Читать книгу 📗 "Я - его оруженосец. И, да, я девушка! Принц не в курсе! (СИ) - Луна Кармен"

Кармен Луна

Я — его оруженосец. И, да, я девушка! Принц не в курсе!

Глава 1

Я — Татьяна. И если бы у моей жизни был жанр, это был бы не роман, не комедия и даже не триллер. Это была бы фэнтезийная трагикомедия на выживание с элементами драмы и укладками в четыре руки. Потому что я — парикмахер. Не просто «стрижёт-там-кто-то», а специалист с опытом, наградами и нервным тиком, который проявляется каждый раз, когда клиентка показывает на фотографию в Instagram и говорит: «Хочу точно так же, только под мою форму лица».

Работаю в салоне «Эстетика», что на Тверской, куда ходят такие дамы, у которых мужья по совместительству — депутаты, бизнесмены или просто мужчины с достаточным количеством нулей на счету, чтобы позволить своим жёнам тратить на красоту столько, сколько я зарабатываю за полгода. А любимая фраза этих дам: — Мне укладку, как у Милы Кунис. Только лучше.

И всё бы ничего, если бы они хотя бы знали, кто такая Мила Кунис. Или как укладка вообще работает. Или что у меня две руки, а не целый штат аниматоров, колдунов и личных стилистов. Или что волосы — это не пластилин, который можно лепить по своему желанию, игнорируя законы физики, генетики и здравого смысла.

Но я терпела. Потому что зарплата, потому что рекомендации, потому что в этом салоне можно набраться опыта работы с самыми капризными клиентами. А ещё потому что моя мама всегда говорила: «Татьяна, терпи. Красота требует жертв. Особенно от тех, кто её создаёт».

А теперь — к утру. Оно началось с кофе. Точнее, с его предательства. Мой любимый латте, с корицей и надеждой на удачный день, как всегда, ждал меня у входа в метро. Старик Владимир, который торгует кофе уже лет десять, знает меня в лицо и всегда добавляет лишнюю ложку корицы — «для настроения», как он говорит. Я сжала стаканчик, как артефакт выживания, вдохнула аромат — и всё пошло к чертям.

Началось с того, что кто-то толкнул меня локтем. Обычное утреннее движение толпы, ничего особенного. Но стакан дрогнул, как будто мир содрогнулся вместе с ним, и, как в замедленной съёмке, капля за каплей, кофе разлился по моей бежевой юбке цвета «хочу быть элегантной, как утренний Париж». Юбке, которую я покупала в кредит и которая была единственной вещью в гардеробе, действительно подходящей для работы в приличном салоне. Теперь на ней красовалось нечто, больше напоминающее карту боевых действий или абстрактную живопись в стиле «жизнь дерьмо».

— Ну вот же ж, — пробормотала я, глядя на пятно, которое расползалось, как злорадная улыбка.

Следом предательски хрустнул каблук. Левый. Тот, что был мне верен три года и сотни шагов по салонному кафелю. Туфли за семь тысяч, последняя покупка в статусе «у меня есть деньги». Он хрустнул, как сердце в плохом любовном романе, и дал понять: «Сама справляйся, девочка. Я всё».

В тот момент я ощутила себя лебединой шеей в теле утки — изящной, но абсолютно беспомощной. Вокруг проходили люди, каждый занятый своими утренними катастрофами, и никому не было дела до девушки, которая стоит на одной ноге, держит пустой стаканчик и пытается понять, как теперь дойти до работы, не выглядя как беженка из зоны боевых действий.

Ну и венец утреннего безумия — телефон. Он умер. Просто и молча. Без вибраций, предупреждений, без последнего «пип». Чёрный экран и пустота. Ни времени, ни уведомлений от администратора салона, ни возможности узнать, насколько сильно я опаздываю, и успеет ли Лена, моя коллега, предупредить клиентов о задержке. Только собственное шестое чувство — и оно орало: «Беги, Татьяна, тебе конец».

На мне была сумка, слишком тяжёлая, как камень ответственности. В ней лежали все инструменты: ножницы, расчёски, заколки, бигуди, утюжок — целый арсенал для превращения обычных волос в произведение искусства. Или хотя бы в нечто презентабельное. Лицо — в тональной панике. Тональный крем, который я наносила в полутьме, лёг неровно, одна бровь была выше другой, а помада размазалась, когда я пила кофе. Я выглядела как пародия на стилиста.

