Читать книгу 📗 "Жаворонок - Макгоуэн Энтони"

Говорить, что я понятия не имею, мне не хотелось. Я вынул телефон. Он тут не ловил. Потом окоченевшими пальцами развернул распечатанную карту. На неё упали несколько снежинок. Я смахнул их, размазав чернила. И нашёл нашу тропу — ту, которой мы должны были держаться.

— Мы где-то тут, — сказал я и ткнул в пустоту между тропой и деревней.

Если бы это была физическая карта, на ней бы линиями было обозначено, где подъём и где спуск. На этой карте ничего такого не было. Ну, или почти не было.

— Это что такое? — спросил Кенни, показывая на волнистую линию между вершиной холма и тем местом, где мы, как мне казалось, должны были находиться.

— Без понятия, — ответил я. — Тропинка? Хотя нет, слишком извилистая. Наверно, ручей.

— В нём есть рыба?

— Должна быть.

— Он же перерезает нам путь, — задумчиво сказал Кенни.

— Да, но это же всего лишь ручей. Мы его перепрыгнем. А за ним всё время будет только вниз.

— Прямо как отец? — спросил Кенни.

— Чего?

— Когда отец учился в школе. Он ещё рассказывал… про ручей.

— Ага, точно.

Даже странно, что Кенни запомнил про ручей, который протекал за школой, где учился наш отец. Во времена, когда в телике было всего три канала, а интернета ещё не изобрели, главным развлечением у отца с приятелями было прыгать после школы через этот ручей.

Я снова подхватил Тину, и мы зашагали сквозь метель.

9

К ручью мы вышли минут, наверное, через пятнадцать. Ещё не видя, я его услышал. Он шумел, как толпа футбольных фанатов или как лес в ветреную погоду.

— Кенни, уже совсем близко, — сказал я.

— Хорошо, — буркнул в ответ Кенни.

Через несколько секунд, когда мы очутились на берегу, все мои надежды без следа испарились. Перед нами был не ручей, а скорее целая речка. Метра три или четыре шириной.

— Нетушки, — сказал Кенни. — Я не перепрыгну.

Я уставился на воду и принялся соображать, как бы перебраться на другой берег. На невысоких, в несколько сантиметров высотой, порогах вода пенилась и бурлила. В других местах, коричневатых, цвета чая, ручей тёк тихо и спокойно.

Дело в том, что в этих спокойных местах было довольно глубоко. В жаркий день было бы даже приятно перейти ручей вброд. Но мы уже и так промёрзли до костей. Не хватало нам вдобавок ещё и промокнуть… Я присел на корточки и попробовал воду пальцем. Я думал, что холоднее моим рукам уже быть не может. Но от воды шёл другой холод — совершенно убийственный.

— Бесполезно, — сказал я. — Придётся двигать в обход.

Я в который раз вытащил из кармана карту. Она и так уже успела замызгаться, а снежинки всё продолжали таять на ней и размывать чернила. Что-нибудь рассмотреть на карте было трудно, но ручей я нашёл. Приблизительно прикинул, где мы, и увидел, что ниже по течению он пересекался с тропой, по которой мы пошли с самого сначала. Судя по тому, как пересечение выглядело на карте, в этом месте через ручей был перекинут мост. Я провёл пальцем дальше вниз по течению ручья. У самого края карты были шоссе и большой автомобильный мост. Но здесь, в заснеженных холмах, у меня было полное ощущение, будто мы наглухо отрезаны от остального мира. И даже как-то не верилось, что где-то не слишком далеко через эту глухомань проложена настоящая проезжая дорога.

Спуститься вдоль ручья обратно к тропе означало бы, что мы напрасно целый час лезли к вершине этого чёртова холма. Но тут уж ничего не поделаешь. Как говаривала Дженни, все могут ошибаться, но не бывает ошибок, которые нельзя исправить. Как-то так она выражалась. В смысле — чтобы двигаться дальше, надо вернуться немного назад.

Я попытался показать Кенни на карте, каким путём мы с ним пойдём. Но он отупел от холода и смотрел на карту остекленевшим взглядом. Он хотел только одного — скорее отсюда убраться. Я обнял его за плечо. Для этого мне пришлось встать на цыпочки, потому что он был намного выше меня.

— Хорошо хоть, что теперь нам идти под горку, — сказал я.

— Ага.

— Давай, двинули. Стоять холоднее.

Шагая вдоль ручья, я с радостью обнаружил, что мы идём по чему-то вроде тропинки. Не настоящая тропа, вроде той, с которой мы сошли, а тропка, которую протоптала куча народу, прошедшего раньше тем же путём.

Впервые за весь наш поход мы шли чуть ли не с удовольствием, то немного отдаляясь, то снова приближаясь к ручью. В прогулках вдоль речек и ручьёв всегда есть что-то такое, что развевает печаль и страх. Реки всегда текут куда-то. Они никогда не превращаются в ничто. Следуй за их течением, и всё у тебя будет хорошо.

Кенни уже больше не плёлся устало, а даже почти начал по привычке подпрыгивать на ходу. Мне показалось, что снег и тот стал слабее. Потом я, правда, сообразил, что просто мы теперь шли в другую сторону и ветер дул нам в спину, а не в лицо. Но ветер в спину был кстати — помогал быстрее дойти туда, куда нам хотелось. Я даже пустил Тину на землю, но она так канючила и скулила, что пришлось снова запихать её за пазуху.

— Расскажи мне историю, — сказал Кенни. — Только не страшную.

Я постоянно рассказывал Кенни истории. Иногда вычитанные из книг, а иногда своего собственного сочинения. Мои истории нравились ему больше, чем книжные, потому что в них часто упоминались знакомые ему места и люди.

— Какую тебе историю, крошка Кенни? — спросил я.

— Хорошую.

— Дурачок! У меня все истории хорошие.

— Про приключения, — сказал Кенни.

Историю про приключения так с ходу не придумаешь. Я постарался припомнить прочитанные книжки, в основном старые…

— Я жду, — напомнил Кенни.

И я рассказал ему первую историю, какую смог вспомнить, — про то, как греки сражались с троянцами из-за девушки, в которую все были влюблены.

— Как её звали, ту девушку? — спросил Кенни.

— Э-э, по-моему, Елена, — ответил я.

— Елена? Это не древнее имя. В моём классе есть Елена. У неё брекеты на зубах, чтобы они росли ровно. Однажды на спортивной площадке она целовалась с мальчиком, и они друг с другом зацепились, потому что у него тоже были брекеты. Пришлось позвать пожарных, чтобы их расцепить.

— Врёшь! — сказал я.

— Не вру! Правда, сам я этого не видел, но так мне рассказали. Если бы не пожарные, они бы на всю жизнь остались сцепленными. Им пришлось бы пожениться и так и жить.

— А как бы они ели?

— Не знаю. Врачи вставили бы им трубку и вливали в неё суп.

— Трубку? Куда бы им её вставили? — спросил я.

— Не знаю. Наверно, в задницу.

Оттого что Кенни сказал это спокойным и серьёзным голосом, мне стало ещё смешнее, и от смеха я долго не мог дорассказать историю про то, что грекам удалось победить только потому, что они построили огромного деревянного коня, которого троянцы затащили к себе в город. А ночью греки потихоньку вылезли из коня и подожгли город. Они перебили почти всех троянцев и забрали с собой Елену.

— Зачем они затащили коня в город? — спросил Кенни. — Это же глупо. Надо было сначала проверить, что у него внутри. А потом его сжечь.

Как ответить Кенни, я не знал.

И рассказал ему про короля Артура и его рыцарей, про то, как они всю дорогу сражались друг с другом и спасали запертых в замках дам. Рассказал, как многие из них погибли, разыскивая чашу с кровью Иисуса Христа. Как под самый конец состоялась великая битва, в которой сын Артура был главным у плохих, и Артур убил его, но сам получил смертельную рану. Я рассказал Кенни, что Артур отправился умирать на остров и там то ли умер, то ли нет и что, когда мы совсем уж не сможем без него обойтись, он со всеми своими рыцарями явится нам в золотом сиянии.

10

По ходу историй менялась и местность, по которой мы шли. Сначала на берегу ручья начали попадаться кусты и молодые деревца. Чуть спустя берега стали выше и круче, а ручей — теперь уж совсем похожий на реку — оказался в довольно глубокой расселине. А потом деревьев вокруг стало очень много, и это было хорошо, потому что они укрывали нас от снега и ветра. Деревья стояли голые, но, если присмотреться, на них были видны свежие почки — кулачки жизни, готовые вот-вот развернуться зелёными ладонями.