Читать книгу 📗 "Охота за тенью - Ведельсбю Якоб"
— Я не был с тобой до конца откровенен, но таковы правила игры.
— О какой игре ты толкуешь?!
— Хорошо, — вздыхает он, — я тебе все расскажу. Но ты должен пообещать держать язык за зубами.
Киваю так энергично, как только позволяет раскалывающаяся голова.
— Я работаю параллельно на немецкую и датскую разведслужбы. Обе стороны заинтересовались «Мишн зироу», и я выполняю роль связующего звена между разведками. — Йохан пристально смотрит на меня. — Увы, все оказываются не теми, за кого себя выдают, — добавляет он с извиняющейся улыбкой.
— Да, никогда не знаешь, кто перед тобой на самом деле. Если все так, как ты говоришь, то ты только и делал все это время, что лгал мне в лицо. Тогда откуда мне знать, что теперь ты говоришь правду?
— Разве я не вытащил тебя оттуда?
— Ты в порядке, Петер? — доносится с заднего сиденья.
Поворачиваюсь к Саре. Она протягивает мне руку, и я целую ее. Мария тоже просыпается, выпрямляется на своем сиденье и жмурится от света.
— Я совершенно без сил, но в остальном все о’кей. Кто-нибудь из вас способен объяснить, как мы выбрались? Меня ударили по голове, накачали какой-то дрянью, а потом я уже мало что помню.
— Мне повезло, — начинает рассказывать Йохан. — Один из тех охранников, которые тащили нас в подвал, был под кайфом. Наверно, гашиша накурился. Пока другой волок тебя в камеру, мне удалось сбить этого укурка с ног, он приложился башкой о плитку и вырубился. Я бросился к ближайшей лестнице — она, на мое счастье, вела в подсобку какого-то магазинчика Ну, выбежал на улицу и вспомнил, что внизу, недалеко от порта, мы проезжали мимо полицейского участка. Рванул туда. Но вот же незадача — ни один из полицейских не говорил по-английски. Тогда я вскочил в такси…
— Да уж, Йохан произвел неизгладимое впечатление на Хадировых ткачей, ворвавшись в мастерскую! — успевает вставить Мария. — Нам повезло, что Ямал Хадир — не последний человек в Танжере.
— Это Ямал уломал полицейских, и они поехали с Йоханом, — добавляет Сара.
— Мне надо было показать им дорогу. Они все еще были заняты ловлей сотрудников «Рейнбоу медикалс», когда я наконец нашел тебя в этом лабиринте под Мединой. — Йохан оборачивается к женщинам на заднем сиденье. — И теперь, когда все это позади…
— Что теперь? — спрашиваем мы хором.
— …не вернуться ли нам всем вместе в Гоа? Обоснуемся там вчетвером, подальше от политиков и приключений.
Я перехватываю его взгляд и понимаю: он говорит всерьез.
— А что, это неплохая идея, — отзывается Мария.
Сердце у меня колотится так, будто готово выскочить из груди. Гоа — это, конечно, истинный рай на земле, но… Именно сейчас мир открывает мне свои возможности, и меньше всего я хочу променять новые перспективы на растительное существование в Индии. Однако я заставляю себя промолчать. Еще не время говорить это Йохану.
Мы останавливаемся у заправки, и, пока Йохан заправляет бак, я отправляюсь купить воды. Мне повезло: скорость интернет-соединения в «Континентале» была отвратительной, и Саре не удалось отправить мое письмо в новостное агентство. Значит, можно повременить с отсылкой, пока последние детали пазла не станут на свои места.
Выйдя на солнце, я замечаю в небе орла. Огромная птица описывает круги, паря в потоках воздуха. Ловлю себя на мысли, что с тех самых пор, как цельное и ясное представление о правильном порядке вещей, доступное мне в детстве, раскрошилось на мелкие части, я воспринимал любовь как некую идеальную абстракцию: к ней нужно стремиться, однако достичь практически невозможно. Любовь всегда несовершенна: слишком много ласк, слишком мало ласк, слишком много поцелуев, слишком мало поцелуев, слишком частый секс или слишком редкий, чувство слишком горячо или недостаточно сильно… И эта ностальгия по двуединству, когда ты один, и стремление к одиночеству, когда вы вдвоем. И тоска по любви к ближнему. По возможности дарить любовь и принимать ее в дар, тоска, с которой все мы появляемся на свет.
Хлопает дверца машины. Ко мне подходит Сара.
