Читать книгу 📗 "Ворон Бури (ЛП) - Кейн Бен"

Словно подстегнутые нашим вызовом, ирландские всадники пришпорили коней и ринулись вперед. За ними хлынула пехота — неровная, кричащая волна щитов и копий.

Расстояние между нами сократилось вдвое в мгновение ока. Я уже мог разглядеть выражения лиц ирландцев, различить масть отдельных лошадей.

«Стреляй, Банки», — подумал я.

Над моей головой пронеслась стрела, затем еще одна. За ними последовали еще четыре — по одной на каждого лучника на «Бримдире». Стрелы дождем посыпались на массу людей и животных. Промахнуться было невозможно. Одна из передних лошадей, раненная в шею, пошатнулась, врезавшись в другую. Та споткнулась, и стрела поразила ее всадника, который потерял управление. Каждый выстрел имел схожий эффект. Мгновение спустя прилетела еще дюжина стрел.

— Кабанья морда! — заорал Имр.

Как учила Торстейн, я встал за ней и Имром. Мохнобород, самый громадный, встал впереди них, на острие. Остальные в кольчугах завершили левую и правую стороны грубого треугольника; воины без доспехов оказались в центре и сзади. Щиты и топоры наготове, мы двинулись на смешавшихся, дезорганизованных ирландцев.

— Держи строй, — сказала мне Торстейн. — Помни, чему учил тебя Ульф.

— Да, — ответил я, полный решимости не подвести товарищей и чувствуя, как меня захлестывает горячая волна боевой ярости. Возможно, по той же причине мои воспоминания о битве остались осколочными.

Топор Мохноборода, раскалывающий голову первого ирландского воина, оказавшегося в пределах досягаемости, и его громогласный, торжествующий хохот. Нога бьющейся в агонии лошади, сбивающая с ног спешившегося всадника, и Торстейн, вонзающая топор ему в живот. Стрелы от Банки и его товарищей, летящие и падающие среди ирландцев, которые еще не сошлись с нами вплотную. Постоянно жалящий глаза пот, онемение в пальцах от крепко сжатой рукояти топора и щита. Оскаленная пасть воина, бросившегося на меня, и его потрясенное лицо, когда мой клинок раскроил ему плечо. Непрекращающийся крик бездоспешного воина, пронзенного копьем.

Наша атака сломила ирландцев. Они отступили в беспорядке. Обезумев от битвы, я бы бросился за ними; другие тоже, но Имр, мудрый, как волк, взревел, чтобы мы держались. Мы попятились к кораблю так быстро, как только могут пятиться люди, не сводя глаз с врага. Это был миг, достойный саги Банки, его и других лучников. Они обрушили на врага такой ливень стрел, что ирландцы, сплоченные своими вождями, дважды подумали, прежде чем атаковать снова.

Воины втаскивали себя на борт, смеясь как безумцы, смеясь как люди, что выдержали стальную бурю и вышли из нее живыми. Я остался на берегу с Мохнобородом, Торстейн, Хравном и еще несколькими. Вместе, надрываясь, мы стаскивали «Бримдир» назад, на глубину. Карли проревел, что корабль на плаву, и воины, ждавшие по обе стороны от носа, бросили вниз узловатые веревки, втаскивая нас по одному. Чувствуя, что мы вот-вот спасемся, и полный показной храбрости, я остался позади, пока не остался только Мохнобород. Мы уже стояли по грудь в реке, и мои ноги вязли в иле. Еще несколько шагов, понял я, и моя тяжелая кольчуга утянет меня на дно. Сил плыть в ней у меня уже не было.

— Давай, дурень! — Торстейн смотрела сверху вниз.

Меня потянули вверх. Вцепившись в веревку и упираясь ногами в доски обшивки, я карабкался на борт. Твердо встав на палубу, видя беспомощных ирландцев на берегу, чувствуя, как разворачивается «Бримдир» — Карли уже командовал гребцами, — я понял, что буду жить.

И тут мне нестерпимо захотелось отлить.

Я был не один такой.

Вдоль борта выстроился ряд воинов; они шутили, выкрикивали оскорбления и пускали дугой желтые струи мочи в сторону ирландцев. Те, разъяренные, все еще жаждущие боя, выкрикивали в ответ свои угрозы. В нас полетели копья, но упали, не долетев, и исчезли в водах Шаннона. «Бримдир» был уже на середине реки, вне досягаемости, и по мере того, как все больше воинов садилось на весла, он двинулся вниз по течению, прочь от Клуан-Мак-Нойса. Вдалеке, на всех веслах, носом к морю, шел «Морской жеребец». Я надеялся, он даст течь и утащит на дно каждого воина.

