Читать книгу 📗 "Ворон Бури (ЛП) - Кейн Бен"

«Виноват Асгейр, — сказал Векель, — Асгейр и нидинги-жополизы, что следуют за ним». Он посмотрел на Имра, который одобрительно зарычал. Векель глубоко вздохнул, словно решаясь на что-то, а затем сказал:

— Будет расплата. Кровью.

Имр бросил на него острый взгляд.

— Возмездие в Дюфлине было бы неразумно. Сигтрюгг жестоко покарал бы всех.

Улыбка Векеля была хитрой, заговорщической.

— Королю не нужно ничего знать о том, что произошло. Мы можем сказать Асгейру, чтобы он тоже не переживал, что мы бы поступили так же. Что было, то прошло, скажем мы ему. Никаких обид.

— Он не поверит.

— Устрой пир для него и его команды, чтобы отпраздновать набег, и его сомнения утихнут. Организуй еще одно плавание для Сигтрюгга с Асгейром, и появится возможность нанести удар.

— Усыпить его бдительность, заставив думать, что мы забыли, — сказал Имр, улыбаясь.

— Именно. Самая сладкая месть подается холодной.

Только я заметил, как взгляд Векеля скользнул по Лало. «Вот оно, — подумал я, — снова его хитрости».

Я не удивился, когда несколько ночей спустя, у побережья Лайина, Кетиль исчез во время вахты. Козлиный Банки, который тоже был на дежурстве, клялся всеми богами, что ничего не видел. Тут же вспомнили о его привычке засыпать на посту. Банки, обидчивый в лучшие времена, пригрозил хольмгангом любому обвинителю. Если бы исчез Мохнобород, или Карли, или Торстейн, или кто-то еще из уважаемых воинов, у него, может, и нашелся бы противник, но Кетиля, как и Глума, не любили.

Вызов Банки никто не принял.

И о них двоих с того дня больше никто не упоминал.

Еще одним хорошим итогом набега на Клуан-Мак-Нойс стало общее признание меня командой. Я больше не был просто Яйцехватом или Вороном Бури, или парнем, который проставился за выпивку в Дюфлине. Я был в «кабаньей морде», которая сломила ирландцев, что перебили бы нас всех. Мои ежедневные тренировочные бои — Торстейн предложила занять место Ульфа — теперь смотрели с интересом, и насмешки сменились ободряющими комментариями. Мохнобород давал мне советы; так же поступал и Одд Углекус.

Имр тоже был мной доволен из-за большой чаши и ситечка, переданных Векелем. Как громко объявил Имр, они не уступали ничему из награбленного в монастыре. Хитрый, он спросил, все ли это, что мы нашли, но, казалось, поверил энергичным заверениям Векеля, что да. Меньшую чашу, естественно, придержали для нас двоих. Разрубленная на куски, она с лихвой компенсировала бы нашу долю от тех пятнадцати голов скота, что забрал Сигтрюгг после Ведрарфьорда.

Лало тоже делал большие успехи. Сначала я думал, что Векель, описывая нашу драку с Эйольфом, хотел усилить враждебность команды к Асгейру и его воинам. Но, наблюдая за лицами людей во время рассказа, я понял, что у него были и другие цели. Доказать, что Лало не просто хороший скотовод: он еще и умеет драться. Когда он предложил сесть со мной на весло, где сидел Ульф, было несколько косых взглядов, но ни протестов, ни оскорблений. Худощавый и сильный, он быстро учился, даже подпевал в припевах песен Клегги, задававшего ритм гребли. И это продолжалось. Несколько ночей спустя Торстейн сказала Лало, чтобы он брал еду из котла сам, как и все остальные, и возражений не последовало.

Я подумывал объявить, что он теперь часть команды, но решил, что с таким прямым заявлением можно подождать. Постепенное принятие лучше, чем навязывание чего-либо силой. Однако я тихо сказал Лало, что он один из нас, и он просиял от уха до уха.

— Ты употребил слово в монастыре, — сказал я, любопытство вернулось вместе с воспоминанием. — Ман…

— Мандинка. — Он постучал себя в грудь. — Мой народ.

— Мандинка. — Я покатал странное слово на языке. Затем, заинтригованный, спросил: — А какой он, Блаланд?

— Где?

«Как глупо», — подумал я, — «называть его землю норвежским именем».

— Место, откуда ты родом.

Широкая улыбка, тоскливый взгляд.

— Манде.

— Манде?

Кивок.

— Говорят, солнце там жаркое, палящее.

