Читать книгу 📗 "Рядом со Сталиным - Бережков Валентин Михайлович"
Сталин, как правило, знакомился со списками лиц, которых командировали на работу в Германию после установления сотрудничества между Москвой и Берлином. В декабре 1940 года был намечен новый заведующий отделением ТАСС в германской столице, по фамилии Юдин. Сталин отказался утвердить эту кандидатуру и упрекнул Молотова:
— Как могли предложить человека с такой фамилией для работы в Германии. Ведь Юдин звучит как «юде», что по-немецки — еврей.
Молотов признал свою «недоработку», но пояснил, что этот человек очень знающий, хорошо подготовлен, отлично владеет немецким.
Тогда Сталин взял свой толстый синий карандаш, зачеркнул «Юдин» и начертал: «Филиппов», даже не спрашивая героя дня. Так он и остался на всю жизнь Филипповым, потом был послом СССР в Финляндии…
Когда летом 1944 года наша делегация отправлялась в Вашингтон на конференцию в Думбартон-Оксе, Сталин пригласил всех нас к себе в кабинет накануне отъезда. После нескольких напутственных слов, спросил каков состав американской и английской делегаций. Узнав, что в каждой из них по два-три генерала и адмирала, сказал:
— Ну, у нас один генерал, Славин, он как-нибудь справится. А капитан Родионов, он что, будет стоять по стойке «смирно» перед английскими и американскими адмиралами?
Молотов принялся объяснять, что Родионов по всем статьям очень полезен на предстоящей конференции.
Сталин молча зачеркнул в списке «капитан» и написал: «адмирал», даже не побеспокоившись уведомить высшее морское начальство. Наутро на аэродроме мы увидели Родионова в новенькой адмиральской форме. Остался он адмиралом и после возвращения в Москву, получив вскоре пост посла СССР в Греции.
Это была далеко не единственная импровизация Сталина.
Молниеносный поход нацистских полчищ в Западную Европу, неожиданно быстрый разгром Франции, неспособность английских войск задержать продвижение вермахта к Ла-Маншу и их паническое бегство из Дюнкерка — все это озадачило и напугало Сталина. Он стал еще больше бояться столкновения с Германией и готов был идти на любые уступки, чтобы задобрить Гитлера. Куда теперь двинется германская военная машина? Поездка Молотова в Берлин в ноябре 1940 года, казалось, давала возможность прощупать намерения нацистского руководства.
Понимал, что волнует Сталина, и Гитлер. Он развернул широкую кампанию дезинформации с целью убедить Москву, что серьезно готовит вторжение на Британские острова. Именно эту задачу преследовал Гитлер, когда в беседах с наркомом предложил принять участие в разделе «британского бесхозного имущества», то есть в разделе между Германией, Италией, Японией и Россией колониальных владений Англии, уверяя, что в ближайшее время Британия будет оккупирована германскими войсками и перестанет существовать как великая держава. Одновременно он внес предложение, чтобы СССР присоединился к «пакту трех», который был Заключен Германией, Италией и Японией 27 сентября 1940 года, то есть за полтора месяца до прибытия Молотова в Берлин. Нарком проявил осторожность и не дал втянуть себя в обсуждение этих предложений Гитлера. Он настаивал на том, чтобы от советской границы были отведены германские войска, которые подтягивались туда на протяжении последних месяцев.
Пакт трех или четырех?
Вечером 13 ноября, накануне отъезда советской делегации в Москву, советско-германские переговоры должен был по поручению фюрера завершить Риббентроп. Как и на встречах с Гитлером, я присутствовал на этой беседе в качестве переводчика.
Роскошный кабинет, правда несколько меньший, чем у Гитлера. Старинная мебель с позолотой. На стенах — гобелены до потолка, картины в тяжелых рамах, по углам фарфоровые и бронзовые статуэтки на высоких подставках. Первые несколько минут предоставляются фоторепортерам. Риббентроп любезно улыбается, высоко держа голову, жмет руку советскому гостю. Он полон высокомерия и достоинства…
Пишу об этом и вспоминаю тот же кабинет, но другого Риббентропа, объявляющего в ночь на 22 июня 1941 года о войне советскому послу в Германии Деканозову, которого я сопровождал. Рейхсминистр перед объявлением об этом гибельном для нацистского рейха шаге выпил, видимо, для храбрости. Хотя, возможно, просто в ставке Гитлера, откуда прибыл Риббентроп, праздновали начало нового «блицкрига». Лицо его пошло красными пятнами, руки дрожали.