Отвернувшись и откликаясь на призыв Карли садиться на весла, я заметил Хравна, сидевшего спиной к мачте, вытянув ноги. Лицо его было серым, и, что хуже, вся палуба вокруг была в крови. Векель и Лало стояли на коленях, тщетно пытаясь зажать рану на бедре Хравна.

Но худшее было впереди.

— Эй! — Крик донесся с берега, и голос был знакомым.

«Нет», — подумал я.

Это был Ульф. Ульф, каким-то образом оставшийся на берегу. Он кричал так, словно мы могли развернуть «Бримдир» и вернуться.

Ирландцы не были глухими. Люди показывали пальцами, начинали бежать к нему.

— Плыви! — взревел я. — Плыви!

Ульфу не нужно было повторять дважды. Отбросив щит, он бросился в реку.

Я кинулся к Карли.

— Прекратить грести! Это Ульф!

Карли подбежал к борту и выругался. Он развернулся к гребцам.

— Стоп! Табань!

Риск разворота был слишком велик. Часть ирландцев нашла на берегу челны-корабли и спускалась по реке. Все, что мы могли, — это сопротивляться течению, насколько возможно, не уходя на полной скорости. Этого было недостаточно. Ульф, как я узнал позже, был ранен. Ослабленный, к тому же неважный пловец, он пробарахтался, может, половину пути до «Бримдира», прежде чем его голова ушла под воду.

Слезы текли по моим щекам, но я заставил себя смотреть. Его бессмысленная смерть должна была быть хоть как-то почтена.

Рука легла мне на плечо.

Все еще думая, что я в бою, я развернулся, потянувшись к топору.

Это был Карли, на его лице было понимание.

— Сможешь грести один, Ворон Бури?

— Смогу. — Вытерев щеки, я пошел на свое место.

По общему согласию мы прошли мимо Лимерика и Иниш-Кахи без остановки, как и на пути туда. По размеру нечто среднее между Ведрарфьордом и Дюфлином, это двойное поселение также управлялось норманнами, но, находясь в Мунстере, его жители жили в страхе перед Брианом Бору. «Они, скорее всего, причинят нам вред, — заявил Имр, — или пошлют весть о нашем присутствии».

Векель тут же подхватил.

— Нам повезло раз спастись, — сказал он. — Испытывать Норн снова так скоро было бы откровенной глупостью.

Оплакивая Ульфа и Хравна, который умер до захода солнца, и других павших, никто не возражал. Однако раздавалось ворчание, что Векель должен был знать о приближении ирландцев, что он должен был нас предупредить. Неудивительно, что главным среди недовольных был Кетиль. Услышав его в ту ночь, когда мы стояли на якоре в широком устье Шаннона, Векель взял быка за рога и вызвал Кетиля на разговор. Мужчины, с которыми тот говорил, тут же отодвинулись подальше, что было обнадеживающе.

Невозможно, кричал Векель, указывая своим железным посохом на Кетиля, знать каждое движение пальцев Норн на нитях жизней более чем пятидесяти человек.

— Я не бог, а витки, — сказал он. — Ты знаешь разницу?

Мужчины рассмеялись, и Кетиль покраснел.

— Конечно.

— Лучше помни об этом, чтобы не быть проклятым. — Векель сделал несколько выпадов железным посохом и похотливо добавил: — Или прими это как рагр.

Кетиль был в ярости от такого оскорбления, но никто его не поддержал. Он прикусил язык.

«Лучше бы, — продолжал Векель, — направить свою месть на Асгейра и его предательскую команду. Если бы они тоже удержали строй, исход битвы был бы иным. Вместо того чтобы бежать на корабль, мы могли бы ограбить павших ирландцев и спокойно уйти. Ульфа бы не оставили», — сказал он под громкое одобрение. «Возможно, и другие павшие тоже смогли бы добраться до «Бримдира».

Это была чистая спекуляция, не учитывающая численность ирландцев, но она упала, как весенний дождь на молодые всходы. По кораблю пошли имена, имена ушедших членов команды. Свейн Эстридссон, лучший певец на корабле. Халльфред, славный пьяница, который, как я слышал, говорили воины, вероятно, все еще спал в одном из амбаров монастыря, отсыпаясь после бочонка пива, который он умыкнул для себя. Стейнунн, сварливый и лысый, который, несмотря на свой возраст, владел копьем с ловкостью юноши.