Читать книгу 📗 "Меткий стрелок. Том III (СИ) - Вязовский Алексей"
Рукопожатие было сильным, но не доминантным. Он сжимал мою руку ровно столько, сколько требовалось.
— Мистер Морган, — ответил я, стараясь выглядеть невозмутимым. — Рад нашему знакомству…
Мы перекинулись парой фраз, и Морган представил мне своих спутников. Молодой человек, с такими же цепкими, умными глазами, оказался тоже Джоном — это был сын банкира, Морган-младший, Рядом с ними стоял пожилой мужчина с седой бородой и явно семитской внешности. Характерный нос, смуглая кожа… Это был еще один банкир — Маркус Голдман.
— Мистер Уайт, — произнес Голдман, его голос был тихим, но уверенным. — Ваша деятельность на Клондайке… это что-то феноменальное. Позвольте узнать, сколько вам лет?
— Двадцать три, скоро исполнится двадцать четыре
Морганы удивленно переглянулись.
— Меня старит прическа — улыбнулся я
— Стать миллионером в двадцать три… Это — Голдман замешкался — У меня нет слов! Я свой первый миллион заработал только в шестьдесят лет.
— Да ты двадцать лет в Филадельфии торговал одеждой — засмеялся Морган — Надо было сразу ехать в Нью-Йорк
Через несколько минут к нам подошел мужчина, чьи черты лица тоже не оставляли сомнений в его происхождении. Это был Альберт Ротшильд, представитель венской ветви семейства. Он был высок, элегантен, с тщательно ухоженной бородой и живыми, проницательными глазами, в которых мелькал едва уловимый блеск иронии. Его костюм, хоть и строгий, был сшит из тончайшей шерсти, а на мизинце блестел массивный перстень с семейным гербом.
— Мистер Уайт, — произнес Ротшильд, его голос был с легким акцентом. — Ваш Клондайк… это уже легенда. Мы, в Европе, следим за вашими успехами с большим интересом.
Я обменялся с ним любезностями, понимая, что его слова были не просто комплиментом, а признанием моего вхождения в их круг. Затем последовала встреча с Корнелиусом Вандербильтом вторым, внуком основателя железнодорожной империи Вандербильта Первого. Он был более грузным, чем его знаменитый дед, с красным лицом и тяжелым, оценивающим взглядом. Его манеры были менее изысканными, чем у Ротшильда или Моргана. Проще говоря, он был грубияном.
— Ну что, Шериф Юкона, — пробасил Вандербильт, когда нас представили — Думаешь, намыл золота на Юконе и схватил бога за бороду?
— А вы на чем разбогатели? На железных дорогах? — пожал плечами я — Трансконтинентальные линии ведь вам принадлежат? Так я из Портленда пять дней ехал! С заносами на путях вы не боретесь и моя юконская подготовка пришлась впору. Поработал лопатой на вашей насыпи… Деньги за билеты возвращать планируете?
Я взял верный тон с Корнелиусом. Он сразу сдал назад, начал оправдываться. Дескать, есть даже специальный поезд, который должен бороться со снежными заносами, но теперь он понимает, что одного состава мало, нужен второй. Бывают такие люди, которые любят сразу сесть на шею. Если их сразу скинуть, да еще дать пинка — моментально начинают нормально разговаривать. Так вот Вандербильт был из таких…
Внезапно в зале послышался шум, и в вестибюль, окруженный свитой, вошел Даниэль Гуггенхайм. Его лицо, обычно невозмутимое, сейчас было мрачным, а глаза метали молнии. Он не успел даже снять пальто, как сразу же, вразвалку направился ко мне, не обращая внимания на присутствующих.
— Я требую объяснений! — Даниэль повысил голос, уставил на меня палец — Вы обещали мне полную поддержку в проекте на Юконе! А ваши фирмы-пустышки… они обвалили рынок! Меня обложили со всех сторон! Вся мои инвестиции в прииски под угрозой. Имейте в виду, я подам в суд и взыщу все до цента!
Я почувствовал, как напряжение в зале нарастает. Он же должен быть на Юконе! Что же отвечать? Только набрал воздух в легкие, как вперед вышел Морган:
— Мистер Гуггенхайм, — произнес банкир ровным, холодным голосом. — Не вижу причин для столь… эмоциональных высказваний. Каждый сам отвечает за свои инвестиции. У вас была возможность оценить перспективы Клондайка. И вы лучше других знаете, что рынок не прощает ошибок. Слабым тут не место.
