Читать книгу 📗 "Элеанора и Парк - Роуэлл Рэйнбоу"
Когда Элеанора вышла из фургона, Парк ждал перед домом дяди.
Был уговор, что он уедет, как только ей откроют дверь, как только станет ясно, что дома кто-то есть. Но он не мог уехать вот так.
Он увидел, как женщина, открывшая дверь, крепко обняла Элеанору и утащила ее в дом. Он подождал еще — просто на случай, если Элеанора передумает. И решит, что ему все же можно войти.
Но дверь больше не открылась. Парк помнил свое обещание — и уехал. Чем скорее я окажусь дома, думал он, тем скорее услышу ее.
Из первого же придорожного кафе он послал Элеаноре открытку. «Добро пожаловать в Миннесоту, край тысячи озер».
Когда он приехал домой, мама подбежала к порогу, чтобы обнять его.
— Все нормально? — спросил отец.
— Да, — сказал Парк.
— Что с фургоном?
— Цел и невредим.
Отец вышел из дома, чтобы убедиться в этом самолично.
— Ты… — сказала мама. — Я за тебя так волновалась.
— Все нормально, мам, я просто устал.
— А как Элеанора? — спросила мама. — Она в порядке?
— Думаю, да. Она не звонила?
— Нет. Никто не звонил.
Как только мама выпустила его из объятий, Парк пошел в свою комнату и написал письмо Элеаноре.
Элеанора
Когда тетя Сюзанна открыла дверь, Элеанора едва не плакала.
— Элеанора! — повторяла тетя. — О боже мой! Элеанора! Что ты здесь делаешь?
Элеанора пыталась сказать, что все в порядке. Неправда. Она бы не оказалась здесь, будь все в порядке. Но по крайней мере никто не умер.
— Никто не умер, — сказала она.
— О господи! Джоффри! — позвала тетя Сюзанна. — Подожди здесь, милая. Джофф!
Оставшись одна, Элеанора вдруг осознала, что не следовало прогонять Парка так быстро.
Не надо было отпускать его.
Она открыла дверь и выбежала на улицу, но Парк уже уехал. Его фургона нигде не было видно.
Элеанора обернулась. Тетя с дядей смотрели на нее с порога.
Телефонные звонки. Мятный чай. Дядя и тетя разговаривали на кухне еще долго после того, как она отправилась в постель.
— Сабрина…
— Их пятеро.
— Мы должны забрать их оттуда, Джоффри.
— Что, если она сказала неправду?
Элеанора вынула из заднего кармана фото Парка и разгладила его на одеяле. Парк был не похож на себя. Октябрь — это же целая жизнь тому назад. А теперь она попала в другой мир. Земля вращалась слишком быстро. Элеанора не знала, где она теперь.
Тетя дала ей несколько своих пижам — у нее был тот же размер, — но Элеанора снова надела футболку Парка, как только вышла из душа.
Она пахла им. И ароматической смесью сухих лепестков. И его домом. И мылом. И парнем. И счастьем.
Элеанора рухнула на кровать, ощущая пустоту внутри.
Никто никогда не поверит ей.
Элеанора написала матери письмо.
И в нем высказала все, что хотела сказать последние шесть месяцев.
Сказала, что просит прощения.
Умоляла подумать о Бене и Маусе — и о Мэйси.
Угрожала позвонить в полицию.
Тетя Сюзанна дала ей марку.
— Марки в ящике стола, Элеанора. Бери, сколько тебе нужно.
Парк
Когда Парк устал от своей комнаты, где не осталось ничего, пахнущего ванилью, он пошел к дому Элеаноры.
Иногда фургон стоял у дома, иногда нет. Иногда ротвейлер спал на пороге. Но сломанные игрушки исчезли, и больше не было никаких рыжевато-блондинистых детей, игравших во дворе.
Джош сказал, что младший брат Элеаноры перестал ходить в школу.
— Говорят, что они уехали. Вся семья.
