Читать книгу 📗 "Шпионаж и любовь - Малли Клэр"

Анджей пытался защищать репутацию Кристины более двадцати лет, но, по иронии судьбы, ему удалось только создать интригующую пустоту, которая неизбежно была заполнена растущим числом слухов и теорий заговора. Первым среди них было то, что убийство носило политический характер. В 1952 году ходили слухи, что НКВД рассылал палачей по всему миру, чтобы ликвидировать людей, которые слишком много знали. Поскольку Кристина работала специальным агентом Великобритании со знанием польского антикоммунистического подполья, Скотланд-Ярд провела уголовное расследование по факту того, что ее убийство действительно было политическим. Сэр Перси Силлитоу, глава МИ5, изучил отчеты, подготовленные Специальным отделением, но пришел к выводу, что нет никаких доказательств того, что за убийством стояли коммунисты или нацисты. МИ5 и Скотланд-Ярд заключили, что это было «преступление на почве страсти». Дженнингс записал: «Нет никаких подозрений, что преступление каким-либо образом связано с ее прежней деятельностью в качестве секретного агента» [22]. Но истории продолжали курсировать. Для некоторых сама мысль, что столь блестящий агент мог погибнуть от удара бытовым ножом, казалась странной. Другим Малдоуни представлялся очевидным инструментом, который был использован НКВД или каким-то другим агентством, превратившим его и без того убийственные мысли в действия. «Слишком много агентов было ликвидировано иностранными спецслужбами аналогичным образом», – писал бывший разведчик Курт Сингер в 1953 году, прежде чем поставить вопрос: была ли смерть Кристины подстроена советской Польшей, убийцами Троцкого или другой «кремлевской бандой» [23]. Четыре года спустя дебаты возобновились после убийства ударом ножа подруги и союзницы Кристины по сети «Мушкетеров» Терезы Любенской, участвовавшей в кампании в поддержку бывших политзаключенных из немецких тюрем и концентрационных лагерей [133]. Любенская умерла в больнице вечером того же дня, когда на нее напали на станции метро «Глостер-роуд». Ее убийца так и не был задержан, и, хотя ее убийство могло быть политическим, столь же вероятно, что это было неудачное ограбление женщины, которая оказала большее сопротивление, чем ожидалось [134].

Однако для теоретиков заговора поле было открыто. Одни предполагали, что Кристина просто слишком много знала о смерти Сикорского в 1943 году, предупреждала Патрика Говарта или даже самого Черчилля о готовящемся «убийстве» генерала. Другие признавали, что у нее было «динамичное чувство служения», и считали, что, как и Анджей, она поддерживала связи с британской разведкой в послевоенные годы. Было высказано соображение, что ее роль стюардессы была прикрытием, позволявшим ей собирать информацию о политической и экономической ситуации в портах на маршруте, особенно там, где оседали польские эмигранты, или по пути. Однако ничто не поддерживает эти догадки ни в одном из недавно открытых файлов разведки, и хотя в 1944 и 1945 годах велись разговоры о сохранении связей с ключевыми поляками, работавшими на УСО, поскольку «в случае войны против России они будут огромной ценностью для нас», вряд ли Кристина была включена даже в потенциальные списки [24]. Британцы знали, что у НКВД уже были ее данные, потому что они сами их передали, и она была просто слишком известна, особенно после публичного вручения наград. Кроме прочего, после того как экстремисты взорвали отель «Царь Давид» в Иерусалиме в 1946 году, убив более девяноста человек, возникла обеспокоенность по поводу терроризма сионистов, и, опасаясь неоднозначной лояльности, МИ5 вообще прекратила набор агентов из еврейской общины. Мать Кристины была еврейкой, и Кристина, как было известно, имела тесные связи с семьей Соколовых [25]. Представляется крайне маловероятным, что британцы снова наняли бы на работу сердитого, уже однажды уволенного агента женского пола, еврейского и польского происхождения, которого они сами так небрежно отвергли несколько лет назад.

