Читать книгу 📗 "Все цвета любви - Бернард Каролин"

— Сюда поместится только одна кровать, — прошептала Кристина.

Фриду пугала винтовая лестница, соединяющая этажи в ее крыле. Она сразу затосковала по casa azul, там не было узких ступенек и можно было из любой комнаты выйти в роскошный сад в патио.

Уверенность, которую Фрида ощущала накануне вечером, быстро испарилась.

Следующие несколько недель Фрида трудилась не покладая рук. Она обставила мебелью дом в Сан-Анхеле и принялась за озеленение сада. У нее не оставалось времени даже собраться с мыслями, не говоря уже о живописи. Диего получил новые заказы, но работал спустя рукава. Он был несчастен и винил во всем Фриду.

— Нужно было остаться в Нью-Йорке! — то и дело кричал он. — Я не могу здесь работать!

«А мне не по себе в твоем доме», — хотелось ответить ей, но она сдерживалась и как могла старалась успокоить мужа. Она пыталась убедить его вернуться к работе, готовила ему домашнюю еду, что было непросто на крошечной кухне. Фрида была рядом, когда Диего нуждался в ней, и молчала о своих проблемах со здоровьем, чтобы не обременять его.

К ним в гости пришла Элла Вулф [26], американская коммунистка, с мужем Бертрамом. Тот писал книгу о Диего. Эллу, которая также боролась за равные права женщин, возмутило поведение Фриды.

— Как ты можешь так унижаться перед ним? Где твое самоуважение? Ты исполняешь все его желания, терпишь любую его прихоть, как будто у тебя нет собственной жизни. Ты должна рисовать!

Фрида чувствовала себя недопонятой. В общем и целом, она могла бы согласиться с Эллой. В последнее время ей и самой не раз хотелось швырнуть тарелки к ногам Диего и запереться у себя в студии. Она вынашивала в голове картины, которые просто обязана была написать. Но пока у нее имелись дела поважнее, что она и пыталась донести до Эллы.

— Сейчас самое главное, чтобы Диего рисовал. Он зарабатывает деньги. И я могу быть счастлива лишь в том случае, если он счастлив. Неужели это трудно понять? Мое состояние сейчас менее важно, чем его. Я так давно болею, что уже привыкла. Но с Диего все по-другому. Посмотри на него: весь тощий и желтый и никак не может успокоиться. Я должна заботиться о муже. Представляешь, когда мы переехали, я нашла корреспонденцию, которую он даже не открывал. А в письмах были чеки — где пятьсот долларов, где тысяча. Сейчас важно именно это. Нам нужно платить за дом и отдавать долги.

— Если не будешь заботиться о себе, ты себя потеряешь, — возразила Элла. — Я поговорю с Бертрамом, пусть вразумит Диего.

— Не смей! — вскинулась Фрида. — Я о себе позабочусь. И о Диего тоже.

Элла грустно вздохнула.

Через несколько недель Фрида поняла, что снова беременна. Она вспомнила ту чудесную первую ночь после их возвращения в Мексику. Они оба потеряли голову от страсти. Сердце в груди колотилось бешеной дробью, когда она призналась Диего, но ответ она знала наперед.

— Тебе не выносить ребенка. Ты слишком слаба.

— Но доктор Пратт сказал, что если я буду отдыхать и сделаю кесарево сечение, то…

— Ты же видела, куда тебя это завело в прошлый раз. Ты чуть не умерла, — напомнил ей Ривера. — Фрида, мне больно, что из-за меня твоя жизнь снова под угрозой. Ты самое дорогое, что у меня есть. Умоляю, поступи правильно. — Он запнулся, но туту него вырвалось: — Фрида, я так виноват перед тобой за ту ночь! Не стоило тебя трогать.

У Фриды перехватило дыхание.

— Но я хочу этого. Мне нужны твои ласки, к тому же ты говорил, что секс для тебя как еда, ты не можешь от него отказаться.

Ривера не ответил.

— Диего!

— Да, но только не с тобой, Фрида, не с тобой. Это слишком опасно.

Он снял трубку телефона и позвонил другу, который порекомендовал врача.

Доктор Золлингер тщательно осмотрел пациентку. Затем он снял очки и потер переносицу, на которой глубоко отпечатался след от оправы.

