Читать книгу 📗 "Господин следователь 9 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич"
— Не безумная, а просто дура. Хочет она жалобу вам подать. Вчера в участке была, ее пристав выгнал, а теперь сюда приперлась, к прокурору.
К прокурору, который жалобы принимает, это ко мне. Я грустно покивал и пошел наверх.
У окна, напротив моего кабинета, стояла женщина, одетая бедненько, но прилично. Лет тридцать, а может и меньше. Не сказать, что красавица, но и дурнушкой сложно назвать. Из-под шляпки выбивались волосы — черные, щеку украшали царапины, идущие параллельно друг другу. Не то с кошкой подралась, не то еще с кем-то… Уж не это ли причина жалобы? Общемировой, да и мой жизненный опыт подсказывали, что на кошек жаловаться не ходят. Но с такой ерундой не ко мне, к мировому судье. Впрочем, выводы делать рано. Послушаю.
— Здравствуйте, сударыня, — вежливо склонил я голову. — Не меня ли ждете?
— А чего бы я иначе приперлась? — хмыкнула женщина. — Век бы мне судов да прокуроров не видеть! Битый час жду, а все нет и нет. Я бы за это время лавочнику Косолапову штаны обметала.
— Могли бы служителя спросить, узнали бы, что служебный день начинается с девяти утра. Вы бы еще ночью пришли.
— Ночью все добрые люди спят, — отрезала женщина. — А я, как проснулась да помолилась, сюда пошла. Даже чаю не пивши.
— Так вы сходите, чаю напейтесь, потом приходите, — миролюбиво посоветовал я. — Я из кабинета никуда не денусь, на месте буду.
— Нет уж, коли решила прийти, дождалась, так сразу и подам. Сказали добрые люди — иди к Чернавскому, который следователь, он и прокурор, что жалобы принимает.
— А кто вам сказал? — поинтересовался я.
— Какая разница, кто сказал? Все вы, ироды, одним миром мазаны. А деньги-то лопатой гребете! А жалованье небось, хорошее получаете.
Начало мне не понравилось. Определенно, хамоватая бабенка. И не боится товарищу прокурора хамить? Значит, либо совсем с головой не дружит, либо брякает, что попало и ничего не может с собой сделать. Есть такой тип людей — вначале скажут, потом спохватятся, но уже поздно.
Открыв дверь, кивнул женщине на стул для посетителей, снял шинель и фуражку и уселся напротив, на свое место.
— Слушаю вас внимательно, — сказал я. Сам терпеть не могу таких слов, но женщина прямо с порога меня завела. Но потом решил, что надо помягче: — Скажите — что вас сюда привело?
Женщина одарила меня неласковым взглядом и сообщила:
— Хочу я вам жалобу подать.
— Вы уже бумагу составили? — поинтересовался я.
— Бумагу? Как я ее составлю? — не поняла жалобщица. — Я из бумаги только выкройки составляю, если пиджак заказывают. Но их нечасто заказывают.
М-да, совсем тяжелый случай. Хамоватая и туповатая. Кажется, правильно сделал Ухтомский, что сразу ее выгнал. Но я-то человек воспитанный, обязан выслушать.
— Вы жалобу уже написали?
— А чего это я должна писать? — возмутилась женщина. — Я пришла, вы и пишете. А я и грамоты-то не знаю. Что мне в той грамоте-то? А молитвы я и так знаю. Писаря искала, чтобы тот за меня написал, но никто не желает. Смеются только.
Если не знает грамоты, тогда простительно. Сам составлю.
Вытащил лист бумаги, снял крышечку с чернильницы, вооружился ручкой, начал составлять «шапку» — «исправляющий некоторые обязанности товарища прокурора Череповецкого Окружного суда, коллежский асессор Чернавский Иван Александрович, в своем рабочем кабинете записал жалобу…»
— Давайте, как положено. Фамилия, имя….
Жалобщица по фамилии Прыгунова, звать Софья Ильинична, двадцати трех лет, православного вероисповедания, девица, проживает вместе со вдовой матерью на улице Благовещенской, в собственной половине дома. На жизнь зарабатывает шитьем.
— Софья Ильинична, для начала изложите суть жалобы, а потом мы вместе поразмыслим — как ее правильно составить?
— Вы прокурор, вы и мыслите. А мне мыслить нечего — избили меня, всю харю исцарапали.
— Да, вижу, что лицо исцарапано, — с сочувствием заметил я.
— И не только харю, но и плечи с титьками. Показать?
