Читать книгу 📗 "Я – борец! 2 Назад в СССР (СИ) - Гудвин Макс"

Повисла пауза, но Гена её быстро нарушил:

— У меня с вечера ночная смена на фабрике, а утром — взвешивание… Уставший буду-у… — он нарочито протянул последний слог.

— Выспишься после турнира.

Перед вечерней сменой мы с Геной ещё немного потренировались — чисто для разогрева. И я «отпустил» его с полупустой бутылкой воды на фабрику.

Завтра — большой день.

Завтра — мой первый турнир в этой жизни.

И первый раз в виде спорта, в котором я совершенно ничего не понимаю…

Мой вечер был сегодня более разгруженный, и я направился к Ане. Постучав в их дверь, я терпеливо дождался, пока мне откроют.

— Привет, — произнёс я, увидев Аню в дверном проёме.

— Привет, — ответила она, с тоном словно была мне не совсем рада и чем то опечалена.

— Я войду? — спросил я.

Но Аня посмотрела внутрь комнаты и, наоборот, вышла ко мне, прикрыв за собой дверь.

— Что, Женя ещё не в духе и сердится на Гену? — спросил я, улыбаясь, добавив: — Может, ко мне?

— Слушай, — начала она, — вчера между нами случилось какое-то безумие, и если бы не Гена, мы бы перешли черту.

— Ну, суть отношений в этом, нет? — спросил я.

— Я вижу и чувствую твоё желание, чувствовала, мне даже на мгновение показалось, что это даже взаимно, но… — протянула она.

— Но?.. — подтолкнул к продолжению я.

— Но я так не могу.

— Конкретизируй — как? Планомерно: ходя за ручку, целуясь не на виду, обнимаясь без всяких похабных намёков с моей стороны? — начал перечислять я наши месячные отношения.

— Да, Саш, я вижу, что ты молодец и что не хочешь меня торопить. И я ощущаю, что своими принципами мучаю тебя тоже. А я не хочу так. Я вчера сказала, что боюсь тебя потерять, и боюсь, что ты окажешься не «тем самым». У меня вокруг примеров масса: та же Женя торопится и всегда страдает, а я не хочу торопиться и перебирать парней не хочу, да и не могу. — грустно произнесла она, словно готовилась всю ночь и весь этот день.

— Погоди, что не так с нашими отношениями? И с чего ты взяла, что ты меня мучаешь? — спросил я, хотя, конечно же, такое воздержание с поцелуями и обнимашками в одежде — это та ещё каторга, но с ними лучше, чем без них. В моих снах так мы с Аней давно уже перешли эти её линии, за которые она в жизни не может зайти.

— Я не хотела бы форсировать наши отношения и предлагаю не переходить пока грань близкой дружбы. — вздохнув резюмировала она.

«Кто-нибудь когда-нибудь давал точное определение дружбы, близкой дружбы, любви?» — спросил себя я.

Что мне сейчас предлагает Аня? Мол, Саш, давай так и продолжать: за ручку по крышам бегать, и гулять по паркам, и в Воронеж ездить мороженое есть, и на аттракционы по выходным, но я что-то в тебе не до конца уверена…

— А есть какие-нибудь точки во времени или вещи, которые должны произойти, когда ты скажешь, что я — тот самый? — спросил я.

— Саш, нам по шестнадцать! Мы дети по сути. — ошарашила меня Аня.

— С 18-ти можно будет дальше идти? — спросил я.

— Наверное… — неуверенно проговорила она.

— Ну если до 18ти нельзя, то я могу быть стопроцентно уверен, что ты еще два года меня из армии дождёшься. Так, Анют, спасибо за исчерпывающую беседу. Команда знатоков в моём лице берёт дополнительную минуту на раздумья.

— Минуту? — спросила она.

— Может, чуть больше… Доброго тебе вечера, — произнёс я, разворачиваясь.

Настроение было дрянь. Точнее, настроение «стало» дрянь, а ещё и завтрашний турнир…

О времена, о нравы, как же она всё усложняет. Может, период жизни такой? Выступлю завтра, а потом подумаю, что с этим вот всем делать. Я сунул руки в карманы, опустил голову и пошёл шаркающей походкой в сторону лестницы на мой этаж. Анна, видимо, ещё стояла и смотрела мне вслед, а потом дверь открылась и закрылась.

