Читать книгу 📗 "No pasaran! Они не пройдут! Воспоминания испанского летчика-истребителя - Пельисер Франсиско Мероньо"

Вдали начинают проступать очертания берега,

вскоре под нами появляются сады и парки Валенсии — и мы облегченно вздыхаем полной грудью. На бреющем полете, который так по душе нашему командиру, мы прибываем на аэродром; стрелка-указатель горючего стоит на нуле. Сараусе удается нормально посадить самолет, но посередине посадочной полосы глохнет мотор. Марсиано Диасу не хватает всего нескольких метров до твердой земли, него самолет приземляется прямо на кусты — рвется ткань на плоскостях самолета, ломается контрапланка руля высоты. Я захожу на взлетно-посадочную полосу уже после остановки двигателя и, резко теряя скорость, касаюсь колесами земли перед самым носом машины Диаса.

НОВАЯ ЖИЗНЬ ВАЛЕНСИИ

Март 1938 года. Валенсия теперь живет другой жизнью. На улицах много военных, окна в жилых домах теперь закрываются изнутри большими листами черной бумаги, а на стекла наклеиваются желтые кресты. Все это делается с целью светомаскировки, чтобы врагу было труднее ориентироваться в городе. На площадях созданы бомбоубежища, во дворах отрыты траншеи, мешки с песком загораживают узкие проходы в дома, а фары машин выкрашены в черный цвет. Жители уже привыкли к пулеметным очередям и стрельбе зенитных орудий. Продовольствия не хватает, но на улицах еще много хорошо одетых сеньоров, посещающих кафе, рестораны, кино и театры. Среди них встречается много людей, которые радуются, когда республиканские войска несут потери.

За несколько дней до нашего прибытия три военных фашистских корабля обстреляли город из тяжелых орудий. Стреляли они без определенной цели: по порту, по улицам, по площадям, садам, отелям, школам,

госпиталям — в городе нет ни одного военного объекта. В результате этого обстрела погибло много невинных людей, оказались разрушенными городские здания, под обломками которых до сих пор много погибших и раненых. По ночам фашисты осуществляют свои безжалостные авианалеты, обстреливая самые густонаселенные районы города с единственной целью — убивать ни в чем не повинных людей. Они пытаются деморализовать население, напугать его, но добиваются обратного. Дух народа только крепчает, а желание отомстить растет с каждым подобным днем, с каждой подобной ночью. Люди начинают отчетливо осознавать, что фашизм несет в их дома смерть и несчастье, что это разбой, насилие, вандализм, агрессия. С ним надо бороться решительно и беспощадно — и отплачивать той же монетой.

После того как мы дали отпор фашистской авиации, сбив два бомбардировщика, Валенсия вздохнула с облегчением. Кажется, что город возвращается к нормальной жизни, но все же напряжение не спадает. Население знает о наших успехах, поэтому нам доставляет удовольствие пройтись по улицам одетыми в синие штаны и кожаные куртки с эмблемой пилота на груди. Это единственная форма, которую мы носим и в полетах, и на земле. Настоящую уставную форму носят механики и большинство персонала авиационного министерства. Но должны же мы как-то отличаться от них?

По вечерам, когда заканчиваются дневные полеты, осуществляемые нами ежедневно в ожидании новых встреч с фашистами, мы направляемся в город: в кино, кабаре, театр или просто знакомимся с валенсийскими красавицами. Сегодня мы веселой гурьбой вваливаемся в кафе, находящееся позади площади Эмилио Кастельяра. Сегодня воскресенье, и все столики заняты. Люди спокойно играют в домино, пьют коньяк — как будто и вовсе не было войны. Но Сарауса, наш горячий командир, не может просто смотреть на это. Он достает пистолет и говорит:

— Посмотрим-ка, как нам сейчас освободят столики эти элегантные сеньоры!

Словно ураган пронесся по этому местечку, и мы спокойно занимаем освободившиеся места, выпиваем несколько рюмок коньяка, и каждый уходит по своим делам. Меня уже давно ждет моя очаровательная валенсийка, которая живет на окраине города. Я прыжком заскакиваю в уходящий трамвай, но через несколько минут слышен вой сирен, оповещающий о ночной тревоге. Мне нужно срочно возвращаться назад!

