Читать книгу 📗 "Коко Шанель. Я сама — мода - Марли Мишель"
— Меня тоже всегда до глубины души трогает виддетей из сиротских приютов, — по-французски произнес молодой человек, проявивший столь рыцарскую учтивость. — Я вас понимаю, мадемуазель… Шанель… Я не ошибся?
Она удивленно посмотрела на него. Высокий, стройный, с длинными тонкими, паучьими ногами. Маленькая головка с угловатыми чертами лица, светло-зелеными глазами и русыми волосами плохо сочеталась с этим длинным телом. И все же внешность его была необыкновенно привлекательна. Он показался Габриэль чувствительным, печальным и, очевидно, именно поэтому произвел на нее довольно сильное впечатление.
— Если он вас интересует, я охотно уступлю его вам, мадемуазель Шанель, — сказала знаменитая сопранистка Марта Давелли. — Он мне слишком дорого обходится.
Несколько месяцев назад оперная дива пригласила Габриэль на ужин в свою парижскую квартиру, и она не смогла отказаться. В тот вечер хозяйка представила ей свое новое «приобретение»: великого князя Дмитрия Павловича Романова, кузена последнего русского царя, двадцатидевятилетнего мужчину, робкого, но обаятельного и очень спортивного — в свое время он даже участвовал в Олимпийских играх в качестве мастера конного спорта, — а кроме того, окруженного загадочным ореолом известного исторического персонажа: великий князь был одним из заговорщиков, убивших Распутина, а после революции бежал от большевиков через Тегеран и Бомбей в Лондон.
Габриэль вспомнила свой короткий разговор с ним, его взгляд, который то и дело ловила на себе во время ужина. По-видимому, она была в его вкусе, потому что Марта Давелли уже несколько лет пыталась копировать стиль Коко Шанель. Но Габриэль оставила эти взгляды без ответа и отклонила великодушное предложение певицы. Она несла траур по мужчине, которого никто и никогда не сможет заменить. К тому же она боялась даже подумать о том, что скажет такой родовитый мужчина, как Дмитрий Романов, узнав, что она — дочь уличного торговца.
Габриэль заставила себя улыбнуться.
— Я тоже не забыла вас, Дмитрий Павлович.
Или следовало обратиться к нему «ваше высочество»?
В голове у нее разразился хаос. Она вдруг растерялась и запуталась: мысли еще витали вокруг печальных перипетий ее жизни, и в то же время память воскресила тот ужин у Давелли. Бросив прощальный взгляд вслед сиротам, она перевела взгляд на собеседника, который был выше ее на две головы.
— Ряд нашей неожиданной встрече, мадемуазель Шамиль — Он обозначил легкий поклон. — Я в самом деле очень рад.
— Дмитрий! Ну, где же ты? — послышался женский голос, не похожий на голос Марты Давелли.
Он принадлежал молодой красивой женщине из группы туристов.
Князь не повернулся, не отвел взгляда от Габриэль.
— Не ждите меня, — ответил он. — Я присоединюсь к вам позже.
— Ваша подруга будет сердиться.
— Моя сестра Мария прощает мне все, — сообщил он с усмешкой.
Краем глаза Габриэль заметила, что русские перешептываются и многозначительно переглядываются. Сестра Дмитрия пыталась незаметно рассмотреть Габриэль. Та, напротив, с нескрываемым интересом посмотрела на Марию Павловну. «Необычная», — мелькнуло в голове. Великая княгиня была великолепна, а ее широкополая шляпа просто восхитительна, хотя вуаль показалась Габриэль несколько сомнительной. Но гардероб ее оставлял желать лучшего. Сестра Дмитрия одевалась как крестьянка.
Их взгляды на мгновение скрестились. Любая нормальная женщина сразу же смущенно отвела бы глаза, но Габриэль и Мария спокойно смотрели друг на друга с вызовом и любопытством.
Наконец русская отвернулась и с высоко поднятой головой последовала за своими спутниками по узенькому мосту на другой берег канала. Габриэль проводила их взглядом, отметив про себя особую походку дам, и подумала, что русские княгини были бы потрясающими манекенщицами.
— Я почел бы за честь, если бы вы оставили у себя мой платок, — сказал Дмитрий Павлович.