— О да, это чудесно. Тебе бы не понравилось, Ворон Бури!

— Ты меня хорошо знаешь. — Когда мы перестали смеяться, я спросил то, что вертелось у меня в голове с тех пор, как я впервые его увидел. — Как ты оказался здесь, за полмира от дома?

Его лицо стало серьезным.

— Прости. Можешь не говорить.

— Нет, я расскажу тебе, Ворон Бури. Мандинка часто воюют с другими племенами, как и другие народы. Здесь это Лайин и Мунстер, Осрайе, Коннахта, Дюфлин и Ульстер. Там, откуда я родом, это мандинка, сонинке, лигби, ваи, бисса. Мы крадем друг у друга скот, овец и коз; рабов тоже берем. — Он увидел мое удивление и сказал с покорностью: — Везде одно и то же. Обычно рабов продают другим племенам, но иногда их уводят на побережье и покупают чужеземцы — в основном арабу. Такова была моя судьба.

— И арабу… — я споткнулся на незнакомом слове, — куда они тебя увезли?

— Валланд, как вы его называете.

— Оттуда досюда не так уж и далеко. — Я знал о земле франков и о прекрасных мечах, что там делали. Она лежала в нескольких днях плавания от юго-восточного побережья Эриу.

— Ты бы так не думал во время шторма в открытом море.

Я с сочувствием кивнул. Морская болезнь меня больше особо не мучила, но когда случалось, я был склонен украшать палубу рвотой. Лало, с другой стороны, мог съесть полноценный обед, даже когда ветер грозил сорвать надутый парус. Он также был более бывалым путешественником, чем я, и, по всей вероятности, чем большинство команды «Бримдира». Даже Имр, посетивший Миклагард, мог не забираться так далеко. Я заметил выражение лица Лало и, пытаясь его успокоить, представляя то, чего хотел бы для себя, сказал:

— Однажды ты вернешься домой.

— Не лги мне, даже если из добрых побуждений.

Озадаченный, я сказал:

— Это возможно. В конце концов, ты же совершил путешествие из своей земли.

— Как раб. Как думаешь, что со мной случится, если я попытаюсь сесть на корабль до Манде? Эти воды патрулируют арабу, помнишь.

«Я дурак», — подумал я.

— Они снова поработят тебя.

— Вот видишь? — Голос Лало был полон горечи. — Я теперь свободен, и в то же время нет.

«Опасность подстерегает его повсюду», — решил я. Не только от арабу и франков. Норманны, ирландцы и саксы тоже видели в нем бламаура, сбежавшего раба. Я попытался представить, каково это — жить с этой правдой, и мне это совсем не понравилось.

— Ты теперь морской волк, — сказал я.

Он улыбнулся, и мне показалось, будто он понял и мое собственное положение.

Линн Дуахайлл был меньше чем в дне плавания от Дюфлина, но я не смел туда возвращаться, пока жив Кормак, сын Маэла. А это могло длиться десятилетиями.

Но я никогда не забуду убийство моего отца.

Или меч.

Часть вторая

999 год от Рождества Христова

Глава девятнадцатая

Близ Гленн-Мама, к юго-западу от Дюфлина

Ветер выл, срываясь с горных вершин, дикий, как ни один из тех, что я испытывал в море. Я был благодарен, что не на «Бримдире», потому что от такого шторма я бы вывернул все свои внутренности. Снег кружился, пока еще легкий, но нагромождение серо-желтых туч, заполнивших небо, грозило большим. «Чертовски глупое время года для войны», — решил я, отведя взгляд и устремив его на спину следующего в строю, Мохноборода. Рядом со мной был Векель, а по другую его сторону — Торстейн. Никто не разговаривал. Мы были частью длинной колонны армии, где-то между авангардом и серединой, а Дюфлин лежал в полутора днях пути позади нас. Тепло, кров и полный желудок были лишь далекими воспоминаниями. Как и постель с моей ирландской траллой Дервайл. И возможность чувствовать пальцы на ногах.

С лицом все было в порядке, его прикрывала шерстяная подшлемная шапка и мой шлем, а поверх всего этого был намотан длинный шарф, оставлявший лишь узкую щель для обзора. На мне было две толстые шерстяные туники и стеганая войлочная куртка, но четвертым слоем была моя кольчуга. Части ее — рукава и нижний край — выступали за пределы моего плаща, пятого слоя, и, пропитавшись холодом, передавали его через одежду. Мои ноги защищала лишь пара шерстяных штанов. Кроме головы, я чувствовал себя наполовину, а то и полностью замерзшим.