Читать книгу 📗 "История всемирной литературы Т.5 - Бердников Георгий Петрович"

Становление литературы на местных языках происходило в результате адаптации произведений более развитых литератур-посредниц. Наиболее популярными произведениями в этом смысле были индийские «Рамаяна» и «Панча-тантра», а также яванские «Сказания о панджи», на основе которых у малайцев, кхмеров, тайцев, балийцев и некоторых других народов возникло немало произведений эпико-повествовательного характера.

В XVIII в. во многих странах региона получают письменную обработку различные фольклорные жанры, в результате чего фольклор оказывает заметное воздействие на высокую литературу. Возникают новые жанры, в которых элементы фольклорной традиции сочетаются с элементами высокой поэзии Средневековья. Этот процесс наиболее показателен для Индонезии, где в XVIII в. активизируются местные традиции на острове Бали, в Ачехе (Северная Суматра), на Южном Сулавеси и т. д. Балийская поэма «И Багус Диарса» весьма успешно сочетает в себе морфологические признаки волшебной сказки и конкретные признаки индуяванской традиции — волшебный даритель превращается в Шиву, описание загробной жизни сочетается с наставлениями в духе «Нити-шастры». В Сиаме особую популярность получают так называемые простонародные «песни гребцов», создающиеся на основе местных фольклорных жанров в духе высокой придворной средневековой литературы.

В Сиаме, Индонезии и Бирме процесс, о котором говорилось выше, получил развитие не только в поэзии, но и в драматургии. В XVIII в. в этих странах происходит срастание различных форм народного театра с канонической религиозной и нормативной высокой литературой, что в большинстве случаев давало начало классическому придворному театру.

До XVIII в. в Сиаме драматургии как таковой не существовало. Различные народные труппы, кочуя с места на место, разыгрывали сцены из «Рамакиана» (название сиамской версии «Рамаяны»), сопровождая представление импровизированным пением. Это так называемый «деревенский театр», у которого не было фиксированного литературного текста. Таково было положение до тех пор, пока принц царствующего дома не написал пьесу на сюжет из той же «Рамакиан» для одной театральной труппы. Это событие положило начало «дворцовому театру» — придворному классическому театру Сиама, для которого специально начали писать пьесы.

Сходные с Сиамом процессы происходили на Яве, где также очевидно слияние народного мистериального театра (ваянг) и литературной традиции. Тексты представлений кукольного яванского театра (ваянпурва), получившие окончательную литературную обработку в это время, обогащаются устной традицией, рядом комических интермедий.

Знаменитый некогда индийский классический театр в XVIII в. прекратил свое существование. Даже пьесы-монологи (бхана), которые иногда ставились при дворах моголов в XVII в., исчезли. Но в Непале, культура которого генетически связана с Индией, он был жив. Его принесли туда индийские брахманы, спасавшиеся от преследования мусульман. Непальские драмы XVIII в. создавались в духе высокой придворной литературы, ориентируясь на законы классической индийской просодии. Индо-непальские драматурги, однако, до известной степени отошли от канонов индийской «Натья-шастры» — наряду с сюжетами из мифологического эпоса или легендарной истории они внесли в драму современный им мир. При дворе Притхвинараяна Шаха особой популярностью пользовалась, например, драма о Гопичандре — бенаресском радже, жившем в XVII в. В пьесе рассказывалось о реальных событиях, происходивших недавно — сто лет не срок для восточной традиции. Такое смелое нарушение драматургического этикета было бы новаторским даже для начала XX в., не говоря уже о XVIII в.

В целом, за очень редким исключением, литература в странах Юго-Восточной Азии в рассматриваемое время была, как правило, литературой придворной. Культурными центрами, как и в предшествующие века, были дворцы феодальных правителей, окружавших себя людьми искусства, и литературными звездами зачастую были представители правящих фамилий. Атмосфера дворцовых кругов существенно не изменилась в XVIII в. по сравнению с предыдущим столетием. Литература, чаще всего поэзия, по-прежнему адресовалась образованному читателю. Склонности и вкусы мецената играли далеко не последнюю роль: король-буддист Боромакот из Сиама создал при своем дворе атмосферу почти монастырского благочестия, поэмы, написанные в годы его правления, носили ярко выраженный буддийский характер; Адиль-шах из Индии, человек в высшей степени образованный и признанный талантливым литератором, немало способствовал развитию изысканной светской литературы на языке урду.

