Читать книгу 📗 "Господин следователь. Книга восьмая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич"

Я еще не бывал в гостях у своего начальника, хотя тот и делал намеки. А вот прямое приглашение, озвученное его супругой, проигнорировать не мог. Да и самому любопытно — что за подруга такая у Марии Ивановны и, почему ей нужна консультация именно от меня? Если что-то касающееся права — так у Лентовской дома собственный знаток имеется, который на этом деле собаку съел и котом закусил.

Зинаида Дмитриевна — подруга генеральши Лентовской, была женщиной… Как бы это сказать помягче? А, можно сказать, что она была женщиной «в теле». Причем, очень и очень в теле. Определенно, при ее росте в метр пятьдесят (не измерял, но она на полторы головы ниже меня), килограмм сорок-пятьдесят можно скинуть. Из-за своей комплекции выглядела значительно старше своей подруги. Марии Ивановне, как я помню, недавно исполнилось тридцать, а Зинаида старшее ее на два года. Как там, у классика? Знойная женщина — мечта поэта. Пожалуй, Наталья Крачковская в роли мадам Грицацуевой — дама достаточно полная, выглядит скромнее и компактнее.

О возрасте барышни мне успела сказать сама госпожа генеральша, равно, как и о том, что Зинаида Дмитриевна не замужем, что ее родители умерли, зато у нее имеется собственный капитал, вложенный в предприятия Ивана Андреевича, а сама она живет на проценты. Свой дом, прислуга, значит, не бедствует. Не нужно иметь аналитический ум, чтобы догадаться, что стабильный доход женщине обеспечил ее покойный отец, некогда бывший партнером нашего олигарха и градоначальника.

Тридцать два года для женщины в нынешнем времени — старая дева, но наличие капитала позволяет Зинаиде Дмитриевне оставаться в категории «выгодных невест». Вот только, женихи отчего-то на такую даму не клюют. Будем считать, что нет в Череповце подходящей партии.

Пока мы с Марией Ивановной съели по одной конфетке (признаюсь — я умял две), она успела опустошить всю вазочку. Но хозяйка дома, судя по всему, привыкла к раблезианским замашкам своей подруги, поэтому только махнула горничной и та вновь наполнила вазочку.

Что интересно — Зинаида Дмитриевна поглощала сладости как-то автоматически, словно не получая удовольствия. А что совсем интересно — у барышни были белоснежные зубы! Как, спрашивается, она умудряется их сохранить? С тем человеком, что остался в прошлобудущем, Зинаида ровесница, а мне вспомнились три имевшихся у меня пломбы и коренной зуб, вырванный во время срочной службы. Собирался поставить имплант, но до стоматолога дойти не успел.

Я с опасением посмотрел на двухэтажную подставку для пирожных, но мудрая Мария Ивановна, перехватив мой взгляд, улыбнулась:

— Для вашей сестренки сверточек уже приготовлен.

Нет, какая же умница Мария Ивановна! Подумала, обо всем позаботилась. Чем-то она мою Аньку напоминает — такая же умная и предусмотрительная, только постарше. Определенно, если Леночка передумает выходить за меня замуж, отобью супругу у собственного начальника. Скорее всего она «отбиваться» не пожелает, но попробовать можно. Нет, не стоит. Знаю, что несмотря на изрядную разницу в возрасте, Мария Ивановна нежно любит своего мужа[1]. Нет уж, пусть дальше любит, и пусть они живут долго и счастливо.

Чай выпит, разговор у нас особо не клеится — о делах мы с Лентовской не говорим, хотя, наверное, нашли бы интересные темы, рассуждаем о погоде, да о том, что неплохо бы Череповцу обзавестись собственным театром. Одна беда — ни актеров нет, ни зрителей.Стало быть, о театре надо мечтать, когда наступят лучшие времена, а население города увеличится хотя бы тысяч до двадцати.

— Зина, ты собиралась о чем-то поведать Ивану Александровичу? — повернулась Мария Ивановна к своей подруге.

— Да? — рассеянно поинтересовалась та, разворачивая очередную конфету.

— Пойдем-те в мой кабинет, там гораздо удобнее говорить о делах, — предложила Лентовская, поднимаясь из-за стола.

Встав на ноги, Мария Ивановна, словно бы невзначай отодвинула вазочку с оставшимися конфетами подальше, а сама подхватила подружку под локоть. Понимаю — конфеты сдвинула не из жадности, а чтобы отвлечь приятельницу от ее важного дела.

Меня же заинтересовало упоминание Лентовской о собственном кабинете. Что там будет? Ни разу не бывал в женских кабинетах. Будуар или туалетная комната с письменным столиком?