До центра города, где обычно стоят наши машины, я добираюсь к полуночи. Но тех уже и след простыл. На улицах повсюду темно и пустынно. Изредка виднеется какая-нибудь заблудившаяся фигура человека, перебегающего с одной стороны дороги на другую. Я обхожу все гостиницы, но все переполнено. В эту минуту меня одолевает сильная тоска, — вой ночной сирены невыносим. Завернув за угол, в слабых лучах тусклого уличного фонаря я вижу длинную тень человека. Он идет, прижимаясь к стенам, пряча голову от осколков зенитных снарядов, которые время от времени звонко цокают о тротуар и мостовую. Я кладу ему руку на плечо, пытаясь остановить, и спрашиваю:

— Не знаете ли, где можно остановиться на ночь?

Некоторое время человек стоит молча, обдумывая мой вопрос. Затем он делает жест рукой, показывая мне следовать за ним, и мы вместе куда-то идем в полной тишине, не обронив ни единого слова. Мы выходим на площадь, почти на ощупь пересекаем несколько улочек и входим в узкий переулок, застроен ный большими домами. В темноте я боюсь отстать от своего спутника и держусь совсем рядом. Но его намерения мне также не известны — поэтому я достаю пистолет из кобуры и перекладываю его в карман.

В полной темноте мы заходим в подъезд какого-то дома и по лестнице, держась за стены и сломанные перила, поднимаемся на восьмой этаж. Электричества нет, поэтому звонок не работает. Мужчина стучит кулаком в дверь — только ему известно, что скрывается за порогом этой квартиры. На его стук отвечают приятные женские голоса. Они так близко, что кажется, женщины все время ждали его за дверью и никуда не отходили. Мой спутник что-то отвечает, но так тихо, что мне совсем ничего не понятно, что он говорит. Вдруг дверь отворяется, и на пороге, освещенном колеблющимся пламенем свечи, нас встречает красивая девушка. Глава семьи представляет мне свою супругу и двух дочерей. В полутьме мне кажется, что они одного возраста. Женщины сразу же осыпают меня вопросами, и я не успеваю дать им на них ответы. Все трое чувствуют себя польщенными моим визитом и называют меня «ангелом, ниспосланным им провидением». Они не знают, как угодить мне, а я от всего отказываюсь. Я чертовски устал! Наконец, когда уже было далеко за полночь, меня отводят в спальню, и старшая дочь с гордостью уступает мне свою кровать. Только коснувшись головой подушки, я сразу же засыпаю, не выпуская из рук пистолета.

Утром, когда первые лучи солнца пробиваются через нежно-розовый тюль на окне, в комнату, где я сплю, входит Анхелина — девушка, которая уступила мне свою кровать, — и ставит на ночной столик поднос с завтраком. На мгновение мне кажется, что я снова в кругу семьи, я забываю о войне... Но мои мечты быстро заканчиваются, и я возвращаюсь к реальности.

В эскадрилье уже беспокоятся обо мне, что вполне естественно в эти суматошные военные времена. Нужно скорее возвращаться...

ФАШИСТЫ ПЫТАЮТСЯ ВЗЯТЬ РЕВАНШ

9 марта 1938 года из Лирии, Кампорроблеса, Алькубласа, Сагунто и Барракаса срочно поднимаются в воздух все эскадрильи истребителей «москас» и «чатос». Пролетая над фашистской территорией, они берут курс на северо-запад, к Эскатрону. Четыре эскадрильи приземляются на этом аэродроме: две «чатос» под командованием Комаса и Моркильяса и две «москас» под командованием Клаудина и Сараусы. Две другие, укомплектованные советскими летчиками, приземляются в Каспе.

Размеры нашего импровизированного аэродрома настолько малы, что на нем не помещаются все самолеты, и нам приходится решать сложную задачу по их размещению. Последние самолеты приземляются уже после захода солнца, и мы с трудом расставляем их, ломая ветви оливковых деревьев. Около сорока самолетов мы кое-как расставляем по всему периметру аэродрома, не успев их заправить топливом и провести технический осмотр, так как механикам приходится добираться сюда попутным транспортом по переполненным беженцами дорогам. Лишь несколько солдат выставлены на охрану самолетов. Уставшие от длительного перелета пилоты еле передвигают ноги, облаченные в тяжелые армейские сапоги, и по пыльной дороге направляются в село, бросая тревожные взгляды на самолеты, оставленные без надлежащей охраны.