Габриэль, боясь показаться невежливой, согласилась. Слова князя были так восхитительно старомодны, а сам жест так романтичен, что она ответила ему сердечной улыбкой.
— Мне очень жаль, что вы застали меня в таком состоянии, — произнесла она и, взяв платок, промокнула сухие уже глаза.
— Дама, которая не может сдержать слез при виде сирот, вызывает во мне самые теплые чувства. Видите ли, я тоже вырос без родителей. Моя сестра — единственная родная душа.
— В этом мы с вами похожи: меня тоже воспитали чужие люди.
Габриэль вдруг отчетливо услышала голос Боя. Такой близкий и знакомый, как топот копыт на поле для игры в конное поло, по которому носились разгоряченные лошади, как звук удара клюшкой по мячу. Это были его первые слова, адресованные лично ей. Они стояли у изгороди после матча в замке Руалье и смотрели на щиплющих траву пони.
То, что Дмитрий почти в точности повторил слова Боя, растопило ее сердце. Она попыталась найти ответ, который бы заключал в себе как можно меньше подробностей ее жизни и как можно больше сочувствия к его судьбе. Но она была слишком растеряна и скована воспоминаниями, чтобы включить фантазию. Поэтому ответила уклончиво:
— Ваша сестра очень красива.
— О да. И очень талантлива. Она великолепно рисует и вышивает. Русские художественные ремесла — ее страсть. Для нее чрезвычайно важно спасти нашу культуру от забвения.
Габриэль невольно вспомнила замыслы Дягилева.
— Сохранение ваших старых ценностей — задача не из легких.
— Да, это верно. — Он взял ее под руку с такой невозмутимостью, как будто это было нечто само собой разумеющееся. — Тем более что многие эмигранты уже окончательно утратили надежду. Мы уже никогда не вернемся в Петроград и в нашу прежнюю жизнь. Большевики победили.
Они бок о бок не спеша пересекли небольшую площадь и повернули в пустой переулок. Габриэль не имела ни малейшего понятия, куда они направляются. Но ее это мало заботило. Никакой определенной цели у нее не было, и она с удовольствием шла по городу с князем.
Упомянув большевиков, Дмитрий поддал носком ботинка кусочек мрамора, отвалившийся от стены, и камешек звонко поскакал по булыжной мостовой. Это был единственный звук, нарушивший тишину. Всегдашний городской шум словно отключили.
Некоторое время они шли молча. Габриэль радовалась, что не надо вести с Дмитрием глупую светскую беседу, как это принято во время прогулки с чужим человеком. Ей было приятно ощущать его близость, не чувствуя себя обязанной что-либо говорить. Она попыталась представить себе, что будет дальше. Неужели сословные барьеры, разделявшие их до войны, и в самом деле исчезли? Пригласит ли он ее в кафе? А если пригласит, то кто потребует счет? У нее был довольно богатый опыт общения с мужчинами, и до сих пор за нее обычно платили кавалеры. Располагает ли великий князь хоть какими-нибудь средствами? У большинства русских эмигрантов не было ничего. Дмитрий, как она слышала, служил в Лондоне торговым агентом фирмы, продающей шампанское. Позволит ли его жалованье добиваться благосклонности состоятельной, хотя и безродной женщины?
— Вы еще не рассказали мне, почему плачете при виде сирот, — прервал он ее мысли.
Его мягкий мелодичный голос не давал отзвука даже в узком гулком переулке.
Нет, она ни за что не скажет ему правду. Она еще никому не рассказывала об этом. Даже Бою. Даже Мисе. Габриэль стыдилась своего происхождения и того, как поступил с ней отец. Поэтому она придумала себе спасительную легенду, в которую уже сама почти поверила. Как и во множество других сказок, которыми украсила свою биографию. Она с самого детства цеплялась за эту ложь во спасение. Правда до сих пор казалась ей невыносимой. Слишком велик был позор.
— Мне больно видеть этих бедных детей, и я благодарна судьбе за то, что мне самой было намного легче, хотя я тоже рано потеряла родителей, — храбро заявила она. — После смерти моей матери отец уехал в Америку, где стал преуспевающим коммерсантом. Конечно, он не мог взять меня с собой. Перед отъездом он отвез меня к моим тетушкам. Больше я его никогда не видела.