— Хорошие новости, — сказала мама. — Может, эта милая мамаша наконец-то проснулась и поняла, что к чему? Ну, понимаешь? Это неплохо для Элеаноры.
Парк только кивнул.
Он думал: доходят ли письма до того места, где она теперь живет.
Элеанора
В спальне стоял красный дисковый телефон. В ее спальне. И когда он звонил, ей хотелось поднять трубку, чтобы сказать: «Слушаю, комиссар Гордон».[132]
Иногда, оставшись дома одна, Элеанора брала телефон в постель и слушала гудок. Она проводила пальцем по диску, делая вид, что набирает номер Парка. Временами, когда гудок прерывался, она представляла, что Парк шепчет ей в ухо.
— У тебя был когда-нибудь парень? — спросила Дани.
Дани тоже была в театральном лагере. Они вместе обедали, сидя на сцене и болтая ногами над оркестровой ямой.
— Нет, — сказала Элеанора.
Парк не был ее парнем. Он был всем.
— А ты с кем-нибудь целовалась?
Элеанора покачала головой.
Парк не был ее парнем.
Они не расстанутся. Не устанут друг от друга. Не разбегутся в разные сторона. И не станут изображать очередной глупый школьный роман.
Она просто остановятся.
Элеанора приняла решение еще в фургоне его отца, когда они проезжали Альберт-Ли.[133] Если они не собирались пожениться, — если все это было не навсегда, — тогда это просто вопрос времени. Они остановятся.
Парк никогда не будет любить ее сильнее, чем в тот день, когда сказал «до свидания».
А Элеаноре была невыносима мысль, что он станет любить ее меньше.
Парк
Если Парк уставал от себя, он шел к старому дому Элеаноры. Иногда там был фургон. Иногда нет. Парк стоял на краю тротуара и ненавидел все, ради чего существовал этот дом.
56
Элеанора
Письма. Открытки. Бандероли, гремевшие так, словно были наполнены аудиокассетами. Ничего не вскрыто. Ничего не прочитано.
«Дорогой Парк», — написала она на чистом листе почтовой бумаги.
«Дорогой Парк»… Элеанора пыталась объяснить, но любые объяснения разваливались на части. Правду очень сложно написать. То, что она чувствовала к Парку, было слишком горячим, чтобы это трогать.
«Прости меня», — писала она и зачеркивала.
«Я просто…» — начинала она снова — и отшвыривала наполовину написанные письма. И бросала нераспечатанные конверты в нижний ящик стола.
Дорогой Парк, шептала она, уткнувшись лбом в шкаф, просто остановись.
Парк
Отец сказал, что Парку надо найти подработку на лето — чтобы вернуть деньги за бензин.
Никто из них больше не заговаривал о том, что Парк куда-то там уезжал. Или о черной подводке для глаз.
Он выглядел достаточно мрачным, чтобы получить место в «Drastic Plastic». У девушки, принимавшей его на работу, было по два ряда дырок в каждом ухе.
Мама перестала забирать почту. Парк знал почему. Она ненавидела раз за разом говорить Парку, что для него ничего нет. Парк забирал почту сам — каждый вечер, приходя домой с работы.
Теперь у него был неограниченный доступ к музыке в стиле панк-рок.
— Я из-за тебя собственных мыслей не слышу, — сказал отец, после того, как три вечера подряд заходил в комнату Парка, чтобы выключить стерео.
«Пф-ф!» — сказала бы на это Элеанора.
Началась осень — и школа. Только тут уже не было Элеаноры.
И она не могла порадоваться тому факту, что у выпускников не было физкультуры.
И она не сказала: «Ба! Несвятой союз», — когда Стив и Тина поженились в День труда.
Парк написал ей об этом письмо. Он рассказывал Элеаноре обо всем, что произошло, и не произошло — каждый день со времени ее отъезда.
Он писал ей письма еще несколько месяцев после того, как перестал их отправлять. На Новый год Парк написал: «Надеюсь, ты получишь всё, что когда-нибудь хотела». А потом кинул письмо в коробку под кроватью.
57