В XVIII в., как и на Ближнем Востоке, а также в ряде областей Средней Азии, получает большую популярность литература усложненной формы, необычайно пышно расцветшая в роскоши придворных кругов. Такова была поэзия «яванского возрождения», «индийского стиля» на фарси, школа «возрождения санскритской учености» в Махараштре, Бенгалии и Мадъхьядеше в Индии, аристократическая поэзия на Ланке, в Бирме, Непале и Сиаме.

До недавнего времени орнаментальную поэзию, процветавшую в дворцовой среде, принято было квалифицировать лишь как формальную школу «изощренных поэтических трюков», как «поэзию оскудевшего содержания», «голой эротики» и пр. Однако исследования последних лет свидетельствуют о том, что именно этой формалистической поэзии, несмотря на ограниченность тематики, было суждено сыграть существенную роль в становлении поэтики Нового времени, не случайна и столь поразительная устойчивость поэтических школ Позднего Средневековья (зачастую вплоть до XX в.).

Следует сказать, однако, что к концу XVIII в. позднесредневековая лирика, давшая великолепных поэтов в XVII в. и первой половине XVIII в., заметно скудеет (кроме разве что Явы, где «яванский ренессанс» наступает как раз в конце XVIII в.); сужается круг поэтических тем, и мысль зачастую едва угадывается за сложными зашифрованными образами. Однако важно, что развлекательные функции аристократической придворной лирики XVIII в. начинают несколько возвышаться над религиозно-дидактическими, связь поэзии с культом иногда начинает носить формальный характер.

Поэзия (драмы тоже писались стихами) составляла основную часть литературы этого времени, однако проза уже была знакома ряду стран. На Ланке, в Южной Индии, в Индонезии, в сфере действия малайского языка она существовала уже ряд столетий. В Северной Индии (возможно, под влиянием мусульманской традиции) начинают создаваться в это время полухудожественные, полубогословские прозаические сочинение на урду. В Сиаме заметно выделение художественной прозы из деловой и агиографической. Важно не только само появление прозаических произведений, но и изменение отношения к прозе вообще, которая до недавнего времени в придворных кругах находила весьма ограниченное применение.

Общий ритм культурного процесса в странах Юго-Восточной Азии нарушается в XVIII в. В известной мере об этом столетии можно говорить как о времени, предвосхищающем качественный поворот XIX в. В одних странах это сказалось с большей очевидностью (Филиппины), в других — с меньшей (Кампучия). Элементы нового, возникавшие в культуре этих стран, не способны были в XVIII в. сломать системы средневекового искусства, но они готовили почву для культуры Нового времени.

*Глава первая*

ИНДИЙСКИЕ ЛИТЕРАТУРЫ

ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ЛИТЕРАТУРНАЯ СИТУАЦИЯ

В XVIII в. Индия не была единым государством: на ее территории существовало столько «враждующих между собою государств, сколько она насчитывала городов и даже деревень» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 9, с. 130). Самой крупной державой по-прежнему была Могольская империя. Но если в течение XVII в. ее владения непрерывно росли, то в XVIII в. они непрерывно сокращались, к концу столетия охватывая лишь северную половину двуречья Ганга — Джамны и некоторые земли к западу от Джамны. Существование империи стало номинальным — в течение каких-нибудь тринадцати лет со дня смерти Аурангзеба, последнего Великого Могола, на престоле сменилось восемнадцать правителей, власть которых уже не внушала ни уважения, ни страха. «Этот несчастный король, — писал об одном из них Э. Берк, — беглец, гонимый с места на место, то император, то узник. За него возносят моления в каждой мечети, в которой строят козни против его же власти, его имя чеканится на монетах, за которые его продают».