Читать книгу 📗 "Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Кронин Арчибальд Джозеф"

– Ты что, свернул себе шею, дорогой, похоже, растяжение мышц? Только не говори мне, что у тебя косоглазие.

С усилием я сфокусировал глаза на сцене и поспешно заверил мисс Донахью, что мне не нужны очки.

Меня спас занавес – он опустился, обозначив антракт. Теренс и Донохью немедленно поднялись, чтобы отправиться в бар, и, поскольку мисс Гилхоли, перекрыв все пространство между рядами, потянулась к Норе, чтобы поговорить с ней, я с редкой решимостью обратился к мисс Донохью.

– Я не имел прежде удовольствия встречаться с вашим братом, мисс Донохью, – непринужденно заметил я, предприняв болезненную попытку выглядеть утонченно. – Он живет в Уинтоне?

– Ну, часть времени, дорогой. Но, кроме того, он много путешествует по стране.

– По делам, мисс Донохью?

– Естественно, дорогой. Он торговый агент.

– Вы имеете в виду – коммивояжер, мисс Донохью?

Она соболезнующее посмотрела на меня:

– Ты еще зелен, не так ли, дорогой? Тем не менее этим ты мне и нравишься, ты очень милый мальчик. Нет, дорогой. Мартин – букмекер. Но не тот, кто издает книги для чтения, как ты можешь подумать. Он принимает ставки. Организует тотализатор, если ты слышал такое слово. У него есть свое место почти на всех скачках, и он занимается подбором хорошей клиентуры. Ешь шоколад, дорогой, вот этот, мне не нравится с карамельной начинкой: она застревает в зубных протезах.

– Мне показалось, мисс Донохью, что он и Нора очень хорошие друзья.

– Ну, бери выше, – заметила она, странно глянув на меня. – Тут, скорее, речь идет о помолвке.

– О помолвке, мисс Донохью? – с трудом выдавил я из себя.

– Ну, не скажу, что они уже помолвлены, Нора еще слишком молода, только семнадцать, как ты знаешь, и я хочу год или около того подержать ее в «Эрле», чтобы у нее было свое дело, когда она вступит в брак. Но поверь мне, дорогой, это вопрос уже решенный.

То, что помолвки еще не было, могло бы отчасти утешить меня, но хотя я и не совсем понял, что означает в данном случае слово «вопрос», оно прозвучало как судьба, тем более уже «решенная». Сам не свой от горя, я молча слушал, как мисс Донохью продолжала:

– Нора – прекрасная девушка. Может, чуть сумасбродная, это в ней от Ирландии, слишком много озорства. Но мне она дорога, я очень люблю ее.

– Думаю, мы все ее любим, мисс Донохью, – проскрипел я, тщетно пытаясь сделать хорошую мину.

Оставшаяся часть представления превратилась для меня в пыль и прах. Даже Хетти Кинг не смогла меня расшевелить, несмотря на взволнованный шепот мисс Донохью, что хит «О ты, прекрасная кукла» – любимая песня короля Эдуарда.

Когда занавес наконец опустился и оркестр сыграл несколько тактов «Боже, храни короля», я испытал и грусть, и облегчение. В общей суете Теренс и Донохью поспешили к бару за последним глотком горячительного, в то время как две дамы с озабоченным видом удалились в туалет. Наконец я остался наедине с Норой, стоя в ожидании остальных в пустеющем фойе. Она очень близко подошла ко мне, так что ее глаза глянули прямо в мои. Они были серьезными, однако, отметив мою щеку живым и теплым поцелуем, она в усмешке скривила рот.

– Тебе не понравилось, – сказала она осуждающе, однако с ноткой сочувствия, как бы давая знать, что понимает меня. В самом деле, когда я стал возражать, что все наоборот, она покачала головой. – Нет, ты подумал, что все это довольно грубо, и, возможно, так оно и есть. Это совсем не то, что тебе нравится.

С внезапным приливом отчаяния я почувствовал, что должен открыться ей.

– Мне бы понравилось, Нора, если бы я сидел рядом с тобой.

– Тогда почему ты не был рядом? – Глаза ее расширились. Она стояла так близко, что я ощущал ее теплое и сладкое дыхание. – Было бы славно.

– Я думал, ты хотела сидеть с Мартином.

– Мартин! – воскликнула она. – Он мне надоел. Он слишком навязчив. Я хотела, чтобы ты был рядом со мной.

