Читать книгу 📗 "Меткий стрелок. Том III (СИ) - Вязовский Алексей"
— Это одна из самых престижных в мире площадок для исполнения классической музыки. Мы обязательно сюда сходим.
Пришлось объяснять Кузьме, что вообще такое классическая музыка. Старовер из всех инструментов знал только балалайку и гармошку.
Потом мы проехали вдоль Центрального парка. Здесь, среди зеленых лужаек и деревьев, люди гуляли, катались на лодках по озеру и просто отдыхали от суеты города. Это был оазис, созданный в каменных джунглях, и я понимал, почему он так будет цениться в будущем. Каменные джунгли еще не так захватили все пространство вокруг.
Но Нью-Йорк образца 1898 года был явно городом, который находился на пороге великих перемен. Я видел строящийся метрополитен, который должен был в скором времени разгрузить улицы от экипажей и конки, везде шла прокладка электрических кабелей. Я видел, как мир меняется на моих глазах, и это было захватывающее зрелище.
— Это потрясающе, — сказал Артур, который не отрывал глаз от окна экипажа. — Здесь столько всего нового!
— Да, — согласился я, — это совершенно другой мир.
Кузьма, который сидел рядом со мной, молчал. Я знал, что он тоже был поражен. Он вырос в маленькой юконской деревне, и для него этот город был чем-то совершенно невообразимым.
Наконец, мы свернули на Бродвей, улицу, которая, как мне сказали, никогда не спит. Театры, рестораны, магазины — все было залито светом, и даже днем здесь царила особая, праздничная атмосфера. В воздухе витал запах жареного мяса и кофе, смешанный с ароматом дорогого парфюма. Люди шли, не спеша, наслаждаясь жизнью.
Я попросил остановить экипаж. Вышел у театральной тумбы. На ней висела удивительная афиша с изображением танцующих негров. Это была реклама спектакля «Поездка в Кунтаун».
— Совсем черномазые обнаглели!
Рядом остановился пожилой мужчина в кателке.
— Уже дают свои спектакли на Бродвее! Куда катятся Штаты…
Житель Нью-Йорка воинственно встопорщил усы. Я пожал плечами и не вступаю в дискуссию, вернулся в экипаж.
После этого мы направились на юг, в сторону Уолл-стрит. Чем ближе мы подъезжали, тем более деловой становилась атмосфера. Высокие здания, казалось, давили на нас, а люди, прогуливающиеся по улицам, были одеты в строгие деловые костюмы, и их лица были сосредоточенными. Здесь не было праздных зевак, туристов, здесь каждый знал, что ему нужно.
Мы остановились у массивного здания, над которым возвышалась надпись: «Нью-Йоркская фондовая биржа». Оно было построено из серого гранита и выглядело как неприступная крепость, созданная для того, чтобы хранить самые сокровенные тайны мира финансов.
Мы вышли из экипажей. Артур и Кузьма остались снаружи, с охраной, я же зашел внутрь. В вестибюле было тихо и прохладно. У стойки регистрации стояли клерки, которые, казалось, были частью этого здания, так они были похожи на него своей сдержанностью и строгостью. Один из них поднял голову, посмотрел на меня и вдруг его лицо озарилось улыбкой.
— Мистер Уайт, — сказал он, — рад вас видеть. Я большой поклонник ваших северных приключений!
— Даже так⁇
— На днях в журнале National Geographic вышли очерки о Юконе, золотой лихорадке. Некого Джека Лондона. Он вас там весьма лестно описывает.
Я опешил. Верстку книги мне присылали, я ее читал, одобрил. Но про очерки речи не шло. Лондон решил подзаработать?
— Серьезно? Очень приятно. Я признаться, был в дороге, только приехал… Обязательно куплю номер. Могу ли я осмотреть биржу, торговый зал?
— Вам можно все! — заулыбался клерк — Я все организую.
Он взял телефонный рожок, покрутил ручку телефона, произнес несколько слов. После этого он указал мне на дверь.
— Проходите, мистер Уайт. Вас проводят.