Выслушав заявление Риббентропа о том, что два часа назад германские войска пересекли советскую границу, посол резко поднялся и сказал, что германские руководители совершают преступную агрессию, за которую будут жестоко наказаны. Повернувшись спиной и не прощаясь, Деканозов направился к выходу. Я последовал за ним. И тут произошло неожиданное: Риббентроп поспешил за нами, стал шепотом уверять, будто лично был против решения фюрера о войне с Россией, даже отговаривал Гитлера от этого безумия, но тот не хотел слушать.
— Передайте в Москве, что я был против нападения, — донеслись до меня последние слова Риббентропа, когда, миновав коридор, я уже спускался вслед за послом с лестницы.
Что означало это поразительное признание министра иностранных дел государства, только что объявившего войну другой, державе? Может быть, предчувствие позорного конца на виселице? На Нюрнбергском процессе Риббентроп пытался смягчить судей напоминанием, что известил советское правительство о своей оппозиции решению Гитлера напасть на СССР. Но это ему не помогло…
Наконец журналисты и фотографы удаляются. Начинается беседа двух министров за небольшим круглым столом, в центре которого лампа с абажуром из тонкой кожи, разукрашенной цветными гравюрами. Гобелены и картины старинных мастеров в кабинете рейхсминистра — по-видимому, свежие трофеи из Франции. Но этот абажур? Теперь я думаю: не был ли то один из знаменитых подарков Гиммлера? Очень уж тонка кожа, словно человеческая.
— В соответствии с пожеланиями фюрера, — начинает беседу Риббентроп, — следует подвести итоги переговорам и достичь принципиальной договоренности…
Рейхсминистр вынимает из кармана листок и продолжает:
— Здесь высказаны некоторые предложения германского правительства…
Начав излагать все ту же, сформулированную ранее Гитлером идею раздела после поражения Англии «бесхозного британского имущества» и сфер влияния на земном шаре, рейхсминистр так и не успевает закончить фразу. Раздается сигнал воздушной тревоги. Слышно, как поблизости рвутся бомбы, дребезжат стекла в высоких окнах министерского кабинета.
Зная о прибытии Молотова в Берлин, английское командование собрало все наличные силы, чтобы ожесточенным налетом на столицу «третьего рейха» продемонстрировать, что у Британии есть еще порох в пороховницах. Потом Сталин шутя пожурит за это Черчилля:
— Зачем вы бомбили моего Вячеслава?..
Но нам, разумеется, было тогда не до шуток.
— Оставаться здесь небезопасно, — произнес Риббентроп. — Давайте спустимся в бункер, там спокойнее…
Он повел нас по длинному коридору к лифту. Спустившись глубоко под землю, прошли в просторный кабинет, тоже убранный достаточно богато.
Когда Риббентроп принялся снова развивать мысль о скором крушении Англии и необходимости распорядиться ее имуществом, Молотов прервал его своей знаменитой фразой:
— Если Англия разбита, то почему мы сидим в этом убежище? И чьи это бомбы падают так близко, что разрывы их слышны даже здесь?
Как видим, не совсем правы те, кто утверждает, что Молотов был начисто лишен чувства юмора. Он порой был очень остр на язык. Однако в присутствии Сталина больше помалкивал, чем и заслужил репутацию молчальника.
Риббентроп несколько смутился, но вскоре овладел собой и безапелляционно заявил, что англичане все равно так или иначе потерпят поражение.
— По мнению германского правительства, — продолжал рейхсминистр, — приближается время, когда необходимо будет предпринять практические шаги для раздела бывшей британской империи. Поэтому Советскому Союзу было бы важно своевременно присоединиться к «пакту трех», в котором участвуют Германия, Италия и Япония, и превратить его в «пакт четырех».
