Читать книгу 📗 "Скала альбатросов - Альберони Роза Джанетта"

Пробираясь между грудами тел, она все-таки отыскала доктора Секки.

— Слава богу, что нашла вас. Вы нужны мне. Мой сын умирает! — взмолилась она, подойдя к врачу. — Он упал с повозки и повредил ногу. У него распухло и посинело молено.

— Да вы с ума сошли! — возмутился Секки, поднимаясь от раненого и вытирая лоб рукавом рубашки.

Какое-то время она в недоумении смотрела на него, уронив юбки — они накрыли лицо раненого.

— Что вы хотите сказать, доктор? — спросила она в растерянности.

— Что хочу сказать? Идите сюда, подойдите и посмотрите.

Она приподняла юбки и, как можно быстрее перескочив через лежащие рядом тела, вплотную приблизилась к Секки, тронула врача за руку и почувствовала, что он дрожит от усталости, хотя по лицу это и не было заметно.

— Доктор! — воскликнула она. — Вы должны пойти со мной, мой сын умирает! — Секки посмотрел на нее растерянно, и она повторила: — Мой сын, прошу вас, прошу вас! Мой сын умирает, вы должны пойти со мной, а потом я привезу вас обратно!

— Ваш сын? Ваш сын умирает? — закричал доктор. И лицо его исказилось злобой на весь свет, в котором происходят подобные вещи. — Да вы в самом деле сошли с ума! Я не могу бросить этих людей, они же сотнями умирают тут, я не имею права оставить их на произвол судьбы. Ищите кого-нибудь другого… Найдите мою жену, она кое в чем разбирается и сумеет помочь.

Арианна хотела было объяснить, почему не может обратиться к его жене, но сдержалась. Он не знал еще, что его супруга раздавлена проезжавшей мимо каретой. Что-то в душе подсказывало ей: этот доктор, даже узнай он, что жена умирает, все равно останется здесь, на своем месте, помогать сотням людей, а не кому-то одному.

— Значит, не пойдете, — тихо произнесла она.

Секки резко вырвал свою руку и проговорил, словно не видя ее:

— Умирает, да, умирают все, все… и всего недостает — бинтов, лекарств, хлороформа. Проклятые австрийцы и треклятые французы! — он вскинул сжатый кулак. Затем рукавом рубашки снова вытер пот, крупными каплями стекавший по лбу, заливавший глаза, и опять склонился над раненым.

Арианна задрожала, глаза наполнились слезами. Ужас охватил ее. Как спасти сына? Что делать? Нога мальчика распухала, вскоре может начаться гангрена. Что, если нужно отнять ногу, кто сумеет такое сделать?

Она опять увидела того парня, что встретила раньше. Он о чем-то разговаривал с доктором. Секки уже отдавал отрывистые распоряжения, указывая на того или иного раненого. Молодой человек утвердительно кивал, слушая врача, а потом прошел мимо Арианны, словно ее и не было тут вовсе, как будто и не помнит ее. Какой-то пожилой человек с сочувствием посмотрел на Арианну:

— Ну, красавица, не отчаивайся! Держись! Мы все должны держаться.

Наверное, он прав, подумала Арианна. Нужно вернуться домой. Здесь она только теряет время. Она стала протискиваться между ранеными. Однако теперь ей предстояло проделать весь путь пешком, а он немалый. Надо как можно скорее вернуться к сыну и самой найти выход из положения.

Голова у нее болела. Платье настолько промокло от пота, что прилипало к телу, а ноги уже совсем не держали ее. Дорога казалась нескончаемой, и она с ужасом думала, что сын может умереть в ее отсутствие, что он при смерти и зовет ее. Эта мысль придавала ей силы, чтобы двигаться дальше. Она пустилась бегом, сердце бешено колотилось, но она еще держалась.

На мосту дельи Олокати она осмотрелась, соображая, куда же направиться дальше, и увидела, что по улице делла Виттория движутся солдаты, запыленные, усталые. С моста она могла рассмотреть почти всю улицу, полностью запруженную солдатами. Их тысячи, грязные, обросшие, с ружьями за плечами. За ними продвигались обозы и артиллерия. Возницы хлестали усталых и упрямых мулов. Она никогда не видела прежде такого множества военных. Перепугавшись, она бросилась в другую сторону — к мосту деи Фаббри, перебежала его и остановилась на углу виа Терраджо. Здесь носились двое подростков, они стучали во все двери и орали:

— Французы идут! Французы идут!