Волосы… О, волосы. Они были задуманы как «небрежная богемная волна» — тот образ, который я отрабатывала на себе перед зеркалом полчаса. Но, пройдя через утренний ветер, испарину и отчаяние, трансформировались во что-то, напоминающее битву между штормом и мусорным ведром. С каждой стороны торчали пряди, вьющиеся в разных направлениях, как языки пламени в агонии.

Мои коллеги называют это «стиль постапокалипсис», но я-то знаю — это был крик души.

А потом я ввалилась в вагон метро. Потная, перекошенная на один каблук, с запахом кофе и обречённости, с глазами, полными укоризны к жизни и к себе самой. В вагоне пахло чужими духами, недовольством и булочками из «Штолле». Смесь ароматов, которая в обычное утро была бы почти уютной, сейчас казалась удушающей. Я держалась за поручень, как утопающий за кусок плавучего айсберга, и пыталась не думать. Ни о клиентах, которые будут ждать меня ровно в девять. Ни об укладке для жены депутата, которая заказана на полдень. Ни о том, как будет смотреть на меня администратор Светлана Викторовна — женщина, способная одним взглядом превратить твою самооценку в пепел.

Вокруг меня стояли такие же усталые люди. Мужчина в костюме читал новости на телефоне, женщина с ребёнком пыталась утихомирить плачущего малыша, студенты что-то обсуждали, зевая и прихлёбывая кофе из термокружек. Обычное утро обычных людей, у которых не рушится мир из-за сломанного каблука и пятна на юбке.

Я просто стояла. Старалась дышать. И не расплакаться.

Она вошла в вагон, как будто не в метро, а на красную ковровую дорожку небесной канцелярии. В воздухе что-то хрустнуло — может, моё чувство реальности, а может, чей-то рогалик. Но я почувствовала это физически — как будто что-то сдвинулось, переместилось, дало трещину в привычном порядке вещей.

Женщина была из тех, кого не назовёшь просто «бабушкой». Нет. Это была богиня в отставке. Словно она когда-то возглавляла совет ведьм, потом ушла на пенсию, завела сад с магическими травами и теперь, время от времени, появляется в людных местах, чтобы вручить судьбу очередной несчастной Татьяне, опаздывающей на смену в салон красоты.

Возраст её было не определить — где-то между «мудрая старость» и «вечность». Серебряные волосы были уложены с такой точностью, будто над ними трудилась команда стилистов и личный шаман. Каждая прядь лежала идеально, образуя сложную конструкцию, которая была одновременно элегантной и немного пугающей. Перчатки — светло-серые, в обтяжку, как у леди, которой ни к чему прикасаться к бренному миру. Пальто — тёмно-синее, с серебряными пуговицами, которые поблёскивали в тусклом свете вагона.

В руках — трость, а на её навершии — сова. Да, именно сова. И нет, она не была просто выточкой из дерева. Эта сова смотрела. На меня. Прямо в душу. С прищуром и ехидцей, как старшая сменщица, у которой я когда-то случайно заняла фен. Глаза у совы были из какого-то тёмного камня, который отражал свет так, словно внутри горел огонёк. Маленький, но очень живой огонёк.

Женщина оглядела вагон с видом королевы, проверяющей свои владения. Её взгляд скользил по лицам пассажиров, задерживался на ком-то на секунду, потом двигался дальше. И когда он остановился на мне, я почувствовала, как что-то внутри замерло.

И что ты думаешь я сделала?

Вскочила. Мгновенно, без команды, без внутреннего «будь вежливой», без нужды — моё тело поднялось само. Как будто где-то в небесной бухгалтерии сработал пункт: «Татьяна. Двадцать девятый маршрут. Пункт судьбы: активировать.» Я уступила ей место, и в этом не было ничего героического. Просто… она была такой, что иначе было нельзя.

Другие пассажиры не заметили ничего особенного. Для них это была обычная пожилая женщина, которой молодая девушка уступила место. Правильно, вежливо, как и положено. Но я чувствовала, что это было что-то другое. Что-то более важное, чем простая вежливость.