Читать книгу 📗 "По следам исчезнувших. Дилогия (СИ) - Обухова Лена"
На экране высветилось время: 3:21. Интересно, кому и что понадобилось в мансарде посреди ночи? Как вообще туда попадают? Морозов только сейчас понял, что лестница, по которой они поднимались на второй этаж, там и заканчивалась, значит, на самый верх вела отдельная. Где же она находится?
Любопытство и не унимавшаяся тревога требовали немедленно разобраться в происходящем, все выяснить. Морозов осторожно снял с себя руку Дарьи. Та нахмурилась во сне и заворочалась, но лишь перевернулась на другой бок, так и не проснувшись. Тогда он выбрался из‑под одеяла и нашел оставленные на кресле джинсы: разгуливать по чужому дому в одних трусах, пытаясь выяснить природу подозрительных звуков, казалось ему не лучшей идеей.
Смартфон он взял с собой, предполагая, что в какой‑то момент ему может понадобиться фонарик, но в холле за дверью оказалось достаточно светло: на ночь остались гореть бра на стенах. Морозов сам же и не стал их выключать, полагая, что кому‑нибудь еще, например, проснувшемуся Григорию, может понадобиться свет, чтобы найти дорогу в санузел и не ошибиться по пути дверью. То ли после него в холл никто не выходил, то ли оставил свет, руководствуясь той же логикой.
В основном все двери на этаже были закрыты, лишь одна распахнута настежь – в спальню Злотников, а, насколько Морозов помнил, они ее закрывали. И поскольку санузел у них свой, даже если бы кто‑то посреди ночи захотел в туалет, открывать дверь комнаты ему не пришлось бы. Значит, вполне возможно, что кто‑то из них как раз и бродит по мансарде? Но зачем?
Впрочем, нельзя было исключать и того, что тот же Марк, как и он сам, сперва проснулся от шума наверху, а потом пошел посмотреть, в чем дело. Спальня Злотников больше попадала под уменьшенный мансардный этаж, поэтому шум у них наверняка стал слышен раньше.
Где же чертова лестница, которая ведет наверх?
Та нашлась за санузлом в небольшом закутке. Прямая и довольно крутая, она упиралась не в дверь, а в люк в потолке, который сейчас был закрыт крышкой. Морозов уже поставил ногу на нижнюю ступеньку, собираясь вскарабкаться наверх, когда снова услышал шум. На этот раз это были не шаги, а какой‑то шорох, за которым последовали вздох и стон.
Морозов замер, а через пару мгновений, когда охи, вздохи и стоны стали более ритмичными, и вовсе смущенно отступил на несколько шагов. По всей видимости, наверху происходило романтическое свидание. Вероятно, не ему одному пришло в голову, что межкомнатная звукоизоляция здесь недостаточно хороша для этого. Что ж, это можно считать достаточно уважительной причиной покинуть ночью свою привилегированную спальню.
Морозов торопливо отошел еще на несколько шагов и уже собирался вернуться к себе, когда сухость во рту и горле напомнила о себе. Раз уж встал, можно спуститься в кухню и попить.
Смартфон он за ненадобностью сунул в задний карман: даже со второго этажа было видно, что на первом освещения хватает. Свет точно горел в гардеробной, откуда лился в просторный холл, и где‑то еще. При ближайшем рассмотрении оказалось, что нижнее освещение включено в комнате, где ночевала Олеся: там дверь была с полупрозрачной вставкой, пропускавшей тусклое свечение. Морозов задался вопросом, спит ли эта женщина при свете или же ей просто не спится. Конечно, заглядывать к ней, чтобы узнать это, он не стал.
Как выяснилось чуть позже, свет, причем верхний, горел и в кухне, над кухонным островом, что частично освещало и гостиную. А заодно превращало задний двор, куда выходили несколько окон и дверь, ведущая на веранду, в непроглядную тьму: там уличного освещения не было, за забором возвышалась плотная стена древних сосен, а свет уличного фонаря с другой стороны дома сюда не долетал, поэтому любое освещение внутри дома затемняло окна.
Нырнув в арку между гостиной и той частью кухни, что служила столовой, Морозов невольно вздрогнул и от неожиданности даже брякнул:
– О, вы здесь!
Осознав, как это могло прозвучать, он откашлялся и поправил сам себя:
– В смысле, я не думал, что здесь кто‑то есть.
