Читать книгу 📗 "Физрук: на своей волне 5 (СИ) - Гуров Валерий Александрович"
А вот кого не было — так это Борзого с его вечно ошивающимися вокруг придурковатыми дружками. Предсказуемо, впрочем. Видимо, у этого хмыря всё же хватило скудных мозгов не приходить ко мне в зал. Но вопрос с ним и с его «дядей» Али я всё равно оставлять не собирался. Как говорится, ещё не вечер.
— Салют, ребята, девчата, — начал я. — Спасибо, что услышали меня и остались, никуда не ушли. У меня к вам действительно есть серьёзный разговор, который мы проведём прямо сейчас.
Я сделал пару шагов вдоль строя, останавливаясь так, чтобы видеть лица каждого. Потом скрестил руки за спиной и чуть приподнял подбородок.
— Так вот, молодёжь, сразу обозначу одну вещь. По жизни я придерживаюсь простого правила: говорить всё так, как оно есть. Не приукрашивать, но и не драматизировать ради красного словца. Сегодня я собираюсь придерживаться этого же принципа.
Ребята дружно закивали, обещая тем самым слушать внимательно.
— Поэтому, — продолжил я, — я сейчас объясню вам ситуацию как она есть, без лишних романтических украшений. А дальше уже каждый из вас сам для себя решит, как в этой ситуации плыть и ориентироваться.
— Мы внимательно слушаем, Владимир Петрович, — сказал Кирилл за всех.
Я коротко кивнул ему и всем остальным.
— В общем… не знаю, слышали вы это или нет, но у нашей школы есть конкретная надобность участвовать в олимпиаде, — продолжил я. — И участвовать в ней должен именно наш 11 «Д».
Я на секунду замолчал, наблюдая за эмоциями на лицах школьников. Честно говоря, я не знал, успела ли Марина им что-то рассказать или, как обычно, «не дошли руки». Судя же по вытянутым лицам, округлённым глазам и насторожённым взглядам — разговора у них с классухой однозначно не было.
— Это что за олимпиада, Владимир Петрович? — тут же раздались первые вопросы. — По истории она? Или по чему?
Школьники загудели, переглядываясь. Какой-то пацан в конце ряда даже поднял брови так высоко, будто я сообщил им о высадке инопланетян на школьном дворе.
— Нет, не по истории и не по математике или биологии, — обозначил я.
То, что Марина ничего школьникам не сказала, пожалуй, даже лучше. Значит, разговор действительно начинается с чистого листа.
— Я, конечно, уверен в вас почти так же, как в себе самом, — я хмыкнул. — Но есть одно правило: правду нужно признавать такой, какая она есть. А правда заключается в том, что никакой здоровой конкуренции по истории, математике или другим наукам мы другим школам сейчас точно не составим. Не потому что вы плохие, а потому что объективно — уровень нашей успеваемости пока что не тот. Вы сами без меня прекрасно знаете, кто выступает за соседние школы на таких олимпиадах, какой у них уровень подготовки и какие репетиторы с ними работают годами.
Шум в зале усилился — теперь это был напряжённый интерес. Я видел, как ребята оживились. Именно это мне сейчас и было нужно — их внимание и включённость в разговор.
— Так что, молодёжь, олимпиада у нас будет по физической культуре и спорту. И готовить вас к ней буду лично я. Причём готовить так, чтобы мы забрали эту олимпиаду у конкурентов. Ну… если вы сами согласитесь участвовать, конечно.
Признаться честно, когда я снова посмотрел на лица школьников, особого восторга я там не увидел. Скорее это была смесь осторожности и непонимания. Впрочем, отсутствие восторга у школьников было абсолютно логичным. Никто из них не прыгал от счастья — и я их прекрасно понимал.
Для ребят олимпиада — это прежде всего нагрузка. Ограничение личного времени. Тренировки, которые придётся вставлять в их жизнь. Жёсткий режим, ответственность, отказ от привычной расхлябанности.
И всё это было написано на лицах школьников лучше всяких объяснений. Так что как только прозвучали слова про участие, у многих лица стали мрачнее. Подростки — они честные, всё показывают мгновенно.
И, если быть откровенным, в их возрасте я тоже бы особо не обрадовался. Поэтому я заранее ожидал услышать именно тот вопрос, который прозвучал.
