Читать книгу 📗 "Не упусти - Лено Катрина"

– Да, – сказала Сорока кивая, – такое было. Я поцеловала тебя, Брэндон. Это была худшая ночь в моей жизни, и я думала, что смогу изменить ее, поцеловав тебя. Но теперь я вспомнила. Помню, как отстранилась. И извинилась. И попыталась уйти, чтобы найти Эллисон.

– Я не обязан выслушивать это дерьмо, – сказал Брэндон, но не сдвинулся с места. Может быть, он не мог пошевелиться. Казалось, он прирос к земле и только чуть покачивался на воображаемом ветру.

– А ты схватил меня за руку и… Не знаю, зачем я тебе все это рассказываю. Ты все сам знаешь.

Он схватил ее за руку так сильно, что на следующий день она проснулась с синяками.

И толкнул ее на колени так сильно, что на следующий день она проснулась с синяками.

И схватил ее за волосы, чтобы она не могла поворачивать голову.

И сказал: «Открывай, а не то я вставлю его куда-нибудь в другое место».

Сорока зажмурилась так, что яркий день Близкого стал красным сиянием, просвечивавшим сквозь кожу век.

Сколько раз она говорила «нет»?

До того как в итоге сделала это.

– Знаешь, о чем еще я много думала? – спросила она, снова открывая глаза. Брэндон по-прежнему оставался на месте. Фигура, поднимавшаяся по склону холма, была как нельзя вовремя.

– О чем? – спросил он.

– Почему девушки верят своему парню больше, чем лучшей подруге. – Сорока сделала паузу. Ее сердце, когда она подумала о Эллисон, сжалось вдвое. Застряло в узком месте не по размеру. – Думаю, это потому, что она, скорее всего, уже не была моей лучшей подругой. И, видимо, она перестала ей быть еще до того, как все случилось, да? Иначе… почему Эллисон не поверила, когда я сказала ей, что ты меня заставил?

– Я НЕ ЗАСТАВЛЯЛ тебя НИЧЕГО делать! – крикнул Брэндон, и его голос отозвался эхом, хотя отразиться нигде не мог. Он просто повторялся и повторялся, пока не отдалился настолько, что его уже было не услышать.

– Именно так я себе и говорила, – призналась Сорока. – Так было легче заснуть ночью, если в это верить. Но теперь будет легче, если я просто скажу правду, и мы все будем дальше жить своей жизнью. Правда, Элли?

Глаза Брэндона расширились. Он так быстро обернулся, что чуть не упал, а прямо за ним была Эллисон – такая же красивая, злая и жесткая, какой ее помнила Сорока.

– Это как-то нездорово, – сказала Эллисон-из-Близи.

– Детка? Детка, где мы? – спросил Брэндон и бросился к Эллисон, но она ловко уклонилась от него, шагнув в сторону, и он промахнулся, упав на колени.

– Я имею в виду, ты могла бы позвать кого угодно, – продолжила Эллисон, – но меня? Это совершенно нездорово, Сорока. Мне нравится.

– Я так и подумала, – сказала Маргарет.

Эллисон повернулась к Брэндону, который снова поднялся на ноги и поворачивал голову то к одной, то к другой девушке. На его лице появилось беспокойство, когда он понял, что здесь что-то не так.

– Ладно, давай покончим с этим? Тебе повезло, что я мало ела в обед.

И она стала расти.

И раскрываться.

А потом крики.

И кровь.

Сорока уселась на траву, вытянув перед собой ноги, скрестив их в лодыжках, и откинулась на локти, чувствуя тепло близкого солнца на лице. Лучше и описать нельзя. Мистер Джеймс аккуратно скользнул в горло своему монстру, а Брэндон боролся и махал руками. Эллисон словно играла с ним, вгрызаясь в кости ног, а потом почти позволила ему сбежать ползком по траве, прежде чем опуститься на колени и снова его схватить.

На тенниски Сороки брызнула аккуратная струйка крови.

На этот раз ее было значительно больше.

Сорока поняла, что так ей нравится даже сильнее.

Когда все закончилось, и Эллисон-из-Близи спустилась с холма, вытирая красное пятнышко в уголке рта, Сорока повернулась, чтобы уйти на собственный двор (ну когда же ей больше не придется туда возвращаться!), и увидела Здешнего, теперь уже почти похожего на человека, который преградил ей путь.