— Сеньора Ривера… — начал он.

— Не нужно ничего мне объяснять. Я не смогу оставить ребенка.

— Это слишком опасно. И вам не выносить его, учитывая ваши… травмы. Я бы посоветовал удалить эмбрион хирургическим путем.

— Когда?

— Как можно скорее. Тогда есть шанс, что операция пройдет без осложнений.

Процедуру назначили на следующий день. Фрида очень горевала. Еще до того, как ее повезли в операционную, она чувствовала себя опустошенной. Это ее последняя беременность. У нее никогда больше не будет шанса родить. Если в ее утробе еще сохранились живые ткани, то после нынешней операции не останется ничего. Она смотрела вверх, на потолок, с которого лился яркий свет ламп. Диего шел рядом и держал жену за руку, однако доктор закрыл перед ним двери операционной.

Очнувшись, Фрида почувствовала себя выпотрошенной и раздавленной. На этот раз она не расспрашивала о ребенке.

— Еще один кусочек моего тела вышел из строя, — попыталась она пошутить, когда Диего пришел ее навестить.

— Есть и другая проблема, — сказал доктор Золлингер, и в его глазах она прочла, что все очень серьезно. Трофические язвы, которыми она страдала с детства, с годами разрастались и угрожали распространиться на всю ногу. Ей уже ампутировали пальцы на правой стопе. С каждым разом Фриде было все труднее обуваться. Нужно было что-то делать.

Вид искалеченной ноги вызывал у Фриды ненависть. Из-за язв она даже перестала принимать свои любимые ванны. Кроме того, пришлось научиться заново ходить и привыкнуть к ортопедической обуви.

«Что ж, если идти, так до конца», — решила она и отправилась в мастерскую сапожника.

— Сшейте мне шелковую лиловую обувь, — попросила она удивленного работника и указала на любимую шаль: — Точно такого цвета.

— Слишком необычно, — попытался возразить сапожник, но Фрида пропустила его слова мимо ушей.

— А на уровне щиколотки, пожалуйста, прикрепите вот это. — Она порылась в карманах юбки и нашла нужную вещь: — Эти бисерные ленты я сделала сама. — Художница протянула мастеру несколько шнурков, на которые были нанизаны прозрачные бусинки.

Сапожник посмотрел на нее с понимающей улыбкой.

— Если хотите, можно расположить шнур так, чтобы прикрыть пятку. Тогда не будет заметно, что один каблук выше другого. Экстравагантное решение, но смотреться будет красиво, — предложил он, подмигнув ей.

Фрида кивнула.

— Вижу, мы понимаем друг друга.

Примерив через неделю обновку в мастерской, художница пришла в восторг. Яркая обувь притянет к себе все взгляды, однако люди увидят в ней нарядные ботинки, а не ортопедическое приспособление.

— В них и пойду, — решила Фрида. Она снова порылась в карманах и извлекла на свет маленький латунный колокольчик, который привязала золотым шнурком к бисерной нити на правом ботинке. Затем она сделала несколько шагов и восхитилась тихому мелодичному звону.

Сапожник посмотрел на нее и покачал головой.

— Очень рассчитываю, что вскоре вы снова удостоите меня своим визитом.

— Надеюсь, не придется, — ответила она и рассмеялась.

Несмотря на новую обувь, боль в ноге так и не прошла полностью. Хирургические швы заживали очень плохо. Как и в детстве, после полиомиелита, Фрида начала работать над своей походкой. Раз уж ей суждено прихрамывать, то ходить, по крайней мере, надо изящно. Но в первое время каждый шаг был для нее тяжелым испытанием. Последствия ампутации сказывались и на позвоночнике. Доктор Золлингер предложил снова носить корсет, что позволит снять нагрузку с позвоночника и ускорит заживание швов.

— Вам следует их нарисовать, — заметил он, глядя на ее новые ботинки.

Фрида изо всех сил старалась не отчаиваться, и Диего был рядом, пытаясь ее приободрить. Он нежно ухаживал за женой, и одной его заботы было достаточно, чтобы больная почувствовала себя лучше. Он часто приглашал к ним в гости друзей и водил Фриду в кино. По крайней мере два раза в неделю Ривера брал ее с собой в Национальный дворец, что было нелегко, потому что она не могла нормально ходить.