— Французы! — в ужасе прошептала Арианна. Обеими руками подхватив юбки, она бросилась на соседнюю улицу.

Она не знала, что это за улица, и вообще уже ничего не видела перед собой, а остановилась только потому, что совсем выбилась из сил и надо было перевести дух. Постояла немного, прислонившись к стене, чтобы не упасть. Из домов доносился запах пищи, в окнах она увидела нарядных женщин с накрашенными лицами. Они выглядели на удивление веселыми и радостными, что никак не вязалось с трагедией, которую она только что наблюдала. Кто же они такие? Вскоре поняла — это проститутки, они готовились встретить новых победителей, и увидела, что одна из них, с огненно-рыжими волосами, вышла на улицу с почти обнаженной грудью.

Дойдя до Кароббио, где недавно ее так поразила толпа, разграбившая склад, она удивилась, обнаружив, что площадь совершенно пуста. С опаской осмотревшись — вдруг где-нибудь еще сидят в засаде те парни, что напали на нее, — и подобрав юбки, она опять пустилась бежать.

У церкви Сан-Сатиро она остановилась, тяжело переводя дыхание, в глазах у нее потемнело, жуткая боль пронзила желудок — слишком тесный корсаж сдавливал талию. Она опустилась на ступеньки церкви и закрыла лицо руками, стараясь дышать глубже. Еще никогда в жизни не чувствовала она себя такой одинокой и несчастной, а ведь пережила столь трудные минуты на Тремити. Но там всегда кто-то был рядом — падре Арнальдо или фра Кристофоро, и прежде всего Сальваторе. Сальваторе… Она вспомнила, как он выглядел, когда его вытащили из канала.

Труп почти невозможно было узнать — тело чудовищно распухло, и на лице осталась какая-то странная, страшная и отчаянная гримаса;

Арианна поднялась и, шатаясь, вошла в церковь. Бедный Сальваторе… Она вспомнила, как оплакивала его жена, как кричала она. Но к чему было надрываться? Мертвые не возвращаются. Теперь она тоже, к своему ужасу, осталась вдовой. В подземелье под островом Кретаччо она не раз думала, что это самое страшное время в ее жизни. Но худшее, оказывается, не имеет границ, подумала она. Арианна подошла к алтарю и распростерлась ниц.

— Боже, — взмолилась она, — теперь только Ты у меня остался. Только Ты, Господи! Помоги мне. Да, знаю, у меня немало грехов.

Я нередко восставала против Твоей воли, сколько раз кричала падре Арнальдо, что не хочу больше знать его любимого Бога, не могу думать о Нем, Он жесток. Теперь я тут, в Твоем доме, прошу Тебя: не прощай меня за глупый протест, не прощай мой слепой гнев. Мне пришлось отказаться от человека, которого любила, но не жалей меня, Господи. У меня убили мужа, но не смотри, что я словно окаменела. Как видишь, я не плачу, сделай мои слезы твердыми камнями, а глаза сухими, словно скалы на ветру, не жалей меня, Господи! Я измучена, истерзана, но не тревожься обо мне, а обрати свой взгляд в другую сторону. И когда умру, приду к Тебе просить прощения, раздави, прогони меня, отправь в адское пекло гореть на вечном огне. Но только об одном молю Тебя — спаси сына! Скажи мне, что предпринять, чтобы уберечь его от смерти, и я все сделаю. Я не знаю, к кому обратиться, я не могу сама вылечить мальчика, как фра Кристофоро. Что сделать, чтобы он не остался хромым, скажи мне? Ты, Господи, можешь все, ведаешь обо всем, Ты, создавший Вселенную, способен вылечить и моего ребенка! Он же маленький, ни в чем не повинный, не заставляй его страдать, прошу тебя! Не оставь его хромым. Он и так уже лишился отца. Я отдам Тебе мою жизнь, но пусть только он не станет хромым. Я готова умереть сейчас же, тут же у алтаря, только спаси Марко. Если Тебе мало моих мучений, обрати свой гнев на меня, пошли мне самую жестокую смерть, заставь меня претерпеть самые страшные муки, только спаси сына. Спаси его, спаси, Господи!

Она закрыла глаза, словно ожидая ответа, слепо надеясь, что Бог заговорит с нею. Но ничего не услышала. Попробовала плотно сомкнуть веки и сосредоточиться.

— Прошу Тебя, — снова зашептала она, — прошу Тебя, дай мне какой-нибудь знак!