Огромная радость сотрясла мое сердце. Освободившись от груза несчастья, я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо.

– Но, Лоуренс, – испытующе посмотрела она на меня, – Терри говорит, что к девушкам ты вроде как равнодушен.

– К тебе я не равнодушен, Нора. Если хочешь знать, меня никогда ни к кому не тянуло так, как к тебе. Ты мне очень нравишься.

Она улыбнулась, и я подумал, что она продолжит подшучивать надо мной. Но выражение ее лица изменилось, и ее синие глаза наполнились теплом.

– Ну, ты мне тоже нравишься, – сказала она. – Это действительно так. И я очень хочу встречаться с тобой, где-то бывать вместе, хочу расшевелить тебя. Этот мир жесток, Лоуренс, и прости, но я думаю, что тебе надо набраться побольше опыта. Ты должен научиться общению с людьми, научиться получать от жизни удовольствие. Я не обижаю тебя, говоря все это?

– Нет, что ты, Нора!

Появились те, кого мы ждали, и она продолжила довольно спокойно:

– Тогда вот что. В следующее воскресенье Март и Терри собираются уехать. Так что приходи в Кресент-парк, и мы сделаем все, что ты захочешь.

– О Нора… – глубоко вздохнул я. – Это потрясающе. Мне прийти утром?

Мне показалось, что она готова засмеяться. Ее губы дрогнули, а глаза сощурились, превратившись в две сверкающие черные щелки.

– Приходи, когда сможешь, – сказала она. – Но не слишком рано, иначе я буду еще в постели.

Я снова ожил и теперь был вполне готов улыбаться при виде остальных и весело притворяться, что замечательно провел время, сердечно прощаться и благодарить мисс Гилхоли, когда она сказала, что хочет видеть меня на следующей своей вечеринке, – то есть я был готов делать все, что было совершенно чуждо моей природе, но что я исполнял сейчас, поскольку знал, что Нора действительно неравнодушна ко мне.

Я был словно на небесах, возвращаясь пешком к «храму тамплиеров», и звон трамваев казался мне музыкой.

Глава двадцать седьмая

Помимо регулярных еженедельных писем от мамы, другой почты я не ждал. Поэтому открытка, которая пришла в среду с утренней почтой и была вручена мне за завтраком миссис Тобин, стала для меня событием. Она была от Пина, с таким коротким текстом: «Почему ты не зашел ко мне? Я буду ждать тебя на этой неделе в среду или четверг в обязательном порядке».

Но я уже отказался от Пина. Его оценка моих способностей или отсутствия таковых больно задела меня, и я не хотел, чтобы меня снова допрашивали и прогоняли. Если он сделал вывод, что мои перспективы плачевны, тогда зачем он мне? Я не собирался к нему идти. Следовало подождать возвращения мамы, прежде чем пытаться улучшить мою ситуацию.

Тем не менее, по мере того как время шло, я все чаще вытаскивал открытку из кармана и смотрел на нее. Во всяком случае, она была необычной. И я начал спрашивать себя: может, открытка содержит какую-то срочную просьбу? Тогда, если честно, у меня есть обязательства перед старым учителем. В конце концов, с характерной для меня непоследовательностью, в семь часов вечера я стоял, стуча в дверь номер двести двенадцать на Хиллсайд-стрит.

Это был пансион явно скромного уровня, что я определил по запаху вареной капусты в голом маленьком холле и по растрескавшемуся линолеуму на лестнице, ведущей к жилищу Пина, однокомнатной квартире на третьем этаже в задней части дома. Пин читал у окна, но явно ждал меня и встретил без упреков. За его плечом я сразу же обнаружил то, что предназначалось гостю, и для чего, очевидно, ему пришлось залезть в собственный кошелек. На круглом столе у окна стояли бутылка лимонада и тарелка сладкого печенья.

– Лоуренс, – начал он, усадив меня, – я тут как-то подумал, что другого такого случая может и не представиться. С тех пор я этим и занимаюсь.

– Да, сэр, – послушно сказал я.

– Прежде всего позволь предложить тебе немного подкрепиться.

Он налил лимонада и гостеприимным жестом пододвинул ко мне печенье.

– А вы сами разве не хотите, сэр?

Он улыбнулся и покачал головой, потом, понаблюдав за мной несколько минут, сказал с некоторой значительностью: