Читать книгу 📗 "Фортуна Флетчера (ЛП) - Дрейк Джон"
Когда я закончил, он некоторое время молчал, затем покачал головой.
— Полагаю, Боун и остальные подтвердят ваш рассказ о том, что произошло на берегу в Портсмуте, когда на вас было совершено покушение? — спросил он.
— Да, сэр, — ответил я, — у Боуна до сих пор пуговица, которую он оторвал от сюртука Уильямса.
— И эта женщина, Бут, повторит свои обвинения в адрес мистера Уильямса?
— Да, сэр. Думаю, да.
— Хм, — сказал он. — Вы, возможно, не знаете, Флетчер, но определенные… кхм… слухи ходили о мистере Уильямсе уже не один год. У меня были сомнения, брать ли его на этот корабль.
Затем он надолго замолчал и уставился в пространство. Наконец, он откашлялся и заговорил.
— Флетчер! — сказал он. — Если бы вы пришли ко мне с такой историей неделю назад, я бы вам не поверил. Но с тех пор произошли две вещи. Во-первых, я обязан вам жизнью! В бою за «Таурус» вы встали между мной и французским штыком. — Туман рассеялся. Вот почему он был на моей стороне. А я и забыл — столько всего произошло с тех пор. Он тепло улыбнулся. — Из-за этого я ваш вечный должник. Во-вторых, дня через три я приведу эту эскадру в Портсмут, где, по моим ожиданиям, меня ждет самый теплый прием. Я брошу якорь на Спитхеде с двумя французскими призами, один из которых — корабль мощнее моего собственного, и у меня есть свидетельства, подтверждающие уничтожение второго мощного корабля. Я не позволю ничему помешать этому событию. Я не допущу, чтобы мой триумф был омрачен тасканием имен покойников по следственным комиссиям. И я не желаю враждовать с семьей Уильямса. Они не без влияния, и, если я их знаю, они будут драться как дьяволы. — Он сделал паузу, чтобы посмотреть, как я это восприму. — Я доверяю вам это, Флетчер, потому что у вас есть возможность поднять это дело, если вы захотите. А я не хочу, чтобы его поднимали. Вы понимаете?
— Так точно, сэр, — ответил я, гадая, к чему это ведет.
— Тогда у меня к вам есть предложение. И еще одно. Мое предложение таково: мистер Билли Мейсон вломился к запасам спиртного на борту «Бон Фам Иветт» и, будучи пьян, поднял мятеж. Мистер Уильямс пал в бою с мятежниками, а мистер Персиваль-Клайв, хоть и тяжело раненный, мужественно сплотил верных матросов и восстановил дисциплину. Все мятежники были убиты в бою, и мистер Персиваль-Клайв вывел корабль, чтобы присоединиться к моей эскадре. — Он пристально посмотрел на меня и постучал по подлокотнику кресла для убедительности. — Эта история вызовет наименьшие возможные волнения, поскольку она выставляет в выгодном свете всех, кто имеет значение. Что еще важнее, она будет с готовностью принята семьей Персиваля-Клайва, чье мнение важнее всего.
— А он ее примет, сэр? — спросил я.
Капитан вздохнул.
— В его интересах ее принять, — сказал он, — и в любом случае, его глупость настолько бездонна, что он верит всему, что ему говорят! Можете на меня положиться, я ему это изложу. Теперь что касается второго предложения. Я не могу отдать вам должное в этом деле, но все остальное, что я могу сделать для продвижения вашей карьеры, — ваше, только попросите. Например, я мог бы устроить ваше возвращение на этот корабль в качестве первоклассного джентльмена-волонтера… в чине мичмана.
— Сэр, — сказал я, — вы очень щедры. Это прекрасное предложение, и я искренне благодарен… но я не хочу морской карьеры. И я узнал, что у меня на берегу есть семья, о которой я ничего не знал. Поэтому я прошу лишь о двух вещах. Во-первых, позвольте мне сойти с корабля в Портсмуте свободным человеком…
Он был явно разочарован.
— Если это то, чего вы хотите, Флетчер, — сказал он.