– Ты заметила воду?

Сорока не замечала, но теперь она огляделась и увидела – просторный темный океан Близкого теперь был ближе, чем когда-либо. Еще немного, и он достал бы до города.

Сорока нахмурилась: «Зачем он это делает? Я такого не приказывала».

– У тебя сложилось впечатление, что можно отдать приказ подсознанию, и оно всегда тебе будет подчиняться?

– Господи, неужели ты только и делаешь, что несешь какую-то загадочную чушь, пока я пытаюсь исполнить реальные полезные вещи?

Здешний задумался:

– Ты намекаешь, что было полезно проглотить учителя английского и парня, который однажды сунул свой член тебе в горло?

– Наверное, полезно – не совсем то слово. Но это точно было оправданно.

– Ты уже закончила?

– Закончила с чем?

– С местью.

– В твоих устах это звучит так серьезно.

– Из твоих уст это звучит пренебрежительно.

– Ну тогда ответ – нет. У меня еще несколько человек на примете.

– И тебя не волнуют последствия?

– Какие последствия?

– Как твоя голова, Сорока?

Она коснулась затылка, только сейчас заметив тупую пульсацию, которая вернулась после окончательного исчезновения Брэндона Фиппа.

– Все нормально. Я становлюсь сильнее.

– Ты становишься слабее. Ты не можешь так продолжать.

– Вот увидишь.

Она попыталась обойти его, чтобы добраться до садового сарая, но существо выросло до размера слона с несколькими парами огромных бивней.

– У меня здесь есть тело, Сорока. Есть твердость. Я бы не стал испытывать удачу.

– Мне не нужна удача, – возразила Маргарет, – у меня есть кое-что гораздо лучше.

И движением, которое стало у нее хорошо получаться, она сняла колпачок с ручки и нарисовала дверной проем.

Она не пробовала этого раньше – рисовать проем в Близкий.

Чтобы вернуться в Далекий, она всегда пользовалась сараем.

Но все шло так хорошо.

И все, чего она хотела, исполнялось.

Поэтому она решила попробовать.

И, конечно же, все получилось.

Дверь привела ее прямо в спальню Брэндона.

Обратно на вечеринку. Обратно…

К Эллисон.

Сорока еще не успела переступить порог и уйти из Близкого, как дверь в спальню Брэндона распахнулась, и вот она, настоящая Эллисон, с шелковистыми светлыми волосами, безупречной кожей, скулами, руками и ногами, со ртом, сжатым в злую линию, с которой Сорока уже была знакома, и, несмотря ни на что, почувствовала себя сейчас как дома.

– Элли, – сказала Маргарет.

– Какого хрена ты здесь делаешь, Сорока? – сказала Эллисон. Язык у нее был точно таким же, каким его помнила подруга: злобным, острым, способным в одно мгновение свернуться и стать сладким, приторным. Сорока больше никогда не встречала никого, кто мог бы так контролировать свой голос, как Эллисон. Она умела говорить на все лады. Быть близкой подругой или страшным врагом. Нежным шепотом или криком, который соперничал с громом. В этом голосе было что-то от бабочки и что-то от дракона.

Когда Сорока не ответила, Эллисон ворвалась в комнату, как ураган, прямиком направляясь к шкафу Брэндона, где по-прежнему горел свет, и яростно распахнула дверь:

– Где он?

Сороке пришлось сдержать смех, скомкать его и отбросить прочь:

– Думаешь, Брэндон прячется в шкафу?

Эллисон не ответила, но встала на четвереньки и заглянула под кровать.

На этот раз Сорока не удержалась и расхохоталась так громко, что комната раскололась надвое:

– Думаешь, Брэндон под кроватью? Да ладно, Элли, это ведь не мыльная опера.

– Элизабет с Бриттани видели, как вы вместе шли позади дома. Я знаю, что он где-то здесь.

– Может, за занавесками? Можно включить свет, так искать проще.

Эллисон и впрямь включила свет и действительно заглянула за шторы, а потом засомневалась, потому что хоть спальня Брэндона была больше, чем у среднего старшеклассника, мест, где он мог бы спрятаться, здесь не так много. Стоя у одного из окон, она сложила руки рупором, приставила их к стеклу и выглянула в ночь.