В сопровождении еще одного молодого служащего, я прошел через массивные дубовые двери и оказался в огромном, гудящем зале. И замер, пораженный. Все помещение было наполнено сотнями людей, которые двигались в каком-то безумном, неупорядоченном танце. Это были брокеры, мужчины, одетые в одинаковые темные костюмы. Они стояли в нескольких огромных ямах, которые располагались в центре зала.
Каждая из этих ям была центром отдельного финансового мира. Брокеры кричали, размахивали руками, жестикулировали. Каждый взмах руки, движение ладонями — к себе, от себя — что-то да значило. Покупаю, продаю, снижаю цену, повышаю… Их лица были покрыты потом, их глаза горели лихорадочным блеском. Я слышал, как они выкрикивают огромные суммы, как они заключают сделки, которые могли изменить судьбу целой корпорации, целой страны. Вся комната была наполнена шумом, который состоял из криков, звонков телефонов, стука телеграфных аппаратов и звука сотен голосов, которые сливались в один, мощный, непрерывный гул.
— Четыреста тысяч! — кричал один из брокеров, размахивая руками.
— Продано! — отвечал ему другой.
Я чувствовал, как меня обволакивает эта атмосфера. Здесь не было места для сомнений, для слабости. Здесь были только деньги, сделки и власть. И это даже рядом было не похоже на нашу биржу в Доусоне. У нас, даже ямы то нормальной не было.
Здесь же было место самое сердце мировой финансовой системы. И тут явно можно было добиться многого.
После того, как я провел несколько дней в Нью-Йорке, привыкая к его сумасшедшему ритму и новым порядкам, решил, что пора приступить к делам. Моя цель была ясна — мне нужен был надежный партнер, который мог бы предоставлять информацию и обеспечивать безопасность моих операций не только в Соединенных Штатах, но и по всему миру. Картер, как всегда, не подвел, быстро все организовал.
Встреча была назначена в офисе Пинкертона, который располагался на одной из оживленных улиц Нижнего Манхэттена. Здание было скромным, без вывесок и лишней помпезности, но я знал, что за этими неприметными стенами скрывается одна из самых могущественных и влиятельных организаций в стране. Нас встретил молодой, подтянутый клерк, который провел нас в кабинет, где мы должны были дожидаться самого мистера Пинкертона.
Кабинет был небольшим, но обставлен с безупречным вкусом и функциональностью. На стенах висели карты, на которых были отмечены города и страны, где у агентства были свои представительства. На столе лежали аккуратные стопки бумаг, а в углу стоял сейф, который, как мне показалось, был таким же старым, как и само агентство. Я присел в одно из кожаных кресел и стал ждать.
Вскоре дверь открылась, и в кабинет вошел пожилой мужчина. Я узнал его по фотографиям из газет, вырезки которых мне показывал Картер. Это был Роберт Пинкертон, сын основателя агентства. Он был невысоким, коренастым, с седыми волосами и густой бородой. Его глаза, однако, были самыми примечательными — серыми, проницательными, и в них не было и намека на старость. Пинкертон-младший смотрел на меня с оценивающим любопытством, словно пытаясь прочитать мою историю, как открытую книгу. Он был одет в простой, но дорогой костюм, и его манеры были сдержанными и неторопливыми, как у человека, который привык контролировать ситуацию.
Он подошел к столу, сел в свое кресло и посмотрел на меня.
— Мистер Уайт, — сказал он, его голос был низким и хриплым, как шелест сухих листьев. — Рад познакомиться. Сам Шериф Клондайка! Картер говорил, что у вас есть ко мне дело.
— Да, — ответил я, — у меня есть дело. Даже несколько. Я хотел бы начать постоянное сотрудничество с вашим агентством.
Пинкертон кивнул, его взгляд стал заинтересованным. Как я знал, Пинкертоны сейчас переживали не лучшие времена. После смерти Аллана, уже при сыновьях, агентство стало активно заниматься борьбой с рабочим движением. Его нанимали крупные промышленники для противодействия забастовкам, внедрения агентов в профсоюзы и защиты штрейкбрехеров. Это привело к участию в громких конфликтах, таких как Гомстедская стачка, где действия агентства вызвали общественное осуждение. Был даже принят Анти-Пинкертоновский закон, запрещавший федеральным властям использовать услуги частных детективных агентств. Доходы упали, процветающий бизнес стал стагнировать.