— Благодарю вас, сэр, — ответил я. — Второе дело деликатное и касается Уильямса. Я должен знать, кто я и почему он все это делал. В его каюте или в его морском сундуке могут быть бумаги. Я хотел бы на них взглянуть.
— Хм… — сказал он, — полагаю, я в любом случае обязан упаковать вещи лейтенанта, так что обещаю, что вы сможете изучить любые бумаги, которые я найду. — Он постучал ногой, заерзал в кресле и посмотрел на меня. — Так вы не хотите морской карьеры, а?
— Нет, сэр, — ответил я.
— Вы осознаете риск, на который пошли, выйдя в море на «Бон Фам Иветт»? Четыре человека и ни одного штурмана на трехсоттонном судне, вне видимости земли? Вас могло унести в Атлантику! Вы могли ошибиться в расчетах! Откуда вы знали, какие ставить паруса? Как вы проложили курс?
— Я сделал, что мог, сэр. Расчеты даются мне легко.
— Черт побери! — сказал он. — Неужели вы не видите, парень? Вы же прирожденный моряк! Что значит, вы не хотите карьеры на флоте?
Я не знал, что сказать. Я был уставшим и сбитым с толку и просто хотел рухнуть в гамак.
— Ба! — сказал он. — Вы скорее мертвы, чем живы. Идите поспите. Если у вас есть хоть капля ума, вы поймете, что сделали открытие о самом себе.
Полагаю, он был прав. Но это было ничто по сравнению с открытием, которое я сделал на следующий день. Капитан Боллингтон был почти почтителен, когда я снова его увидел. Он просмотрел вещи Уильямса и, очевидно, прочел некоторые из найденных писем. Все его отношение ко мне изменилось, когда он вручил мне толстую пачку бумаг. Некоторые из самых важных находятся на следующих страницах, и, возможно, вы захотите взглянуть на них сами:
Я, Генри Джейкоб Койнвуд из Койнвуд-холла, что в графстве Стаффордшир, сим пред Всемогущим Богом заявляю, что нахожусь в здравом уме и что сие есть моя последняя воля и завещание.
Настоящим завещаю:
Моей жене, Саре, леди Койнвуд, сто фунтов стерлингов ежегодно, пожизненно, и ее личные драгоценности, а также выражение удовлетворения тем, что я более не увижу ее в этой жизни, и молитву о том, чтобы по Милости Божьей не встретить ее и в следующей.
Ее сыновьям Александру и Виктору, по пятьдесят фунтов стерлингов каждому ежегодно, пожизненно.
Вышеупомянутые завещательные распоряжения предоставляются при строгом условии, что Сара, Александр и Виктор Койнвуды немедленно покинут Койнвуд-холл и никогда туда не вернутся.
Преподобному доктору Чарльзу Вудсу из Полмута, что в Корнуолле, тысячу фунтов стерлингов и мою глубокую благодарность.
Моему верному и честному дворецкому, мистеру Генри Портеру, тысячу фунтов стерлингов и мои смиренные извинения за причиненное ему зло. За сие я прошу его прощения и прощения Милосердного Божества.
Обществу содействия философским изысканиям в области производства керамики — пятьсот фунтов стерлингов и право пользования библиотекой в Койнвуд-холле для их ежеквартальных собраний, на вечные времена.
Моей экономке миссис Мэри Мэддон — тридцать фунтов стерлингов ежегодно, пожизненно, и каждому из прочих моих слуг в моих различных владениях — по десять фунтов стерлингов ежегодно, пожизненно.
Джейкобу Флетчеру из Полмута, что в Корнуолле, коего я признаю своим возлюбленным сыном, все прочие мои деньги, собственность, имущество, фонды и доходы любого рода, в полное и безусловное владение, каковое перейдет к нему по достижении им двадцатипятилетнего возраста.
В частности, сие будет включать:
Семьдесят три тысячи фунтов стерлингов золотом, вместе с любыми процентами, которые будут начислены, хранящиеся на моем счету в банке «Натан и Леви», что у Стрэнда, в Лондоне.
Все акции, фонды, денежные средства или инвестиции, хранящиеся под моим именем в других учреждениях.
Койнвуд-холл и шесть тысяч четыреста пятьдесят акров Койнвуд-парка, с конюшнями, скотом и арендными владениями.
