Читать книгу 📗 "Леонид. Время исканий (СИ) - Коллингвуд Виктор"
— Основной задачей ХПЗ, — продолжал я, глядя прямо на него, — становится, совместно с ленинградским Кировским заводом, развертывание массового выпуска танка Т-28. А также немедленное начало опытно-конструкторских работ по его коренной модернизации: упрощению технологии, переводу в однобашенный вариант, резкому усилению бронирования и установке нового длинноствольного 76-миллиметрового орудия.
— И третье, и самое важное, товарищ Сталин. Наши главные танковые заводы — Кировский в Ленинграде и ХПЗ в Харькове — находятся слишком близко к западным границам. То же самое можно сказать и о броневом производстве в Мариуполе. В случае серьезной войны они окажутся под угрозой первых же ударов вражеской авиации. Это недопустимый стратегический риск. Поэтому предлагаю немедленно начать проектирование и строительство двух заводов-дублеров на Урале. Один будет полным дублером Кировского завода, второй — ХПЗ. К сороковому году они должны быть полностью готовы к началу выпуска продукции.
Я закончил доклад и сел. В кабинете повисла тяжелая, напряженная тишина. Директора заводов были ошеломлены масштабом и безжалостной решительностью этой перестройки. Предлагаемые меры — настоящая революция, ломающая через колено всю отрасль.
Сталин медленно раскуривал трубку, обводя всех тяжелым, ничего не выражающим взглядом. Затем он повернулся к Орджоникидзе.
— Серго, задача ясна?
Тот тяжело кивнул.
— Ясно, Коба. Сделаем.
— Обеспечьте выполнение, — сказал Сталин, и в его голосе не было и тени сомнения. — Сроки — жесткие. Ответственный за исполнение — товарищ Брежнев.
Он встал, давая понять, что совещание окончено.
Глава 12
— Ну, товарищи, что мы будем делать с артиллерией?
В зале повисла тишина. За длинным столом сидели все, от кого зависела судьба «бога войны»: конструкторы — цвет инженерной мысли, и военные — те, кому этим оружием предстояло воевать. Я обвел взглядом напряженные лица. Кажется, все в этом зале понимали: сегодня эпоха самодеятельности и прожектерства закончится.
— Товарищи, — начал я, не повышая голоса, но так, что услышал каждый. — Цель совещания простая: положить конец хаосу в артиллерийском деле. Но прежде чем говорить о будущем, нужно расчистить поле от мусора. У нас есть ряд проектов, на которые тратятся колоссальные народные деньги, а польза от них, мягко говоря, сомнительна.
Взгляд мой остановился на местах, где сидели главные конструктора наших оборонных предприятий.
— Есть одно направление, которое поглощает львиную долю финансирования и конструкторских сил, но чей конечный результат вызывает у специалистов самые серьезные опасения. Я говорю о динамореактивных орудиях конструктора Курчевского. Товарищ Маханов, прошу вас высказать свое мнение.
Маханов, довольно молодой конструктор завода имени Кирова, медленно поднялся с места.
— Товарищ Брежнев, товарищи. С инженерной точки зрения, сама концепция порочна в своей основе. Орудие, которое на каждый выстрел тратит в три, а то и в четыре раза больше пороха, чем классическая система того же калибра, — это непозволительная, преступная роскошь для нашей страны. То, что у нас не все благополучно с порохами — это нас товарищ Брежнев уже просветил. А тут — перерасход в четыре раза, притом что дальности обычной артсистемы все равно не достигается. Но главный недостаток даже не в этом. Выхлоп газов назад, через сопло, создает огромный огненный шар и поднимает облако пыли на сотни метров. Мы все с вами понимаем — это моментальное приглашение для всей вражеской артиллерии и минометов накрыть твою позицию. Расчет такого орудия — это смертники!
Следом за ним встал конструктор Петров. Слова его звучали немного по-простонародному, но суть их была вполне научна:
— Товарищ с завода Кирова совершенно прав. Нам военные товарищи запрещают делать дульный тормоз — дескать, при выстреле будет демаскировка. Пыль поднимает, мол, дульный тормоз. Хорошо! А здесь вдруг — допускают сопло, которое при навесной стрельбе, товарищи, неминуемо будет дуть в землю! Да оно же целый ров сзади пушки выроет! Вы представляете, какая пыль подымется над позицией? — он повернулся к военным. — Нет, не представляете. Иначе мы бы даже и не обсуждали тут с вами ничего!
