Читать книгу 📗 "Шарики патинко - Шуа Дюсапен Элиза"

— Это моя территория, — указываю я.

Она бросает кости. От удара дома сдвигаются.

— Видишь, — говорю я, — они сами вернулись в нужное место.

Увлеченная игрой, бабушка не обращает на меня внимания. Ей выпадает дубль, и она передвигает свою тачку на клетку «Простой визит», дающую право на еще один бросок. Снова дубль. Ее тачка прибывает в Лозанну, на рю-де-Бур, которую она покупает. Третий бросок.

— Дважды шесть! — восклицает бабушка. — Видела, как мне повезло!

— Вообще-то нет, — поправляю я, проверив. — На третьем дубле ты попадаешь в тюрьму.

За что? Я ничего не сделала.

— Это же игра. Такие правила. Дело случая.

— Ты просто завидуешь, — смеется она. — И жульничаешь.

Я не могу доказать ей обратное, поскольку инструкция на французском, немецком и английском, а ни одного из этих языков бабушка не понимает. У нее есть выбор: или заплатить выкуп и выйти, или пропустить три хода.

— Это не смешно, — говорит она.

Я ей уступаю. Логичнее было бы играть втроем. С моей мамой. Бабушка хочет начать заново. Чтобы не топтаться на месте, я предпочитаю позволить ей играть, чем остаться в тюрьме; я меняю наши фишки.

Лед в кувшине растаял. Над молоком проступает слой воды. Я перемешиваю чай своей ложкой. В кувшине образуется туман, и настой становится непрозрачным. Я делаю глоток. Вкус не отличается от королевского молочного чая, который я пила у Миэко, если только сахара меньше.

Когда я поднимаю голову, бабушка пристально смотрит на меня.

— Мой ход? — спрашиваю я.

Она интересуется, все ли у меня хорошо.

— Все прекрасно. А у тебя? — растерянно отвечаю я.

Она тоже смущена моим ответом, автоматическим, как будто чужому человеку.

— Все хорошо, правда. А у тебя? — медленнее повторяю я.

— Ты устала, — произносит бабушка. — Ты говорила это раньше, в Син-Окубо. Ты слишком много работаешь.

— Да нет же, я ведь ничего не делаю.

Это правда. За исключением занятий с Миэко я провожу большую часть времени в своей комнате на циновке, ища сведения о Корее или играя в идиотские игры на телефоне. Прошло уже две недели, а поездка так и не организована, в панике думаю я.

Бабушка вынимает из коробки новые фишки: башмак, утюг, коня и машину — и расставляет их на игровом поле.

— Тебе неинтересно.

— Почему? Интересно.

— Я тебя не заставляю. Иди играй. А я посижу в гостиной. — Она указывает на лестницу: — Ok, ok, go, go [3].

— Но мне и здесь хорошо, с тобой!

Она снова поднимает голову:

— Правда?

— Конечно! Давай продолжим.

Я бросаю кости и передвигаю свою фишку, не обращая внимания на цифры, которые выпали. Мы обе сосредотачиваемся на игре, на бросании костей, пока не заменяем их столовыми приборами, когда возвращается дедушка.

Позже вечером я заглядываю в интернет. Сентябрь — лучший месяц, чтобы отправиться в Корею. Паромы, связывающие японские острова с Корейским полуостровом, отходят из Фукуоки и прибывают в Пусан. Ночные рейсы длительные, дневные же дороже, но занимают всего три часа. Мы могли бы поехать таким рейсом. Но что потом? Нужно ли нам поспать по прибытии, прежде чем продолжить путешествие, или лучше проделать весь путь без остановок? Бабушка и дедушка, конечно, устанут, но боюсь, что так мы потеряем много времени. Если набрать в поисковике «порт Пусан», появляются фотографии мостов. Очевидно, их в бухте очень много. Самый большой снят с разных ракурсов. Корабли проходят под ним. Это огромное сооружение видно издалека, когда прибываешь в Корею из Японии морем. Ночью оно освещено и напоминает натянутый лук со стрелой, направленной в небо.

Матьё прислал весточку. Работа продвигается, но сейчас большой поток туристов, и у него масса дел. Прошлой ночью на дом обрушилась буря. Одна пара прибыла с девятимесячным ребенком. Могу ли я себе такое представить? С младенцем! Я отвечаю, не упоминая о ребенке и не заикаясь о Миэко.

