Читать книгу 📗 "Священная война (ЛП) - Хайт Джек"

— Оставь нас, — сказала она тюремщику.

— Чт… — прохрипел Джон. Его голос заржавел от многонедельного молчания. — Что тебе нужно?

— Я освобождаю тебя. Пойдем со мной.

Джон не двинулся с места.

— Почему сейчас? Прошли месяцы.

— Регент Ги запретил мне приходить. Он велел следить за мной. Я не осмеливалась даже навещать тебя, пока он был в городе.

— Где он сейчас?

— В Ла-Сефори. Он призвал баронов присоединиться к нему там. Рено напал на порты Медины и Мекки, нарушив договор с Саладином. Сарацины вторгаются, Джон. Королевство вступает в войну.

— Я понимаю. Ты сделала Рено великим сеньором, а теперь, когда он навлек проклятие на всех нас, ты пришла просить моего меча. — Джон подошел и сел на свой тюфяк. — Ты его не получишь.

Агнес вошла в камеру.

— Я совершала ошибки, Джон. Я не стану этого отрицать. Но теперь я пытаюсь все исправить.

— Ты зря тратишь слова, Агнес. Я не буду сражаться за Ги.

— Я не об этом прошу. Я хочу, чтобы ты сражался за Балдуина.

Джон вскинул голову.

— Он жив?

— Я отведу тебя к нему. — Уже выходя из камеры, Агнес остановилась и оглянулась. Джон все еще не двигался. — Можешь оставаться здесь, если хочешь, Джон, но я больше не приду.

На этот раз Джон последовал за ней. Агнес вывела его из темницы и провела вверх по двум лестницам. Вторая выходила в коридор, залитый солнечным светом, который лился из арочных окон. Джон зажмурился от яркого света. Он подошел к окну, закрыл глаза и подставил лицо солнцу.

— Джон, — позвала Агнес. — Ты идешь?

Она провела его вверх по другой, более широкой лестнице в свои личные покои. На столе стояла еда: жареный ягненок в густой подливе, свежий хлеб и вино. У Джона во рту тотчас набралась слюна.

— Ешь, — велела ему Агнес.

— Король…

— Сначала поешь. — Голос Агнес не терпел возражений.

Никогда еще еда не казалась такой вкусной. Агнес наблюдала за ним, стоя у двери в дальнем конце комнаты. Она сморщила нос.

— Выглядишь ты ужасно, Джон. И несет от тебя, как из отхожего места.

— В темницах бань не держат.

— Да уж. Полагаю, нет.

Джон покончил с жареным мясом и вымакал хлебом остатки подливы. Он осушил чашу с вином и, слегка пошатнувшись, встал. Хмель разом ударил ему в голову.

— Веди меня к Балдуину.

Агнес достала ключ и отперла дверь, у которой стояла. Джон последовал за ней в приемную, где дежурил стражник. Агнес кивнула ему, и стражник распахнул другую дверь. Она знаком велела Джону войти первым. В комнате царил полумрак: окна были завешены тяжелыми шторами. В дальнем конце Джон различил большое ложе и пересек комнату. Под толстыми одеялами лежал Балдуин. Лицо короля походило на череп: щеки ввалились, кожа стала мертвенно-бледной. Дыхание его было едва заметным.

— Он в таком состоянии уже несколько месяцев, — сказала Агнес. — Лекари только и могут, что кормить его с ложечки. Иногда он просыпается, но несет бессвязицу и вскоре снова впадает в забытье. — Она пересекла комнату и взяла тряпицу из чаши с водой у кровати. Она осторожно отжала ее так, чтобы вода каплями стекала в рот короля. — Ираклий помог Сибилле составить грамоту об отречении. Они подпишут ее за него, а затем Сибилла сделает своего мужа Ги королем. — Она встретилась взглядом с Джоном. — Мы должны их остановить.

— Зачем тебе этому мешать? Ги и Ираклий — твои ставленники.

Ее губы сжались.

— Балдуин — мой сын, Джон. Я не участвовала в этих заговорах. С помощью брата я взяла под контроль цитадель и поместила Сибиллу под стражу. Я могу помешать подписанию грамоты об отречении, но только до возвращения Ги. Поэтому ты мне и нужен.

— И что же ты хочешь, чтобы я сделал? Меня лишили сана в церкви. Я — ничто.

— Это уже не так. Настоятель аббатства на горе Сион умер. Я договорилась, чтобы ты занял его место.

— Чьей властью?