В зале раздался сдержанный смех. Тухачевский резко, как от озноба, передернул плечами.
— Но я бы, — продолжал Петров, — добавил и о боевой скорострельности. Точнее, о ее, так сказать, отсутствии. После каждого выстрела расчет должен вручную открыть затвор, извлечь стреляную гильзу, зарядить новый, крайне громоздкий и тяжелый спецбоеприпас. В условиях реального боя, под огнем противника, эта медленная, неуклюжая процедура превращает орудие в почти бесполезную вещь.
Последним, и самым резким, было выступление Грабина. Молодой, еще никому не известный конструктор Василий Гаврилович Грабин, которого я специально пригласил на это совещание, нерешительно поднялся. Поначалу он волновался, его голос поначалу дрожал, но по мере того, как он говорил, в нем появлялась стальная уверенность человека, знающего свое дело досконально. Вскоре, войдя в раж, молодой лупоглазый конструктор буквально дымился от негодования. Повторив доводы коллег, он добавил:
— Самое опасное, товарищи, — в его голосе звенел металл, — что эти сырые, недоведенные до ума и принципиально порочные прототипы подаются Наркомату обороны как основа для будущего перевооружения армии! Делать ставку на эту тупиковую технику, игнорируя при этом развитие классической, проверенной артиллерии — это не смелость и не новаторство. Это авантюра. Это преступление перед Рабоче-крестьянской Красной армией! Пре-ступ-ле-ни-е!
Военные ежились на своих местах. Для меня не являлось тайной, что они явились поддержать своего шефа — Тухачевского. Но после такой убийственной критики они явно призадумались, чью сторону принять.
— Итак, — взял я слово, — несколько не самых глупых наших артиллерийских конструкторов в один голос протестуют против вакханалии ДРП. А с другой стороны — один товарищ Курчевский. Тот самый Курчевский, что до сих пор не довел до ума ни одной артсистемы.
— А между тем, товарищи, — тут голос мой зазвучал жестче, — давайте признаем честно: на вооружении Красной Армии до сих пор стоят модернизированные орудия царских времен. Наша знаменитая трехдюймовка — тысяча девятьсот второго года. Да, ей удлинили ствол — но разве это все, что нужно армии? Наши гаубицы — наследие империалистической войны. В таких условиях бросать все на ДРП — это безумие. Из новых разработок — только противотанковое 45-мм орудие и полковушка, да и та, честно говоря, выглядит старомодно. Это преступное отставание, товарищи. Нам нужна принципиально новая артиллерия, способная ответить на вызовы будущей войны. Так что сегодня мы с вами решим, какой она будет.
Мой взгляд переместился на военачальников. Егоров — прямой, как штабная линейка. Командующие западными округами Якир и Уборевич — практики с обветренными лицами, опытные, заслуженные военачальники. И Тухачевский, откинувшийся на спинку стула с привычным видом превосходства.
— Товарищи командиры, — обратился я напрямую к ним. — Конструкторы готовы работать. Какая артиллерия действительно необходима армии? Нужна четкая задача.
Якир уже открыл было рот, но его опередил четкий, лекторский голос Тухачевского. Он давно вынашивал эту идею, ставшую для него idée fixe.
— Армии нужна универсальность! Мы должны покончить с разнобоем калибров. Основа дивизионной артиллерии — единая, универсальная 76-миллиметровая пушка. Она будет решать все задачи: поддержка пехоты, борьба с танками и зенитный огонь!
— То есть «инвалид на все руки», Михаил Николаевич?
Вопрос повис в звенящей тишине. Тухачевский побагровел.
— Я решительно не понимаю вашей иронии, товарищ Брежнев!
— А я решительно не понимаю, как эту идею можно обсуждать всерьез. Давайте разберем. По самолетам она будет стрелять плохо: недостаточная скорострельность, малая высота. Верно? — я смотрел на него в упор, не давая уйти от ответа. — По танкам она будет работать еще хуже: снаряд слаб, приборы наведения рассчитаны на двух наводчиков — по вертикали и горизонтали, сама пушка слишком громоздка и заметна на поле боя. Наконец, цена — полноценный станок для зенитного орудия стоит как две обычные пушки.