— Ну, как ковры? — спрашиваю я.
— На пути в Данию.
Она стоит прямо передо мной. Я обнимаю ее. Потом отступаю на шаг и говорю:
— Сара, я люблю тебя.
Мы с Йоханом одни в машине, подъезжаем к границе с Алжиром. Сара и Мария остались в гостинице в Риссани, мы заберем их на обратном пути из Тиндуфа, когда закончим съемку в лагерях для беженцев. Быстро смонтируем фильм и передадим телекомпании «Аль-Джазира» — у них есть офис в Марракеше. Фильм выйдет в эфир до того, как Кристиан Хольк даст показания датской полиции и клубок начнет разматываться. Таков наш план. Однако сначала Йохану предстоит ответить еще на один мой вопрос:
— Наша встреча в Копенгагене, Йохан, была неслучайной, я прав?
Йохан пожимает плечами, но я продолжаю:
— А как насчет грабителей, вломившихся в мою квартиру?.. И твой интерес к Янусу Эвальду как раз незадолго до его смерти — он ведь не на пустом месте возник, да? И хотелось бы знать, какая все-таки роль отводилась мне в твоей партии?
— Я не могу рассказать тебе всего, скажу только, что мы следили за Янусом и узнали, что к тебе попала его инсайдерская информация о «Мишн зироу». Это было нам на руку: мы надеялись, что ты возьмешься за документальный фильм, который, весьма возможно, поможет пробить пару брешей в панцире «Рейнбоу медикалс».
— А наша встреча в Копенгагене? А проникновение в мою квартиру? — повторяю я свой вопрос.
Он неопределенно кивает. Я смотрю ему в лицо, пока он не отводит взгляд.
Кондиционер в машине накрылся, и духота проникает в салон через все щели и дырки, облепляет меня, выдавливает из организма жидкость.
— Иными словами, я был лишь незначительным звеном в цепочке расследования, за которое тебе заплатили? — шепчу я.
— Так же, как и я всего лишь звено в твоей работе по созданию фильма.
Йохан замолкает, будто обдумывает что-то.
— Помнишь, как Мария заболела тогда в Гоа? Подхватила какую-то половую инфекцию, и ее лечили в частной клинике для иностранцев. Вот после пребывания в этой клинике у нее и начались проблемы со здоровьем. А позднее выяснилось, что Мария не может иметь детей, потому что ее матка и яичники деформированы. Догадываешься, кому принадлежала клиника?
— «Рейнбоу медикалс»?
— Правильно мыслишь. Я уверен, что на ней опробовали один из препаратов, которые они уже тогда пускали в ход в разных точках земного шара. Понятно, почему ребята из «Рейнбоу» затеяли проводить свои опыты в Гоа. И среди местных, и среди приезжих там полно алкашей и наркоманов, которые и без всяких опытов успели достаточно навредить своему телу и душе. Побочные действия от «лекарств» легко можно было списать на наркотики и беспорядочные половые связи. Марии не повезло: в ее случае побочные действия оказались просто ужасными. Они сломали ей жизнь. И мою жизнь тоже.
Я смотрю в окно. Мысли проносятся в голове быстрее, чем я способен их улавливать.
Йохан переключает передачу и прибавляет газу, выезжая на встречку, чтобы обогнать колонну из четырех грузовиков, груженных контейнерами. Мы одновременно замечаем: на всех контейнерах характерными темно-синими буквами написано «Рейнбоу медикалс», а ниже мелким шрифтом: The World Deserves Us — «Мир нас заслуживает».
Я парю над пустыней, высматривая добычу. Мое сердце учащенно бьется, и кровь пульсирует в венах.
Песок заметает ноги, он похрустывает на зубах, колет глаза, небо и пустыня притягивают друг друга, образуя сине-желтую черту над Западной Сахарой. Когда испанские колонизаторы в середине семидесятых ушли из страны, сюда пришли марокканцы, и местные, не желавшие им подчиниться, вынуждены были покинуть эти края Им выделили кусок земли в Саду Дьявола, этой иссохшей, лишенной растительности пустыне в Алжире неподалеку от Тиндуфа, где жара с легкостью преодолевает отметку в пятьдесят градусов, а песчаные бури — обыденность. Построили четыре временных лагеря для беженцев — и они стоят до сих пор. В них живет двести тысяч беженцев, они успели вырастить детей и внуков, и многие из них все еще мечтают вернуться в Западную Сахару.