Керамическая мануфактура Койнвудов в графстве Стаффордшир и все доходы, от нее получаемые.
Прочие мои имения в Корнуолле, Суффолке и Ирландии. Мои дома и прочая собственность в Лондоне, Бристоле, Бате, Халле, Дублине и Эдинбурге.
Настоящим я назначаю своим душеприказчиком мистера Ричарда Люси, солиситора, что по адресу: Маркет-стрит, 39, Лонборо, и облекаю его полной властью управлять моими делами от имени моего сына Джейкоба до достижения им двадцатипятилетнего возраста.
Подписано сего дня, 20 ноября 1775 года.
Генри Койнвуд.
В присутствии свидетелей:
Р. Люси.
А. Дэй.
***
Койнвуд-холл,
20 ноября 1775 года
Мистеру Джейкобу Флетчеру.
Сын мой,
Если мои планы были исполнены, тебе сейчас должно быть двадцать пять лет, а я, должно быть, мертв.
Теперь ты один из богатейших людей в Англии, и пусть это пойдет тебе на пользу. По своему горькому опыту я знаю, что богатство не делает человека счастливым. Но оно делает его хозяином самому себе и дает ему право выбора. Что до этого выбора, я не стану давать тебе советов, ибо посмотри, в какие руины я все превратил. Все, что я когда-либо умел или хотел делать, — это зарабатывать деньги торговлей. Надеюсь, ты сможешь извлечь из моих денег какую-то пользу и простишь меня за то, что ты вырос сиротой.
Я не могу знать, какой ты человек и что ты знаешь обо мне. Я видел тебя лишь однажды, младенцем, и вечной моей скорбью будет то, что я не знал тебя, год за годом, пока ты рос. Но я должен был отослать тебя ради твоей же безопасности, ибо ты родился в настоящем семействе негодяев.
Что до них, у тебя есть два сводных брата, Александр и Виктор, — отборная парочка змей, в чье родство со мной мне не верится. Оба меня презирают. Один — потому что он офицер и считает себя джентльменом, а другой — потому что он гнусный извращенец и считает себя дамой! Молю Бога, чтобы я был рогоносцем и какой-нибудь злодей нагулял их мне.
Держись спиной к стене и кулаки наготове, когда встретишь их. Они избавятся от тебя, если смогут. Александр — уж точно.
Их мать — леди Сара Койнвуд. И она — доказательство того, что красота тоже не гарантирует счастья. Я женился поздно и, как старый дурак, купил себе самое прелестное создание, какое только смог найти. Много долгих лет я жалел, что женился на этой женщине, но какой мужчина смог бы устоять перед ней? Говорю это в свое оправдание. В юности она была так прекрасна, что мужчины замирали на месте, разинув рты, когда она проходила мимо. Даже женщины любили ее, и никто не мог отказать ей ни в чем, чего бы она ни захотела.
У ее семьи не было и трех полупенсов за душой, но они считали себя лучше меня, потому что я занимался торговлей, а они — служили на флоте. Она была молода, когда я женился на ней, хотя мне сказали, что ей шестнадцать. Но она была развита не по годам и скоро истощила меня, и стала искать удовольствий на стороне. И при этом она злобна. Не хуже своих сыновей, так что берегись и ее. Все трое — злая троица, но именно она подстрекает их и вознаграждает такими грязными способами, которые я не могу заставить себя изложить на бумаге.
Все это я терпел много лет, прежде чем встретил твою мать. Ее звали Мэри Флетчер, и более нежного создания не было на свете. И она стала моей дорогой спутницей. Так ты родился вне брака, и многие назовут тебя жестоким словом, которое прилагается к этому состоянию. Но я скажу тебе вот что. Ты был зачат и рожден в любви, и твои родители держали тебя на руках вместе и были едины в своей радости. Если бы Мэри выжила, я бы признал вас обоих и послал бы к черту весь мир. Но она не выжила.
Если тебе интересно, как я выглядел, ты найдешь мой портрет работы мистера Рейнольдса в библиотеке Койнвуд-холла. Прошу тебя взглянуть на него, ибо я заказал его только для тебя. Это хорошее сходство.
