Читать книгу 📗 "Элеанора и Парк - Роуэлл Рэйнбоу"

Затем, что Парку хотелось увидеть Элеанору в красивом платье. Затем, что он хотел помочь маме уложить волосы Элеаноры…

— Затем, что это выпускной.

— И это тупо.

— С чего ты взяла?

— Потому что тема такова: «Я хочу знать, что такое любовь».

— Не такая плохая песня.

— С ума сошел? Это же «Foreigner».^[122]

Парк пожал плечами и распрямил один из ее локонов.

— Я знаю, что выпускные балы довольно тупые, — сказал он. — Но потом нельзя вернуться назад и повторить. У тебя только один шанс.

— На самом деле три.

— Ладно. Пойдешь на выпускной бал со мной в следующем году?

Элеанора рассмеялась.

— Да, — сказала она, — а как же! На следующий год. У моих друзей — мышек и птичек будет куча времени, чтобы соорудить мне платье. Сто пудов. Да. Давай пойдем.

— Ты думаешь, это невозможно, — сказал он. — А вот увидишь. Или я тоже никуда не поеду.

— По крайней мере до тех пор, пока не научишься водить механику.

Временами она была такой язвой!

Элеанора

Выпускной. Точно. Он ведь будет.

Сколько потребуется уловок, чтобы проскользнуть мимо матери!.. Сама мысль об этом потрясала воображение.

Однако теперь, когда Парк пригласил ее, Элеаноре казалось, что все может получиться. Она скажет маме, что идет с Тиной (старая добрая Тина). А собираться можно дома у Парка. Его маме это понравится. Вот только как быть с платьем?..

Бывают ли выпускные платья ее размера? Или придется покупать его в отделе, где затариваются матери невест? И еще нужно будет ограбить банк. Кроме шуток. Даже если сто долларов свалятся с неба, Элеанора ни за что не потратит их на такую ерунду, как выпускное платье.

Она купит новые кроссовки. Или приличное белье. Или магнитофон.

На самом деле она, вероятно, просто отдаст их маме.

Выпускной бал. Эх!

Парк

Согласившись пойти с ним на выпускной в следующем году, Элеанора согласилась также отдать ему первый танец и сопровождать его на вечеринке по поводу вручения премии Американской киноакадемии и на всех прочих и любых балах, куда он только получит приглашение.

Она так ржала, что гуси разорались.

— Давай-давай, гогочи, — сказала Элеанора. — Думаешь, можешь напугать меня своим прекрасным лебединым видом? Обломись, я не из таких девчонок.

— К счастью для меня, — пробормотал Парк.

— Почему к счастью?

— Не бери в голову. — Парк уже жалел, что сказал это. Он пытался выглядеть остроумным и самодовольным. Но вовсе не стремился обсуждать, как так вышло, что он понравился Элеаноре.

Элеанора спокойно взглянула на него.

— Из-за тебя эта гусыня считает меня пустоголовой дурочкой.

— Я думаю, это гусак, разве нет? — отозвался он. — Самец же называется гусак?

— Точно. Гусак. Ему идет. Милый мальчик… Итак, почему это такое счастье для тебя?

— Потому что, — сказал он — так, словно оба слова причиняли боль.

— Потому что почему?

— А может, это мое дело?

— Я думала, что могу спросить тебя о чем угодно. Так потому что почему?

— Из-за моей прекрасной внешности стопроцентного американца. — Парк провел рукой по волосам, созерцая грязь под ногами.

— Ты намекаешь, что плохо выглядишь?

— Я не хочу это обсуждать. — Парк потер шею сзади. — Может, поговорим о выпускном?

— Напрашиваешься на комплименты? Хочешь услышать, какой ты классный?

— Да нет, — сказал он. — Я говорю вещи, которые в общем-то очевидны.

— Ничего не очевидно. — Элеанора повернулась на скамейке, сев лицом к Парку, и потянула его за руку.

— Никто не считает азиатских парней классными, — наконец сказал Парк, отведя взгляд. — Не здесь, по крайней мере. В Азии, я уверен, у них все в порядке.

— Это неправда, — возразила Элеанора. — Посмотри только на своих родителей.

— Азиатские девушки — другое дело. Белые парни считают их экзотичными.