В прежние времена я бы смутился от подобного предложения, но сейчас отреагировал спокойно:
— Титьки у коровы, а у женщины грудь. Показывать ничего не надо, я не врач. Скажите — кто же вас так отделал?
— Дашка Чистова меня побила, вместе с матерью, — сказала Софья Ильинична. Кивнув на лист бумаги, лежавший передо мной, приказала: — Так и пишите — били меня вдвоем. Одна за плечи держала, а вторая за волосья таскала и харю мою с титьками царапала.
— А кто такая Дарья Чистова? И почему она на вас напала, да еще и вместе со своей матерью? — спросил я. Забегая вперед, выдвинул версию: — Вы мне сказали, что вы швея? Что-то не так ей сшили или денег за заказ много запросили?
— Да какое там для Дашки шитье? — скривилась Прыгунова. — Ей Верка Подгорнова шьет –криво да косо, не по фигуре, зато берет дешево. Верка и мужикам шьет, и бабам. Хотите штаны, чтобы середыш на боку — идите к Верке. Она и возьмет всего рубль, если со своим полотном или мануфактурой. Я только мужикам шью, зато хорошо. Но за штаны, если со своей тканью, три рубля беру.
Да? А сколько мои штаны стоили? Вроде, восемь рублей. Уж не обратиться ли и мне к Софье? Но, как я полагаю, она шьет не для чиновников, а для мещан с крестьянами. Нельзя мне к такой швее, не по чину.
Отвлекся. А еще совершил ошибку, задав женщине сразу несколько вопросов, а она принялась отвечать на последний.
— Так, давайте все по порядку, — предложил я. — Кто и как шьет — это к делу отношение не имеет. Изложите обстоятельства правонарушения.
— Чего изложить?
Мамма миа донна Роза Сальваторес!
— Скажите — где они вас били, как били? На улице, в доме? Как дело-то было?
— Да как дело было? Я раздеваюсь, ложусь в постель, а из-за занавески Дашка выходит, на меня набрасывается. В волосья вцепилась, по башке бьет, да еще и царапается! С Дашкой-то бы управилась, но к ней на подмогу ее мамаша прибежала. Кляча старая, но жилистая. Вдвоем-то и одолели. Дашка-то меня еще и по полу возила — вся спина в синяках. И заноза в том месте, о котором сказать стыдно. Потом за дверь вытащили, во двор выкинули. Ладно, что одежу вслед бросили, иначе бы в одной рубахе домой идти. И блузку шелковую изрезали, а шелк покупной, шесть рублей аршин! Восемь аршинов ушло! Я на этот шелк год копила, по копеечке откладывала.
Мне со стороны не видно, но, наверняка в этот момент захлопал глазами.
— Подождите, совсем ничего не понимаю, — выразил я недоумение. — Вы пришли в свой дом, разделись, легли спать, а они напали? Еще и выкинули?
— Дом-то не мой, у меняв доме мамка живет. Она, хоть и старенькая, но за меня бы вступилась. Вдвоем-то бы отбились. Я бы их сама за волосья драла! Но я не шлюха какая, чтобы мужиков к себе приводить.
— А чей это дом? — уточнил я, хотя уже и сам догадался. Старательно спрятав улыбку, спросил: — А дом-то не Дарьи Чистовой?
— Дом-то не Дарьи, а мужа ее — Филофея Чистова. Телеграфист он. Небось, даже и знаете?
Я покивал. Череповец у нас город маленький. Мне иной раз и телеграммы приходится отправлять со станции, телеграфистов знаю, если не поименно, то в лицо. А парня из-за имени и запомнил. Скромный, впечатления ловеласа не производит. Фрол Егорушкин угомонился, теперь у нас еще один Дон Гуан появился?
— А где Филофей в это время был?
— А Филофей, как Дашка накинулась, сразу же под кровать залез, там и сидел.
М-да… С одной стороны — бросил любовницу на произвол судьбы, а с другой — абсолютно правильно сделал. Что бы с ним сотворили две разъяренные женщины, даже представить не могу. Наверняка парню потом тоже досталось, но не так, как это могло быть вначале. Все-таки, жена с тещей уже сорвали свой гнев на швее.
Мне и швею не жалко, да и Филофея тоже. Осуждать человека за измену тоже не стану, сам хорош. Но коли завел любовницу — так хоть в свой дом ее не води!
Я уже давно понял, что дело это не мое, а мирового судьи, но решил дослушать. Авось, пригодится для чего-нибудь. В повесть вставлю. Времени почти час убил — не пропадать же добру?