Читать книгу 📗 "Приключения Печорина, героя из нашего времени (СИ) - Ангелов Августин"

Впрочем, об этом мне недавно уже писал английский шпион в своей анонимной записке, желая меня запугать, чтобы попробовать переманить на свою сторону. Но, как видно, угрозы лейтенанта Мертона оказались не пустыми. С дозорной площадки надвратной башни мне было отлично видно, как из долины и с гор подходили все новые отряды горцев, которые ощетинились ружьями и пиками. А в отдалении, но уже гораздо ближе к крепости, чем раньше, горцы расставляли свои походные шатры, сшитые из козьих кож. И воины продолжали прибывать к ним весь остаток дня.

Еще до захода солнца наша крепость уже была окружена полевыми лагерями черкесов, придвинутыми не ближе дальности стрельбы наших шестифунтовых орудий. Горцы явно имели представление о том, на какое расстояние бьет русская артиллерия. Потому опасались пока приближаться к крепостным стенам большими массами, но враждебные намерения они демонстрировали нам уже не стесняясь, перерезав все дороги, ведущие в крепость. Фактически, начиналась самая настоящая осада.

— Похоже, Мертон был прав. Князь Аслан все же рискнул вывести против нас свои войска, — сказал я, опустив подзорную трубу.

Вулич, стоявший рядом со мной, взял у меня нехитрый оптический прибор, тоже прищурил левый глаз, взглянув сквозь окуляр правым, и воскликнул:

— Трудные дни нам предстоят, Печорин!

Серб чувствовал себя уже получше. Его длинная рана на левой руке снова поджила, а лихорадка отступила. Но, душевная травма из-за потери Бэлы причиняла ему такую сердечную боль, что настроение у Вулича оставалось весьма мрачным. И он мог общаться только со мной, не желая разговаривать с другими офицерами. Даже с Максимом Максимовичем. Ведь Вуличу казалось, что это именно комендант виноват в похищении Бэлы Казбичем, раз не отдал приказ солдатам ходить за ней следом по крепости, контролируя каждый шаг девушки.

Едва солнце зашло за горы, и первые сумерки опустились над долиной, как горцы начали зажигать костры. Их огни, словно яркие оранжевые звезды, усеяли и низину вдоль речки, и все ближайшие горные склоны, создавая иллюзию бесчисленного враждебного войска вокруг нас. Но, я полагался на донесения своих казаков-разведчиков, что черкесов пока не более пяти сотен. А это не так уж и много против нашего гарнизона, сидящего внутри укрепления и имеющего пушки. Однако, если к ним подойдут подкрепления, то ситуация сделается по-настоящему опасной…

— Печорин, — хрипло проговорил Вулич, снова вглядываясь в подзорную трубу. — Там, у крайнего шатра, знамя с полумесяцем. Тут не просто черкесы задумали осадить нашу крепость, а еще и турки.

Я усмехнулся.

— Значит, князь Аслан нашел себе какого-то турецкого союзника. Любопытно, не убедил ли его переметнуться от англичан к туркам этот беглый Кэлекут?

— За ним стоит сильный клан? Не так ли? — переспросил Вулич.

— Ну, или кто-то еще. Может, турецкая разведка, — проговорил я, не зная, разумеется, истины.

Внизу на стене под башней, на которой мы находились, над крепостными воротами уже кипела работа. Солдаты и казаки устанавливали там на треноги медные котлы, в которых предстояло кипятить воду, чтобы лить ее на головы осаждающих, если полезут. А то, что враги полезут именно со стороны ворот первым делом, так в том никто и не сомневался, поскольку место это выглядело самым уязвимым. Ведь тот, кто строил крепость, не предусмотрел никакого подъемного моста!

Вместо него перед воротами располагалась площадка размером, примерно, сто на сто пятьдесят шагов, оборудованная из препятствий лишь волчьими ямами, а уже за ней находился каменный мостик, построенный через реку. И возле этого мостика не имелось даже никакого укрепления, вроде барбакана, как у всех солидных крепостей, а стоял лишь навес на деревянном каркасе, который обозначал наш пропускной пункт. Вот только, объехать его на коне, или даже обойти невысокий мостик пешком, никакого труда не составляло, потому что речка в этом месте выглядела совсем мелкой, растекаясь между камнями, по которым ее можно было пересечь, не замочив ног. И потому горная речка не выглядела сколько-нибудь серьезной преградой на направлении к крепостным воротам. Если с обеих сторон от ворот крепостные стены стояли, хотя бы, на небольших речных обрывах речной излучины, то там, где находился главный крепостной вход, даже такого препятствия не имелось. И предвратный плац достаточно полого спускался к самой воде.

