проводится мысль о бесчеловечности социального неравноправия. Автор создал ряд выразительных образов честных, умных, мужественных людей, представителей демократической среды. Положительно обрисованы главные герои — Санубар и Шамамабегим. С большой симпатией показана и Перизад — простая девушка, находчивая, умная и смелая.
Новелла «Вор и казий» (судья), сюжет которой навеян восточными сказками и анекдотами Моллы Насреддина — другой интересный образец прозы XVIII в. Новелла построена на диалоге вора и казия. Вор изобличает неблаговидные поступки казия, который пытается защищаться с помощью религиозной софистики. Автор тонко иронизирует над догматами, которые можно истолковать и так, и этак. Все попытки казия опереться на них тут же опровергаются другими подобными же цитатами из Корана, удачно подобранными его хитроумным оппонентом. В новелле казий и вор ставятся по существу на одну доску: ведь оба они строят свое благополучие на обмане простых людей, хотя и пользуются для этого различными средствами.