— Короля. — Она достала из рукава своей одежды свиток и протянула его Джону. Тот развернул его и, щурясь, попытался прочесть в полумраке. В грамоте содержалась просьба назначить Джона настоятелем аббатства Богоматери на горе Сион в обмен на дар в пять тысяч золотых безантов. Внизу стояла печать Балдуина. — Я тоже умею подделывать документы, — сказала Агнес. — В распоряжении монастыря сто пятьдесят сержантов. Веди их в Ла-Сефори.

Джон покачал головой.

— У меня нет желания возвращаться в свою камеру. Ги закует меня в кандалы, как только увидит.

— Думаю, нет. Когда прибудешь, разыщи Раймунда, графа Триполи. Он тебя поддержит. И твои люди будут с тобой. Ги сейчас дорог каждый меч, даже твой. Он дарует тебе свободу, хотя бы на то время, пока воины Саладина угрожают Королевству.

— Итак, я отправляюсь в Ла-Сефори. Что потом?

— Ты должен проследить, чтобы Ги не вернулся.

Джон встретил ее изумрудно-зеленый взгляд. В нем не было тепла.

— Я не ты, Агнес. Я не убийца.

— Я не прошу, Джон. Ты можешь помочь мне или вернуться в свою камеру.

— Я думал, ты знаешь меня лучше. — Джон направился к двери.

— Я знаю, что ты любишь моего сына! До сих пор я оберегала Балдуина, но как только Ги станет королем, я не смогу его защитить. Как ты думаешь, долго он тогда проживет?

Джон замер в дверях и посмотрел на Балдуина. Он знал этого юношу с детства. Он был его наставником, учил его сражаться. Король был ему бо́льшим сыном, чем Убада.

— Этот Ги, он и вправду заслуживает смерти?

— А Балдуин?

— Хорошо. Я сделаю это.

***

Октябрь 1183 года. Ла-Сефори

Джон ехал, сгорбившись в седле. Тюремные упражнения не подготовили его ни к тяжести кольчужного хоберка, ни к долгим дням верхом. Казалось, будто в поясницу ему вонзили кинжал. Он бы с радостью объявил привал, но до Ла-Сефори было уже недалеко.

Они со своими людьми покинули гору Сион три дня назад. Аббатство располагалось сразу за стеной Иерусалима, и когда Джон прибыл туда после встречи с Агнес, братия встретила его с негодованием. Чужак, прямиком из дворцовых подземелий, не будет ими править; это возмутительно! В конце концов, золото их переубедило. На следующий день Джона избрали настоятелем. Первым делом он созвал сержантов, несших службу аббатству. Они выступили на следующее утро, двигаясь вверх по западному берегу Иордана. Прошлой ночью они добрались до Бейсана. И крепость, и городок, приютившийся у ее подножия, были разграблены и сожжены. Он и его люди провели тревожную ночь среди почерневших камней замка. Сегодня Джон ехал, не снимая руки с шестопера.

Волосы его шевельнул ветерок, и Джон сморщил нос. Он чуял смрад немытых тел, лошадиного пота и переполненных отхожих мест. Лагерь был близко. Он пришпорил коня, оставив позади пеших сержантов. Он въехал на вершину невысокого холма, и перед ним раскинулся лагерь. Десятки больших казарменных шатров и сотни шатров поменьше стояли на широкой равнине среди полей золотой пшеницы и рощ оливковых и гранатовых деревьев. В центре лагеря два десятка каменных и глинобитных домов теснились у подножия холма, увенчанного приземистым квадратным донжоном с одной башней. Над донжоном развевался флаг Иерусалима, а рядом — флаг Ги: щит, разделенный начетверо, где в двух четвертях — серебряные кресты на лазури, а в двух других — красные восстающие львы на серебре и синем. Джон окинул взглядом лагерь, пока не заметил стяг Раймунда над его шатром. Он повернулся и знаком подозвал капитана своих людей.

Джон впервые встретил Аэстана много лет назад, вскоре после того, как англичанин прибыл в Святую землю попытать солдатского счастья. Темные волосы Аэстана теперь поседели, а некогда светлая кожа задубела и покрылась морщинами, как потертая кожа. Но его зеленые глаза по-прежнему искрились, когда он смеялся, и он все так же был мускулист и поджар. Джон был рад найти его среди сержантов горы Сион.

— Домне, — приветствовал Аэстан Джона, обратившись к нему по-саксонски.

— Мне нужно поговорить с Раймундом. Найди место для лагеря. Держитесь подальше от людей Рено.