Нет, кабинет Марии Ивановны мало чем отличался от мужских. Разве что, письменный стол поменьше и повернут не к дверям, как, например, у моего батюшки, а к окну. Все правильно. У мужчин, являющихся «значимыми» людьми, домашний кабинет копирует служебный. И посетители иной раз бывают, и просители, нужно сидеть к ним лицом, показывая свою начальственность, а здесь все служит для удобства хозяйки. Так, чтобы и света побольше, и вид из окна, если устанешь писать. У нее, кстати, вид на реку Шексну.

Даст бог — будет у меня собственный кабинет, обустрою его для себя, а не для посетителей.

На письменном столе идеальный порядок и минимализм. Наличествует чернильный прибор, бювар, массивные счеты и парочка фотографий. На одной — семья городского головы Милютина, а на другой — сама Мария Ивановна с мужем. Нет ни черновиков, ни клочков бумаги. Нет ни статуэток, ни безделушек.

Из мебели — массивный шкаф, заполненный книгами, да этажерка с газетами и журналами. Никаких кресел с диванами, а лишь три стула.

Что любопытно — этажерка не деревянная, как у меня, а чугунная. При этом, полочки и ножки отличались таким изяществом, что я невольно сказал:

— Напоминает каслинское литье.

— Оно и есть, — подтвердила Мария Ивановна, с удивлением посмотрев на меня.

— Даже не знал, что они еще и мебель из чугуна льют, — покачал я головой. — Думал —только скульптуры.

Доводилось мне видеть длиннорогих козлов, а еще коней, скопированных с моделей Клодта, всадников и скульптуры наших вождей. Про скульптуры лучше умолчать — не знают здесь имен Сталина с Лениным.

— Нет, в Касли еще садовые скамейки льют, столики, — пояснила Мария Ивановна. — Батюшка как-то из Нижнего Новгорода привез в подарок пару этажерок и сундучок. Кстати, Иван Александрович, — заметила госпожа Лентовская, — вы первый, кто правильно определил место производства. Обычно спрашивают — из Гляйвица?

Я только покивал, изображая осведомленность. Однако, умные люди заходят в гости к Лентовским. Я-то, кроме Касли иных мест и не знаю, а тут Гляйвиц какой-то. Судя по названию — где-то в Германии и там тоже изготавливают чугунные изделия.

— Как нам лучше рассесться? — озабоченно поинтересовалась Мария Ивановна. — Верно, Иван Александрович, вам удобнее сесть к столу?

— Нет, к столу не надо, — отмахнулся я, принимаясь устанавливать стулья. — Если мы собираемся о чем-то поговорить, лучше сидеть лицом друг к другу.

Я, вообще, учитель или где? Шаз быстренько создадим Ресурсный круг со всеми методическими составляющими: присоединением, созданием атмосферы доверия, мотивации на предстоящую работу. Активные дети в лице Марии Ивановны станут задавать вопросы, а пассивные — их нам изобразит невеста с капиталом, волей-неволей присоединятся к беседе, а задача следователя, то есть, педагога, отыскать правильный ответ. Но ситуация осложняется тем, что в отличие от учителя, знающего, к чему подвести детей, я этого не знаю. Но кто сказал, что я это не выясню в процессе беседы?

— Необычно, — хмыкнула Мария Ивановна, усаживаясь на стул.

— Ага, — поддакнула Зинаида Дмитриевна, устраиваясь поудобнее. Ей бы, конечно, стул-то с сиденьем пошире, но иных нет.

Я тоже уселся, посмотрел на обеих дам, улыбнулся.

— Как я полагаю, у Зинаиды Дмитриевны есть нечто-то такое, что ее очень тревожит?

Подруга госпожи генеральши посмотрела на меня влажными глазами (волоокая ты наша!), подняла очи к небу и вздохнула. Определенно, не хочет она говорить. А сама Лентовская смотрит на Зинаиду, ожидая, что та сама начнет-таки делиться проблемами.

М-да, у меня сейчас скорее клуб Анонимных алкоголиков, а не занятие по «Истокам». Но никто из «анонимных» не желает начинать разговор. Нет, я так не играю. Раз уж позвали — рассказывайте.И я не психотерапевт, получающий при любом раскладе свою почасовую оплату. Встал бы, да и ушел, но придется пирожные отрабатывать. В кофейне и ресторациях такие не продаются — купил бы, чтобы не клянчить (стыдно ведь!), но их, как я знаю, пекут только у самого Ивана Андреевича Милютина. Эх, Анька, приходится из-за тебя страдать!