Другие слухи касались романтической жизни Кристины. По иронии судьбы, учитывая количество возлюбленных, которых с ней связывали, ей стали приписывать совершенно фантастических кандидатов, прежде всего бывшего военно-морского разведчика Иена Флеминга, ныне известного как создатель Джеймса Бонда. По словам биографа Флеминга Дональда Маккормика, эти двое были представлены через общего друга, журналиста Теда Хоу, который впервые встретился с Кристиной в Венгрии в 1940 году и знал Флеминга как редактора в газетной группе Кемсли. По данным Маккормика, Хоу снова встретился с Кристиной в Каире в 1947 году, где дал ей адрес Флеминга в качестве возможного работодателя [26]. За обедом с Кристиной на Шарлотт-стрит в Лондоне, по словам Маккормика, Флеминг с энтузиазмом поделился с Хоу своими впечатлениями, восхваляя ее достоинства как великолепного персонажа для романа и восклицал: «Как редко можно найти такие типы» [27].

Даты совпадают, и Хоу наверняка знал и Флеминга, и Кристину. Действительно, он один из нескольких общих друзей, которые могли бы их представить, включая Эйдана Кроули, Пэдди Ли Фермора и Колина Габбинса. Более того, Флеминг был во вкусе Кристины: аристократичный, высокий, светловолосый и голубоглазый, а Кристина прекрасно подходит на роль идеальной женщины Флеминга, описанной другим его биографом Эндрю Лайсеттом: «Лет тридцати, еврейка, компаньонка, которая не нуждается в уроках по искусству любви» [28]. Она также изрядно похожа на Веспер Линд, первую «девушку Бонда», темноволосую и загадочную женщину, европейского агента, которая постоянно делит время между солнечными ваннами и действием и которая вызывает любовный интерес Бонда в первом выпуске об Агенте 007 – «Казино Рояль» 1952 года. Линд была «очень красивой… на самом деле очень красивой», с черными волосами, «подстриженными прямо и низко на затылке, обрамлявшими лицо до четкой и красивой линии подбородка… ее кожа была слегка загорелой и не имела следов макияжа, кроме как на губах… На безымянном пальце правой руки было широкое кольцо с топазом» [29]. Эксперт по радиосвязи, она говорит по-французски как местная жительница и влюблена в поляка, умудряется сочетать в себе «готовность к обдуманным решениям, но не теряет высокомерного духа» и верит в необходимость «делать все в полной мере, извлекать максимальную пользу из всех действий» [30]. Флеминг, дразня публику, называл свои книги о Бонде «автобиографией» и брал многие имена и характер персонажей у знакомых ему людей, как считается, в том числе у Колина Габбинса и Веры Аткинс, так что идея использования Кристины и ее детского прозвища «Звездочка» – превратившегося в имя Веспер, то есть «Вечерняя звезда», весьма привлекательна [31]. «Могу я одолжить это?» – спрашивает Бонд у Веспер ее имя на первой встрече, в шутку, как любил играть сам Флеминг [32].

Но если Кристина была увековечена как красивая без искусственности двойной агент Веспер Линд, Флеминг, скорее всего, был вдохновлен историями, которые он услышал, а не ею самой. В более поздних интервью и письмах он иногда упоминал о Кристине как о «темноволосой красавице» или о «невероятном прецеденте в истории шпионажа военного времени», но он никогда не упоминал, что встречался с ней, даже мимоходом [33]. Имя «Веспер», по его словам, заимствовано у вечернего коктейля, который как-то подавали Флемингу в особняке на Ямайке [34]. Фактически единственным известным источником широко цитируемой истории о романе Кристины с Флемингом является Маккормик, который утверждает, что видел письмо от Флеминга, восхваляющего Кристину, и его свидетель, Ольга Бялогуски (sic), которая якобы сообщила Маккормику, что была единственной, кому призналась Кристина, но которую нигде не удалось найти даже просто по имени [135]. Маккормик уже написал историю Британской секретной службы и статью «Шпионопедия», в обеих упоминается Кристина, без отсылки к Флемингу [35]. Кажется, соблазн объединить их в конечном итоге оказался непреодолимым для автора [136].