Читать книгу 📗 "Патриот. Смута. Том 4 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич"

— А как вы это все закупаете, Путята?

— Да как, воевода… У нас же город торговый. И у сами ремесленников много и окрест, и с других городов заказы делаем.

Повезло. А в Воронеже сколько кузнецов? Что там мне Филка сказал? Два, кажется. Они же год будут доспехи делать. Нет, столько времени у меня не имеется. Черт, придется думать иначе и использовать то, что есть.

— Господарь мой, могу слово я молвить? — Подал голос Несмеян.

Путята и Григорий вновь уставились на него, перевели на меня взгляд.

— Кабатчик! — От этого он сжался, в лавку совсем вдавился, казалось, уменьшился в два раза. — Говори. Только поясни сначала, почему уже третий раз господарем зовешь. Я не царь.

Повисла тишина. Со двора доносились звуки тренировки. Франсуа работал вовсю.

— Так… Всем ведомо. Всему городу, господарь… — Он говорил, дергался, нервничал. — Господарь, вы. Внук, стало быть.

— Так! Кто? — Я поднялся, навис над столом.

— Не вели казнить, государь! Мы же ходом крестным ходили за здравие твое! Мы же… — Он бухнулся на колени, начал креститься.

Что, черт возьми, происходит⁈ Царь? Я?

Григорий и Путята молчали, глаза опустили.

— Что здесь происходит? Собрат мой, гость мой и ты, кабатчик воронежский? — Проговорил холодно.

Глава 11

Я нависал над собравшимися. Смотрел на кабатчика. Чувствовалось, что Григорий тоже несколько недоумевает, а вот Путята не выглядел удивленным. Сговорились они, что ли. Чертов олигарх. Один торгаш второго увидел и сошлись во мнениях?

— Спаси и сохрани, боже! Спаси и сохрани! — молился Несмеян, в пол челом кланялся на коленях стоя. Гнева моего боялся. Или ощущал себя перед царем стоящим?

— То, что вы здесь говорите, не похоже на слухи. — Процедил я. За всем этим что-то стояло. Нечто большее, чем простой треп служилых людей, мужиков и их семей. Не просто сплетни.

— Люди говорят. — Проворчал Григорий. — Даже Яков у тебя спрашивал.

— Тут больше. — Произнес Путята, опустив глаза.

Подтвердил Нижегородец, что в курсе.

— Что?

— Письмо. Даже письма. Господарь. — Тихо проговорил, не поднимая головы от пола, кабатчик.

— Что за письма, откуда? Да встань ты, черт. Сядь. Хватит башкой пол пробивать.

— Несмеян, приди в себя. — Буркнул Нижегородец. — Подтверди. Давай, по порядку, как все было. Я то мало чего понял и с твоих слов, в основном.

Кабатчик продолжал молиться и креститься.

— Встань, черт тебя дери! — Выругался я. — Говори. А то высеку. Сам!

А что делать, приходиться на угрозы идти, раз ведут себя, как дети малые. Я и царь. Да откуда такое? Боярин приехал из Москвы. Какой царь?

— Не вели казнить, государь. — Несмеян поднял голову, по лицу его текли слезы.

Что все это значит. Не могли же простые сплетни довести до ума достаточно смышленого человека, слышащего и видящего в своем заведении ой как много всего до такого состояния. Холопа — ладно верю. Крестьянина — допустим. Трактирщика — да он столько всего видел и слышал, что просто так и не поверит во всякий вздор.

Письма? Что за письма.

— Началось все, когда мы ходом крестным ходили. — Трясущимся голосом произнес Несменян. — Солнце из-за туч вышло, когда мы о здравии твоем и воинском молились. О победе господа бога просили.

Мда… Солнце. Тоже мне знамение. Смотрел на него холодно, взглядом буравил.

— Ну? Дальше что.

— Потом ворон каркнул, странно так, три раза. Один он был, а не целая стая. Улетел. Большой такой. Черный. На юг ушел, по реке.

Птица… Я чуть себя по лбу не саданул ладонью. И что? Вы что здесь все умом тронулись?

— Потом мальчонку в городе видели, он босой совсем, вроде слепой, ходил, выспрашивал Игоря, царя, значит, воеводу.

Мало ли какого Игоря спрашивал какой-то шкет! Что здесь я один такое имя ношу? Вряд ли. Воеводу спрашивать зачем, он либо в тереме сидит — иди туда. То ли кто-то воду мутит и очень хочет, чтобы люди уверовали в царское мое рождение, то ли… Совпадение? Да, вполне может быть. Что детей болезных здесь мало? Еще до Маришки, когда расспрашивал и выяснял — было же. Здесь людей бедных, захребетников прилично живет. И все с семьями же.