— Но…

— Ты пытаешься спорить с суперклассным азиатским парнем. Можешь доказать, что я неправ? Полагаю, нет. Я думаю об этом всю свою жизнь.

Элеанора скрестила руки на груди. Парк уставился на озеро.

— А как насчет того старого фильма? — сказала она. — Про парня-каратиста…

— Ты имеешь в виду «Кунг-фу»?

— Ну да.

— Тот актер был белым. А его герой был монахом.

— А как насчет…

— Да нету ничего, — сказал Парк. — Возьмем «МЭШ».^[123] Дело происходит в Корее, и врачи иногда западают на корейских девушек, так? А вот медсестры не тратят свои выходные на то, чтобы сбежать в Сеул и пофлиртовать с корейцами. Азиатские девушки экзотичные, а парни — похожи на девушек.

Гусак все еще орал на них. Парк взял горсть тающего снега и, не целясь, швырнул в сторону гуся. Парк по-прежнему не осмеливался взглянуть на Элеанору.

— Ладно, а причем тут я? — сказала она.

— При том, что ты со мной.

— Слушай… — Она взяла его за подбородок и заставила повернуть к ней голову. — Я не… Я вообще не понимаю, что это значит — то, что ты кореец.

— Кроме очевидного?

— Да, — сказала она, — именно. Кроме очевидного.

А потом поцеловала его. Парку нравилось, когда Элеанора целовала его первой.

— Я смотрю на тебя, — сказала она, наклонившись ближе, — и не знаю, почему ты кажешься таким классным. Потому ли, что ты кореец или нет, но уж точно не вопреки этому. Я просто считаю тебя классным. И клевым. И отличным. Просто думаю: какой же Парк все-таки классный.

Парку нравилось, когда Элеанора произносила его имя.

— Может, мне и правда нравятся корейские парни? — продолжала она. — Точно не знаю.

— В таком случае хорошо, что я единственный корейский парень в Омахе, — отозвался он.

— И хорошо, что я не зацикливаюсь на этой ерунде.

Было холодно и, похоже, поздно — Парк не носил часов.

Он встал и помог Элеаноре подняться. Держась за руки, они побрели через парк к машине.

— Я даже не знаю, что значит быть корейцем… — сказал он.

— Ну, а я не знаю, что значит быть датчанкой и шотландкой, — ответила она. — Это важно?

— Думаю, да. Потому что это первый признак, по которому люди меня оценивают. Самое главное.

— Послушай-ка. Самое главное — то, что ты классный. И обалденный.

Парк ничуть не возражал против слова «обалденный».

Элеанора

Они оставили машину в дальнем конце Олд-Маркета. К тому времени как они вернулись, парковочный лот оказался почти пуст. Элеанора снова почувствовала нервозность и азарт. Возможно, все дело было в машине.

Снаружи импала не выглядела вульгарно — не то что какой-нибудь устланный коврами лимузин или типа того, но внутри… тут совсем другая история. Переднее сиденье было размером с кровать Элеаноры, а от заднего веяло романами Эрики Йонг;^[124] оно словно предвкушало то, что может произойти.

Парк открыл для нее дверь и обежал машину, чтобы залезть внутрь.

— Не так поздно, как я думал, — сказал он, взглянув на часы на приборной панели. Половина девятого.

— Да… — ответила она. И положила руку на сиденье между ними. Она попыталась сделать это словно бы между прочим, но намек вышел вполне прозрачным.

Ладонь Парка легла поверх ее руки.

Такой уж это был вечер. Всякий раз, когда Элеанора косилась на Парка, она ловила его взгляд. Стоило ей подумать, не поцеловать ли его — он закрывал глаза.

«Теперь он читает мои мысли», — думала Элеанора.

— Хочешь есть? — спросил он.

— Нет.

— Ладно.

Он убрал руку и вставил ключ в зажигание. Элеанора ухватила его за рукав прежде, чем он успел завести мотор.

Парк выронил ключи и — единым движением — повернулся к ней и сгреб в объятия. Именно так. Сгреб. Он всегда оказывался сильнее, чем ожидала Элеанора.

Если бы кто-нибудь взглянул на них сейчас — а это было нетрудно при отсутствии тонированных стекол, — он решил бы, что Элеанора и Парк занимаются подобными вещами постоянно. И не поверил бы, что они делали это только однажды.