— Владимир Петрович… можно спросить? — поднял руку один из пацанов.
— Ну рискни, — кивнул я, давая ему слово.
Он сглотнул, но всё же спросил то, что волнует любого нормального подростка:
— А что нам за это будет? Ну… так-то это головняк конкретный, эта олимпиада.
Его поддержали одобрительными взглядами и еле слышными смешками — мол, да, брат, спросил за всех.
Я слегка улыбнулся.
— Вопрос засчитывается, малой, — сказал я. — И, как я обещал, отвечу прямо и честно. По части школы… вам за это ничего не будет.
По залу прокатился тихий вздох. Лица школьников вытянулись почти одновременно. Разочарование даже скрывать никто не пытался.
Это был тот момент, когда многие из них, возможно, мысленно уже хотели сказать: «Ну тогда и не надо».
Но я-то знал, что настоящий разговор только начинается. И мотив, цель и смысл школьникам нужно объяснить сейчас. Так, чтобы они не просто услышали — а поняли.
Ну а потом приняли решение сами, а не из-под палки. Именно это и было моим следующим шагом.
Глава 7
— Хотя… — продолжил я после небольшой паузы, — если совсем честно, я не исключаю, что вам могут выдать какую-нибудь грамоту за участие. Знаете, такую аккуратную бумажку, которую можно повесить дома на стенку, чтобы маме приятно было.
Пацан, который задал тот самый главный вопрос, нахмурился. Кажется, его звали Дима… хотя память у меня и правда иногда подводит.
— Э-э… — протянул он, подбирая слова. — Владимир Петрович, а тогда какой смысл? Зачем нам вообще в этом участвовать, если за это ничего не будет?
Вопрос прозвучал честно. Но ответ прозвучал не от меня.
— Я слышала… — подала голос Милана, внезапно, но уверенно, как будто всё это время лишь ждала момента. — Если мы не выиграем эту олимпиаду, нашу школу просто закроют.
Все головы одновременно повернулись в её сторону. В зале повисла неожиданно плотная тишина.
Я медленно кивнул.
— Да, Милана права, — подтвердил я. — Именно так всё и обстоит.
После этих слов ребята загудели уже всерьёз, и вопросы хлынули разом, без очереди.
— А нам-то какая разница? Мы же и так последний год учимся. Закроют школу или нет, мы всё равно выпускаемся! — сказал первый.
— Владимир Петрович, — почти одновременно подхватил второй, — а нельзя как-то сделать, чтобы нам за участие тоже что-то было? Ну… чтобы хоть какой-то смысл для нас?
— А нам вообще обязательно участвовать? — спросил третий.
Я стоял перед ребятами и сознательно не вмешивался в их разговор. Пускай школьники выскажутся до конца. Мне нужно было услышать общий настрой класса.
Я слушал и понимал простую вещь: если загонять ребят на олимпиаду силой, то результата не будет. Формально они, конечно, придут, сделают вид, что участвуют, отработают программу. Вот только настоящей отдачи из этого не будет. Так устроена человеческая природа, тут ни дать ни взять. Когда человек делает что-то без желания, он делает это лишь настолько, чтобы от него отстали.
А мне такой подход категорически не подходил.
Тем более что у других школ подготовка шла месяцами, с тренерами и с отдельными программами под каждого ребёнка. У нас же ничего подобного не было и близко. И если мы пойдём туда «из-под палки», то результат станет предсказуем заранее.
Мы сходу завалим всё, что возможно завалить. Станем тем самым подтверждением для чужих язвительных слов: что класс из неблагополучных семей на большее и не способен. Ну и будет как раз тот случай из серии «что и требовалось доказать».
Нет, давить здесь было нельзя. И заставлять их участвовать — тоже. Для этих ребят подход должен был быть совсем другим — через смыслы. Через то, что способно зацепить их изнутри, пробудить личное решение, а не страх перед учителем.
Я уже проходил через подобное когда-то, в девяностые, когда приходилось разговаривать с пацанами, которые стремительно сворачивали «не туда». И тогда мне тоже приходилось говорить так, чтобы пробиться сквозь браваду, злость и подростковую дурость. Говорить так, чтобы человек впервые задумался: а что дальше?