Ходил пацан, милостыню собирал вот и говорил, что я царь. Мало ли что ребенку в башку взбредет. А потом, небось, бабы сказывали. Такими темпами мы до самого Иисуса на осле из тумана, вышедшего к воротам, договоримся…

Вздохнул я. Зубами скрипнул на дурость такую.

— Дальше.

— А под вечер, когда вы там с татарами бились, туман поднялся, а из него… — Несмеян снова бухнулся на колени. — Колокола били, и песня лилась. А еще… Еще…

Мне захотелось дать ему затрещину. Туман! Неужели и вправу господа бога видели самого?

— Еще? — Да, давай уже, козырь свой вываливай, чего трясешься-то. Проверю, угадал или нет.

— Говорят люди, индрика зверя видали. — Пролепетал кабатчик.

Еще хлеще. Приплыли… Попа в мыле. Черт тебя дери и еще сотня чертей маринуй. Вы что, полоумные все, что ли. Ну, конь, мало ли откуда. В тумане путник заплутал, шел. Какой индрик! Какой единорог! Мать честная. Прости меня господи, с кем я разговариваю.

Выдохнул. Злость стала сменяться смехом.

Собрался.

— Так, а сам-то ты видел чего или слышал?

— Люди сказывают, государь.

— Ты мне тут, что решил… — Процедил я сквозь зубы, давя смех. — Ты же трактирщик. Ты таких историй сотни слышал. Как ты в такое верить-то можешь? А⁈

— Так я… Так поначалу…

— А сейчас-то чего⁈

Дурость!

Ох ты же… Выругаться бы покрепче так, чтобы у всех вас уши в трубочку завернулись. Одна бабка другой сказала, что старик ее кашлянул, а через час уже поминать его пришли всем селом.

Дожили.

Люди сверх меры испуганные, здесь не скажешь ничего. Маришка их в страхе держала. Потом сожгли ее, здесь еще татары на пороге стоят, мужики воевать ушли. Кто повел их? Какой-то… Ну а кто я им? Да по факту — хрен с бугра, если так, по сути, рассудить.

Явился, возглавил, повел в битву. Да — боярин, да — воевода умелый, да — организовал всех и делами своими уважение заслужил быстро. Невероятно быстро. Но — я же не родич им, не земляк, если так взглянуть. Пришел из самой Москвы один, без войска, и как-то все завертелось так, что сложилось как надо.

Можно ли видеть в этом божественное проявление?

Отчего простому человеку не увидеть-то? Только вот трактирщик, непростой смертный.

— Все? — Спросил я вздохнув. Все тот же бред, слухи и сплетни. Пустая болтовня.

— Нет, государь. — Он громко сглотнул, опять сжался.

— Что еще?

— Письма. — Он трясся. — Вечером люди на постой встали, пятеро. Усталые, побитые, конными пришли. Лошадки их прямо совсем плохенькие.

— И чего? Откуда?

— Сказали… — Он икнул. — Сказали с Поля.

— С Поля? Казаки?

— Да кто знает-то. Заплатили. Вроде казаки. Не татары. Поздно было.

— Ну? — Что-то ты тянешь, никак не вытянешь.

— А утром, как собирались, я расспрашивать стал. Говорят, что письма у них в Елец, Тулу, Лебедянь и еще… Не помню я, господарь. В столицу, так мыслю.

— Мыслишь, значит… Что за письма? От кого?

Он голос понизил.

— Говорят, что с Поля о царе русском. Говорят, что бил в Поле царь русский Кан-Темир мурзу. Что силен он, славен, и люди вокруг него собираются. Идет трон по праву данный занимать.

Так, стоп! Что за бред. Хотя вот это уже не выдумки. О таком кабатчик брехать не станет.

— Путята, ты их видел? — Я приподнял бровь.

— Да, воевода. Видел. — Он пожал плечами. — Казаки какие-то, с виду.

— А это все слышал?

— Нет. Но Несменян поутру мне это, как начал рассказывать я… — Он глаза опустил, тоже сжался чуть. — Я ему сказал, что глупость какая-то.

Григорий голос подал, до этого смотревший на творящееся с грустным раздражением.

— Опять слухи все те же, воевода. Мы еще в поместье там, в остроге обсуждали все это. Ты же нам сказал, воевода ты. Боярин. Не царь. Царя ставить будем сильного, клялся нам в этом. Собор всей земли, Земский то есть, собирать говорил. Верим мы тебе, воевода, а тут. Сам не ведаю, откуда в головах такое. Может, кабатчик того…