А придя на свой этаж, я услышал, как вечернее радио поёт из кухни, словно бы мне и словно про меня:

Обо мне все люди скажут:

Сердцем чист и не спесив…

Или я в масштабах ваших

Недостаточно красив?

Мне б ходить не унывая

Мимо вашего села,

Только стёжка полевая

К вам навеки привела.

Ничего не жаль для милой,

И для друга — ничего.

Для чего ж ходить вам мимо,

Мимо взгляда моего?

Я работаю отлично,

Премирован много раз.

Только жаль, что в жизни личной

Очень не хватает вас…

— Да, Бамболби, всё так, — выдохнул я. — «Можно быть комсомольцем, спортсменом, ловить преступников, неплохо зарабатывать, но на тебя будут смотреть и сомневаться: ты тот или не тот?»

А что было бы, если я тем вечером возьми и возьми её за бёдра, да придвинь к себе? Заявление в милицию за попытку изнасилования? Спасибо тебе, Гена, получается, спас от херовой статьи.

В голове даже всплыла улыбающаяся морда Шмеля, когда бы он узнал о моей посадке: «Был Миша, а станет Маша!»

— Надо было тебе тогда голову насквозь пробить! — прорычал я.

— Ты чё, Саш⁈ Я же извинился за воду⁈ — засуслил невесть как возникший передо мной Пончик.

Видимо он выходил из кухни и как раз проходил мимо меня, когда случился этот выброс эмоций.

— А, привет! Да нет, это я не тебе! Репетирую я, у нас пьеса — современная интерпретация Шекспира.

— Похоже! Я уже поверил! И взгляд такой дикий, как надо, прям! Кого играешь? — продолжал общительный кругляш.

— Меркуцио, — навскидку ответил я.

— А Тибальта кто? — не унимался сосед.

— Пока не знаю, да я просто пробую, может, и не утвердят на роль, — покачал я головой, упражняясь в словоблудии.

— А, ну, удачи! — пожелал мне Пончик и направился в свою комнату со своим термосом.

— Тебе тоже, — выдохнул я.

Это какая-то новая «фишка» — реагировать голосом на то, чего ещё не случилось и происходит лишь в моей голове. Надо понаблюдать за собой. А может, я тоже «горю» — волнуюсь перед завтрашним турниром? Вот гормоны себя и ведут как попало, влияя на мою вспыльчивость.

Пойду-ка я посплю. Но сначала поем.

Забрав из комнаты яйца, я отварил себе в кастрюльке четыре штуки. Белковая пища зашла как родная. Однако, вернувшись в комнату, я никак не мог заснуть. Крутились разные мысли, из самого странного зазвучал гимн Союза, который я слышу постоянно в 6 утра из кухонного радио. А когда всё-таки срубило, пришёл Генка — как всегда громкий, со включением света.

— Спишь? — спросил он с порога.

— Глупый вопрос. Если бы я спал, я бы не ответил, — пробурчал я, зарываясь лицом в подушку.

— Твои идиоты сегодня на проходной попались. — продолжал интриговать Гена.

— Какие ещё идиоты? — приподнялся я на локте.

— Ну, те, кого ты вместо себя на фабрику устроил.

— И что с ними? — уточнил я.

— Они распотрошили куриц и с помощью нитки с иголкой насадили их словно бусы, которые повесили себе на шею. И почти прошли проходную, но вахтёр взял да хлопнул одного по спине, мол: «Не сутулься, труд любит гордо поднятую голову и взгляд, смотрящий в будущее!»

— И?.. — поторопил я, уже предчувствуя развязку.

— И нитка порвалась. Куриные окорочка из-под его рубахи посыпались, как новогодний дождь. Второго раздели — а у него такое же «ожерелье», как у негра в Африке. В милицию заявлять не стали: курицу отобрали, дали подзатыльники и отправили домой пешком. В понедельник, похоже, будет товарищеский суд чести. Из комсомола попрут…

— Так им и надо, дуракам, — выдохнул я, представляя эту сюрреалистичную картину.

— Я думал, это какие-то твои товарищи, раз ты их туда вместо себя устроил через Кузьмича. — предположил Гена.

— Я вместо себя одного дал двух. А то, что эти двое долбачи, — уже не моя беда. Кузьмичу-то не прилетело? — спросил я.