Вероника, как раз заливавшая кипятком чайный пакетик в кружке, только грустно улыбнулась в ответ. Кажется, ему не удалось обмануть ее, и она поняла, что он полагал, будто она на мансардном этаже с мужем. Однако ответила Вероника на его последнюю реплику, принимая правила игры:
– Мне не спалось, решила выпить чаю. Присоединитесь? Могу сделать и вам тоже: я нашла весьма разнообразную коллекцию пакетиков. Вы какой предпочитаете в четвертом часу утра?
– Я лучше просто воды попью, – отмахнулся Морозов, заставляя себя отмереть и подойти к кухонным шкафчикам, чтобы достать себе стакан или чашку.
Вероника только пожала плечами, поставила чайник на место, пару раз макнула чайный пакетик в кипяток и выкинула его. Взяв кружку, она обогнула остров и села на один из табуретов, стоявших вдоль его внешней части.
Чувствуя странную нервозность и неловкость, Морозов не без труда нашел себе чашку и наполнил ее водой из‑под маленького крана, подключенного к фильтру. Сделал несколько жадных глотков, поглядывая на Веронику. Она была закутана в теплый халат, надетый, по всей видимости, поверх ночной рубашки. Выглядела немного уставшей и самую малость грустной, но при этом довольно спокойной. Не казалось, что она готова заплакать. Или злится. Или хотя бы ревнует.
Может быть, он ошибся и на мансардном этаже Столяровы? Григорий вполне мог протрезветь так же внезапно, как и опьянел. Возможно, он проснулся и его потянуло на… романтику. В конце концов, Морозов видел только распахнутую дверь спальни Злотников, а остальное додумал, ведь пустую постель он не видел. Дверь могла открыть и Вероника, которой действительно просто не спится. Например, из‑за тревоги за отправленную в новогодний лагерь дочь. А Столяровы, отправляясь наверх, дверь свою могли и закрыть.
«А ты свой режим следователя отключаешь когда‑нибудь?» – прозвучал у него в голове насмешливый вопрос Дарьи, и Морозов невольно улыбнулся. А потом покосился на Веронику: та склонилась над смартфоном, что‑то читала.
– Вам удалось связаться с дочерью? – поинтересовался Морозов, чем удивил сам себя.
Ему‑то какое дело? Он даже не знает ее дочь и толком не знаком с самой Вероникой. Но что‑то заставляло его искать повод задержаться на кухне и снова услышать ее голос.
Она оторвалась от созерцания экрана и посмотрела на него. Большие серо‑голубые глаза казались удивленными и смотрели слегка недоверчиво, словно Вероника искала в его словах подвох. А у него в груди вдруг что‑то екнуло. Кажется, то самое сердце, которое уже не могло ни замирать, ни биться, как в двадцать лет.
Или все же могло? Если да, то оно крайне неудачно выбрало причину для волнения: вот только увлечься сейчас замужней подругой своей спутницы ему и не хватало для полного счастья!
– Она написала, что у нее все в порядке, – наконец сообщила Вероника. – Правда, к тому моменту, когда я смогла это прочитать, она уже с полчаса была не в сети.
Морозов кивнул, словно очень надеялся это услышать, и налил себе еще воды, хотя первой чашки вполне хватило, чтобы утолить жажду. Но ему все еще не хотелось уходить отсюда.
– Вы тоже считаете, что я чрезмерно опекаю дочь?
Он пожал плечами, подходя ближе к кухонному острову, но оставаясь с его противоположной стороны. Поставил чашку, уперся руками в столешницу, глядя на Веронику.
– Я не знаю. В том смысле, что у меня никогда не было дочери, только сын. И за него я никогда сильно не переживал, поскольку он с детства умел постоять за себя, но при этом почти всегда со всеми ладил. Да и мальчикам проще, а девочки… это совсем другое. К тому же я совсем не знаю вашу дочь, сколько ей лет…
– Ей четырнадцать, – торопливо сообщила она, словно почувствовала, что в его лице может обрести понимающего собеседника. – Вика очень закрытая, домашняя девочка. Тяжело сходится с людьми, зато может часами сидеть с музыкой в наушниках и что‑нибудь рисовать. Она не хотела ехать в этот лагерь, Марк настоял. Все потому, что Валера предложил такой формат вечеринки – без детей. Его‑то уже выросли. И в любом случае после того, как он ушел от их матери, они бы не стали отмечать с ним.