«Тут» это было в буквальном смысле — Морган окинул взглядом каминный зал, всех присутствующих. И многие ему кивали! Акулы капитализма…
Лицо Гуггенхайма побледнело. Он посмотрел на меня с ненавистью, но его взгляд быстро погас, поняв, что попал в ловушку. Начни рассказывать о своих неудачах — эти акулы тебя и потопят. Завтра же все начнут продавать акции компаний, распространять слухи, банки порежут лимиты и потребуют вернуть кредиты… Даниэль на наших глазах уходил на дно.
Вокруг послышался сдержанный смех. Никто не сочувствовал Гуггенхайму. Все видели в нем лишь очередную жертву беспощадной биржевой игры. Сам виноват, что не проверил инвестиции, не угадал момент. Он был слишком жаден. И это была расплата.
В этот момент в зал вошел высокий, представительный мужчина с ястребиным лицом. Это был самый богатый человек Штатов — Джон Рокфеллер. Его лицо, худощавое и аскетичное, излучало спокойную уверенность, а глаза, казалось, видели все насквозь. В каждом его движении чувствовалась огромная, невидимая сила. У Джона буквально была видна аура денег.
Рядом с Рокфеллером шел невысокий, но крепкий мужчина с короткой, аккуратно подстриженной бородой и проницательными глазами. Я сразу узнал его. Это был Лайман Джадсон Гейдж, Секретарь Казначейства Соединенных Штатов. Его фотография регулярно украшала собой ежедневные газеты. Ведь он был министром финансов. Просто должность почему-то называлась «секретарь». Французское наименование главы ведомства в Штатах не прижилось.
Итак, В яхт-клубе собрались все главные тузы. Люди, которые решали, кто станет следующим президентом страны, какие каналы где будут прорыты, да и мировую политику они тоже определяли если не целиком, то частично.
— Мистер Морган, джентльмены, — произнес Рокфеллер, его голос был тихим, но чистым. — Рад вас всех видеть. Я привез с собой нашего дорогого Секретаря Казначейства, мистера Гейджа.
Все дружно начали приветствовать Секретаря, и он, покивав, подошел к нам. Я представился, и Гейдж внимательно посмотрел на меня, его брови слегка приподнялись.
— Мистер Уайт, — произнес он, его голос был мягким, но твердым. — Много наслышан о ваших… удивительных достижениях. Вы, кажется, слишком молоды для такой карьеры.
Я улыбнулся.
— Вы не первый, кто делает мне подобный комплимент. Возраст не всегда определяет опыт, мистер Гейдж, — ответил я. — Иногда достаточно быть… в нужном месте в нужное время.
Секретарь Казначейства покивал, в глазах мелькнула искорка понимания. Он явно был человеком, который привык видеть сквозь фасады.
Все собрались в небольшом банкетном зале, который был расположен в самом сердце яхт-клуба. Стены его были отделаны темными деревянными панелями, а на них висели огромные, детализированные карты. Две из них, самые большие, сразу привлекли мое внимание. Одна изображала Никарагуанский маршрут — длинный, извилистый, проходящий через озера и реки. Вторая, более короткая и прямая, показывала Панамский перешеек. Рядом с картами стояли мольберты с чертежами и схемами.
Мы расселись за длинным, массивным столом, который был накрыт белой скатертью и уставлен стаканами с водой. Свет, льющийся из высоких окон, был бледным, но достаточным, чтобы рассмотреть все детали на картах.
Первыми выступили инженеры. Это были французские специалисты, и они говорили на хорошем английском, но с едва уловимым акцентом, который выдавал их происхождение. Доклад был посвящен состоянию французского участка Панамского канала.
— Господа, — начал один из них, худощавый мужчина с седой бородкой, — мы провели тщательное обследование. Треть земляных работ уже выполнена.
На нас посыпались цифры. Миллионы кубометров и миллионы франков.
Второй инженер показал все на схемах, объяснил, какие работы еще предстоит выполнить. Нам раздали бумаги, в них было много про технические аспектах строительства — сметы шлюзов, необходимое оборудование.
После французов слово взял Секретарь Казначейства Лайман Дж. Гейдж. Он встал, откашлялся, его голос был спокоен и авторитетен.