Мама напоминает мне о последнем концерте отца. Я так и не отреагировала на письмо с перечислением отцовских выступлений, пришедшее пять дней назад. Подозреваю, что она беспокоится, не решаясь сказать мне об этом. Постскриптум: «Что они говорят обо мне?»

«Даже не вспоминают».

Перечитываю и стираю.

«Все хорошо. Они тебя обнимают».

Я выключаю компьютер и ложусь на пол. Машины орошают дорогу. Ребенок скачет по лужам, мама держит его за руку, и он как будто летит.

Прошло уже почти двадцать лет со времени нашего последнего совместного путешествия.

Мама, бабушка и я. Музей естественной истории в Уэно, зал Эволюции. На вращающемся экране демонстрируют фильм, где показывают театр теней — вереница мужчин, женщин и детей пешком, на лошади, в экипаже, на машине, затем в космическом корабле. На каждом этапе они берутся за руки, разбегаются и прыгают, приземляясь в новой эпохе. Фонограмма напоминает мне песенку из сериала «Да-да: Расследование в стране игрушек», с задорным мотивом на четыре такта. Мама тихо ругается с бабушкой по-корейски, я не знаю, по какому поводу, только несколько раз слышу, как мама произносит слово «раб». Я жду. Смотрю фильм снова и снова. Мне становится скучно. В соседнем зале показывают животных. Я спрашиваю у мамы разрешения пойти туда, она отказывает и собирается возвращаться домой. Бабушка замечает ей, что в кои-то веки она могла бы и разрешить мне что-нибудь, я ведь всего лишь хочу посмотреть на животных. Мама мечет на нее сердитый взгляд.

«Ладно, ладно, — говорит она, подталкивая меня в спину, — иди, иди!»

И я скачу в зал с чучелами. Мои шаги отдаются под каменными сводами, которые поддерживаются колоннами. На Ноевом ковчеге медведи, тигры, лани, панды. Их сухая шерсть осыпается на пол. День клонится к вечеру. Облака затягивают небо, зажигаются люстры. Я подхожу ко льву. Пасть открыта. На языке пыль. Глаза тусклые. На стенах висят огромные стенды с насекомыми, пригвожденными брюшком или спиной вверх, со скрещенными лапками. Я оборачиваюсь и замечаю, что я одна — мама и бабушка остались в другом зале. Я бегу туда и прячу слезы, уткнувшись в мамино платье.

«А ты что думала? — говорит она по-французски, глядя на бабушку. — Это не животные, а только шкуры. Старые шкуры с бусинами вместо глаз».

Вернувшись домой, бабушка отвела меня в сторону, чтобы узнать, что сказала мама.

«Ничего», — солгала я. Я смотрела «Короля Льва» по телевизору и отговорилась тем, что хотела увидеть настоящего льва в музее, только боялась. Бабушка не знала Уолта Диснея. Я поставила кассету, и мы посмотрели мультфильм вместе. Так у нас появилось обыкновение смотреть мультфильмы. Впоследствии она сама включала их фоном, пока готовила еду или делала уборку в доме. Особенно она любила популярные песни, которые в конце концов стала понимать, несмотря на французские тексты.

В тот год мама увезла меня от бабушки раньше, чем предполагалось. Дедушка проводил нас до аэропорта, бабушка осталась дома, сославшись на то, что боится самолетов. Мама посещала родителей все реже и реже, на протяжении двух лет отправляла меня на каникулы одну, затем я поступила в старшую школу и лето посвящала другим занятиям. В Японию я вернулась только несколько лет спустя вместе с Матьё.

Около часа ночи меня будит шум в ванной — какая-то смесь кудахтанья и текущей воды. Я встаю и стучу в дверь. Ответа нет, и я открываю сама. Бабушка с мокрыми плечами наклоняется над умывальником. Она хотела проверить, держится ли на волосах краска, и все сошло. Она давится от смеха и делает мне знак молчать: наверху спит дедушка. Я помогаю ей сменить рубашку. Она продолжает тихонько смеяться. Я сушу ей волосы. Она замерзла. Я растираю ее кожу в пигментных пятнах, мягкую, в синих разводах. Бабушка уже не смеется, а рассматривает себя в зеркало: