Читать книгу 📗 "Динамитчик. Самые новые арабские ночи принца Флоризеля - Стивенсон Роберт Льюис"
Примерно неделю спустя он вновь с удивлением услышал настойчивый стук в дверь. Джентльмен, похожий на иностранца, с военной выправкой, чисто выбритый и в мягкой шляпе на голове, в самых учтивых выражениях испросил разрешения посмотреть комнаты. По его словам, его друг, джентльмен, обладавший слабым здоровьем, хотел бы поселиться в тихом и уединённом уголке, где не было бы шума и суеты обычного доходного дома.
– Именно этим, – закончил он, – ваше объявление и заинтересовало меня. Я сразу решил, что мистеру Джонсу здесь понравится. А вы, сударь, чем занимаетесь? – спросил визитёр, впившись в Сомерсета острым взглядом.
– Я художник, – непринуждённо ответил молодой человек.
– А это, – заключил гость, заглянув в приоткрытую дверь столовой, – ваши работы. Весьма, весьма интересно.
И он снова посмотрел на молодого человека испытывающим взглядом.
Сомерсет, смущённо покраснев, поспешно предложил посетителю подняться наверх и осмотреть остальные комнаты.
– Прекрасно! – воскликнул незнакомец, выглянув из окна на втором этаже. – Там что-то вроде конюшен, да? Замечательно! Ну-с, сударь, вот мои условия. Мой друг займёт этаж с гостиной, спать он будет в дальней гостиной. За ним будет ухаживать его сиделка, вдова-ирландка, которая обоснуется в мансарде. Он будет платить вам ровно десять долларов в неделю, а вы, в свою очередь, не станете селить других жильцов. Мне кажется, это по-божески.
Сомерсет едва нашёл слова, чтобы выразить свою радость и благодарность.
– Ну вот и договорились, – улыбнулся визитёр. – Чтобы избавить вас от лишних хлопот, с моим другом приедут несколько человек, чтобы сделать необходимые перестановки. Ваш будущий квартирант любит уединение, сударь. Гости к нему приходят нечасто, а сам он редко выходит из дома, разве что поздно вечером.
– За всё время пребывания в этом доме, – согласился Сомерсет, – я сам редко выходил на улицу. Разве что за пивом и иногда по вечерам. Ведь у мужчины, – добавил он, – должны быть какие-то развлечения.
После того как они условились о времени прибытия нового жильца, визитёр откланялся. Сомерсет же принялся переводить сумму в долларах в британские деньги. Результат вычислений вызвал у него изумление и отвращение. Но было уже слишком поздно, и ему оставалось только смириться со свершившимся фактом. Он ожидал прибытия своего квартиранта, стараясь различными математическими ухищрениями получить более выгодное соотношение доллара к фунту. С наступлением сумерек его растущее нетерпение заставило Сомерсета выйти на балкон. Наступил вечер, тёплый и безветренный, зажглись фонари, и сквозь пышные кроны деревьев тут и там светились тёплые окна на другой стороне площади, навевая мысли о крахмальных скатертях, коллекционных винах и радушном гостеприимстве. В небе уже засияли звёзды, когда молодой человек заметил три огромных фургона, поворачивавших вдоль садовой ограды и направлявшихся к особняку. Они были доверху нагружены громоздкими сундуками и двигались столь медленно, что Сомерсета стали обуревать самые мрачные мысли касательно недугов будущего квартиранта.
Когда он открыл дверь, фургоны уже стояли на краю тротуара, а из первых двух вышли мужчины с военной выправкой в сопровождении двух крепко сбитых привратников. Они тотчас проследовали в дом и принялись там хозяйничать. Отказавшись от помощи Сомерсета, они затащили внутрь множество ящиков и сундуков, после чего извлекли из фургона и перенесли в дальнюю гостиную кровать нового постояльца. Лишь когда прекратились шум и суета и все приготовления были закончены, из третьей повозки вышел высокий, грузный и широкоплечий джентльмен, опиравшийся о плечо женщины в трауре. На нём была широкая накидка, перехваченная сверху цветастым шарфом.
Сомерсет едва успел разглядеть его, как тот скрылся в дальней гостиной. Разгружавшие фургоны мужчины уехали, и в доме воцарилась тишина. Если бы около половины одиннадцатого не появилась сиделка и не спросила с сильным ирландским акцентом, есть ли здесь поблизости приличный паб, Сомерсет вполне бы мог подумать, что он по-прежнему находится один в этом огромном особняке.
Шли дни, но молодой человек не слышал и не видел своего таинственного квартиранта. Двери гостиной никогда не открывались, и, хотя Сомерсет слышал наверху шум шагов, высокий джентльмен не выходил из своих апартаментов. Гости к нему действительно приезжали – иногда в сумерках, иногда в полночный или предрассветный час. Все они казались Сомерсету не внушавшими доверия. Их объединяла атмосфера некоего страха и таинственности, все они отличались излишней словоохотливостью и явно чувствовали себя не в своей тарелке. Даже тот джентльмен с военной выправкой при ближайшем рассмотрении оказался вовсе не джентльменом. Что же касается врача, навещавшего больного, то его манеры красноречиво свидетельствовали о том, что к университету он даже не приближался. Сиделка также не относилась к идеальному типу соседки. После её появления в доме объём виски в бутылке Сомерсета уменьшался с завидным постоянством, и, хотя эта женщина не отличалась общительностью, временами она становилась несносно фамильярной. Когда Сомерсет справился о здоровье её подопечного, она скорбно покачала головой и объявила, что бедняга совсем плох.
И всё же Сомерсет с каждым днём всё больше утверждался во мнении, что его недовольство вызвано куда более вескими причинами, нежели простой дискомфорт. Непрезентабельного вида гости, странный шум, доносившийся из гостиной посреди ночи, неряшливое обращение и несносное поведение сиделки, полное отсутствие какой-либо переписки, абсолютное затворничество самого мистера Джонса, которого Сомерсет не смог бы опознать даже под присягой в суде, – все это вызывало у молодого человека серьезные опасения. Его постоянно преследовало предчувствие чего-то зловещего, тайного и непонятного. И это неясное чувство ещё больше укрепилось в нём, когда ему довелось увидеть лицо своего квартиранта. Случилось это так. Молодой домовладелец проснулся около четырёх утра от шума в коридоре. Вскочив на ноги, он открыл дверь библиотеки и увидел высокого мужчину со свечой в руке, который угрожающим тоном что-то выговаривал джентльмену, снявшему комнаты. Лица обоих были ярко освещены, и на физиономии своего квартиранта Сомерсет не заметил ни малейших признаков болезненности. Наоборот, его лицо дышало здоровьем, энергией и решительностью. Пока он смотрел, гость неслышно удалился, а инвалид, тщательно заперев входную дверь, без малейших признаков немочи резво взбежал вверх по ступенькам.
После того как он вернулся к себе, Сомерсета вновь охватила «детективная лихорадка». На следующее утро он попробовал писать, но мазки выходили какими-то небрежными, потому что он постоянно отвлекался. День сулил много сюрпризов, и Сомерсет совсем недолго просидел за мольбертом, а первый из них уже ожидал его. У входной двери остановился нагруженный багажом кэб, из него вышла миссис Лаксмор собственной персоной, быстро и легко поднялась по ступенькам и забарабанила в дверь. Сомерсет ринулся открывать.
– Мой дорогой друг! – с неподдельной весёлостью воскликнула она. – А вот и я! Свалилась как снег на голову! Рада видеть, что вы держите своё слово, и не сомневаюсь, что вы обрадуетесь тому, что я освобождаю вас от обещания и отпускаю на свободу.
Сомерсет на мгновение лишился дара речи. Он не знал, то ли возмущаться, то ли радушно приветствовать хозяйку. Тем временем энергичная старуха быстро вошла в дом и остановилась на пороге столовой. Открывшееся её глазам зрелище по меньшей мере изумило её. На каминной решётке громоздились кастрюли и пустые бутылки, в самом камине жарились котлеты, пол был буквально усеян книгами, предметами одежды, тростями, кистями, обрывками холста, палитрами, банками с красками и прочими атрибутами художественного творчества. Но все прочие «чудеса» меркли перед уголком, приспособленным для демонстрации натюрмортов. Он представлял собой нечто вроде альпинария, где, согласно законам композиции, кочан капусты соседствовал с медным чайником, оттеняемый панцирем вареного омара.