Поэтому комендант уделял укреплению участка перед воротами наибольшее внимание. И сейчас Максим Максимович тоже лично командовал там подготовкой к обороне. Под его надзором на угрожаемых местах солдаты ставили дополнительные баррикады, готовили запасы пороха, носили ведрами воду, набирая ее в бочки, расставленные на стенах. И не только для кипячения и поливания супостатов, но и на случай пожара. Максимыч хрипло отдавал команды, но в его голосе не было страха, а лишь усталая решимость.

— Скорее всего, они не станут штурмовать ночью, — пробормотал Вулич. — Но, к утру наши дела будут плохи…

— Может, к утру они попробуют договориться? — предположил я. — Князь Аслан не выглядит дураком. Он знает, что штурм будет стоить ему половины людей. Потому я думаю, что его горцы попытаются взять нас измором или хитростью. Они могут попытаться выторговать для себя что-то.

— А если их хитрость не сработает? — усомнился серб.

Я посмотрел в сторону долины, где среди огней мелькали тени всадников, которые все еще продолжали приезжать по зову своего князя. Потом проговорил:

— Тогда будет кровь, Милорад. Вряд ли мы тоже станем сидеть, сложа руки, и не попытаемся прорвать осаду с помощью вылазок.

Вулич посмотрел на меня тоскливо и произнес:

— Вот что я попрошу тебя сделать, Гриша. Если меня снова ранят, и я не смогу больше сражаться, когда враги ворвутся в крепость, дай слово, что пристрелишь меня. Я не желаю сдаваться в плен. Лучше умру.

И мне пришлось уверить серба, что сделаю это. Лишь бы он хоть немного успокоился.

Еще до того, как солнце за горами совсем село, к крепости подъехал всадник под белым флагом. Высокий, в кольчуге и черной бурке, он держался с холодным достоинством.

— Кто это? Ты его видел раньше? — спросил Вулич.

— Нет. Не Кэлекут и не Азамат, — ответил я. — Но явно посланник князя Аслана.

Комендант приказал спросить, чего он хочет, что предлагает под белым флагом? Тот ответил, а наш переводчик из казаков тут же принялся переводить:

— Говорит, что князь Аслан предлагает нам почетную капитуляцию. Все, кто сложит оружие, будут отпущены в русские земли. Кто откажется…

— Что? — резко спросил Максимыч.

— … Того ждет страшная смерть.

Тишина повисла на мгновение, а затем комендант рассмеялся, сказав казаку:

— Переведи ему, пусть передаст своему князю, что русские крепости не сдаются.

Горец даже не изменился в лице, лишь слегка наклонил голову и сказал:

— Тогда завтра на рассвете князь Аслан прикажет начать штурм.

Он развернул коня и ускакал так же спокойно, как и прискакал.

— Возможно, это уловка, чтобы усыпить нашу бдительность до рассвета. Они могут попытаться тихонько подойти ночью к стенам, — сказал я, глядя, как горский гонец уезжает обратно в черкесский лагерь. — Или они задействуют своего предателя внутри нашей крепости.

— Предателя? — нахмурился Вулич.

— Да. Кто-то же выпустил Кэлекута, чтобы этот проклятый Кэлекут подговорил князя все-таки напасть на нас! И, возможно, у врагов здесь в крепости до сих пор есть шпионы, которых мы не раскрыли.

Вулич задумался, проговорив:

— Кто же это?

Я пожал плечами, пробормотав:

— Узнаем. И очень скоро. Вражеские лазутчики непременно проявят себя, когда начнется штурм.

С наступлением темноты комендант приказал разжечь со всех сторон от крепости в сотне шагов от стен дозорные костры, между которых патрулировали казаки. Усиленные ночные караулы должны были уловить малейшую попытку врагов пробраться за линию этих костров. Как только казаки поднимут тревогу, врагам не поздоровится. Штабс-капитан приказал бдеть. Потому на стенах в эту ночь сидели самые меткие из наших застрельщиков, вооруженные трофейными английскими винтовками с удлиненными стволами, которые мы конфисковали у турецких контрабандистов.